Запыхавшись, Нидхёгг влетела в форт и оперлась спиной о стену. Ей казалось, сейчас она сползет по гладкой поверхности, потому что дрожащие ноги не удержат ее, но это было исключительно от быстрого бега да от тролля. Странно, но она не боялась Алдуина. Или считала, что не боялась.

– Что случилось, Довакин? – сдержанно поинтересовался Арнгейр. Нидхёгг привычным жестом убрала со лба волосы и взглянула на Седобородого. В легких и в горле жгло, но это было ничто по сравнению с ее первым Криком:

– Мне нужно к Партурнаксу. Вопрос жизни и смерти.

– Так поспеши.

Не уловив в ответе мужчины тонкой иронии, Довакин кивнула ему и бросила дорожный мешок на скамью – он едва не соскользнул на пол, когда содержимое в нем перекатилось; горловина расширилась, и по полу покатилось зеленое яблоко. Но Нидхёгг этого уже не видела. Она выскочила за дверь форта с противоположной от входа стороны, взметнув рыхлый снег, лежащий на ступенях.

Арнгейр покачал головой, дивясь и огорчаясь такой горячности юной Драконорожденной; он подобрал с пола яблоко и положил его рядом с мешком.

– Ее бы обучить по всем обычаям… Жаль, что на это нет времени.

Тем временем Нидхёгг уже бежала по склону легкой трусцой, время от времени разгоняя обжигающий туман криком и потирая оголенную кожу рук, которой доставалось сильнее всего. Она беспокойно озиралась: не появится ли снова черный дракон в небе?

Стоп. Довакин резко остановилась, снова взлохматив свежий сугроб. А как Алдуин узнал, где она? Следил? Но как вообще она могла не заметить такое… огромное существо?

Фыркнув, как сердитый кролик, Нидхёгг снова ускорилась. До Глотки Мира оставалось всего ничего. Там ей не страшен ни один большой и злобный дракон – на этой горе у нее есть свой защитник.

Партурнакс был там, конечно, ведь он никогда не покидал вершину этой горы. Дракон сидел на Стене Слов, щурясь на солнце, и что-то бормотал.

– Дрэм Йол Лок, Партурнакс, – отдышавшись, поздоровалась девушка, подходя ближе. Партурнакс отвел взгляд от солнца; его глаза сощурились как-то по-особенному одобрительно.

– Дрэм Йол Лок, Довакин. Что так стремительно гнало тебя ко мне?

– Твой брат, Алдуин… – она закашлялась, не договорив. Партурнакс же терпеливо ждал продолжения, – Со мной произошло нечто странное, и мне нужна твоя помощь.

– Алдуин напал на тебя?

– Хуже, – она нервно засмеялась, отбрасывая светлые локоны со лба, – Он признался мне в любви вчера ночью.

– Что он сделал? – дракон даже спрыгнул в снег с камня и, опершись крыльями о землю, пытливо всмотрелся в ее глаза.

– Сама не поверила. Думала, со мной разум мой шутит шутки. Но утром я нашла его чешуйку на полу. Черная, как вода ночью, точно его. И еще по дороге сюда… От тролля меня спас.

– А ты убежала, так?

– Да… Скажи, что это может быть? Какая-то ловушка? Уловка?

– Уловка? Не в его характере, – решительно мотнул головой дракон. – Он привык решать все силой и властью. Я бы не удивился, если бы он тебя украл. Это больше в его стиле.

– Украл?! – снова затравленно оглядевшись по сторонам, Нидхёгг придвинулась ближе к Партурнаксу. Образ, представившийся ей, был не из приятных.

– Если он говорит правду, – мягко пояснил дракон, чем не сильно утешил девушку. – Мне не верится, что Алдуин готов обменять свою мечту о мире под властью драконов на одну йор. Пусть и на Довакина. Твое тело – тело мун, ты просто смертная, хоть душа твоя и равна нашим душам.

– Но он говорил что-то про Хелген… Тогда я и не думала, что окажусь Довакином.

Партурнакс отвернулся от девушки и долго смотрел на солнце. Наконец он вновь заговорил, и по этому голосу невозможно было понять его чувства:

– Есть один способ решить все это, Довакин. Я призову его, и вы поговорите здесь.

Нидхёгг вздохнула.

– Хорошо. Зови.

Крик Партурнакса сотряс небеса, призывая древнего дракона на Глотку Мира. Его ту’ум едва ли был сильнее ту’ума Довакина, но ее слабые связки требовали изрядной передышки после каждого Крика. Дова было гораздо проще говорить на собственном языке.

Они ждали долго, очень долго. Однако Алдуин так и не явился на зов. Просто не хотел об этом говорить?

– Кросис, Довакин, – склонил голову Партурнакс. – Но если я что-то узнаю, то попрошу Седобородых отправить к тебе гонца.

– Спасибо, Партурнакс. – Нидхёгг тронула его за чешую у носа и тут же отдернула руку, точно опасаясь, что ее благодарность будет воспринята неправильно. Но дракон смотрел на нее так, как и прежде. В его блестящих глазах плескался ровный огонь солнца.

Но спустя несколько минут после того, как Довакин скрылась из виду, Алдуин все же прибыл на Глотку Мира. Он сел напротив Партурнакса и сложил крылья, как бы выражая этим жестом намерение поговорить, а не сражаться.

– Нет, брат, я не опоздал, – ответил Алдуин на его укоризненный взгляд. – Я хотел бы обсудить это только с тобой.

– И ты хотел бы моего совета? – прищурился Партурнакс. Его брат все же не утратил разум и оставался таким же расчетливым. Наверняка Алдуин предполагал, что Довакин бросится за советом к дракону, тем более – к близкому родичу Алдуина. А сам черный дракон был слишком горд, чтобы первым идти к предателю за советом.

Оценив это, Партурнакс одобрительно хмыкнул:

– То есть ты не отрицаешь то, что сказал ей.

– Не отрицаю. Может быть, ты сам слышал о подобном? Случалось ли… такое, пока меня не было?

– Случалось, – спокойно ответил Партурнакс, намеренно не обращая внимания на то, как вспыхнули глаза его брата, – Два или три раза. Они приходили ко мне за советом, и мне было жаль, что я мало чем мог им помочь.

– Назови имена, – потребовал Алдуин.

– Если они нашли то, что искали, то стали смертными и давно уже покоятся в земле. Не тревожь их память. Это все, что я могу тебе посоветовать.

– Партурнакс!

– Ты не можешь приказывать мне, брат. Ступай своей дорогой и делай, как сочтешь нужным. Я же предпочитаю заботиться о душевном покое Драконорожденной, по крайней мере, до исполнения ее предназначения. Возможно, мы немного отклонились от исполнения пророчества, но оно еще обязательно напомнит о себе, так или иначе.

Сказав так, Партурнакс спокойно встретил его яростный взгляд. Раздраженно рыкнув, Алдуин резко развернулся и полетел прочь. Партурнакс был упрям и решителен, и его действительно было никак не принудить говорить. Впрочем, неужели древнейший из драконов, сын Акатоша, не справится сам?

Кое с чем все же ему не было дано справиться одному – потому он и требовал имена тех драконов. Ведь когда Алдуин задумывался над тем, почему вдруг какая-то смертная стала так много значить для него, он неизменно терялся. Да и когда это произошло, наверное, было известно одному Акатошу.

Но одно дракон мог сказать точно: эта странная история началась именно тогда, когда он из праздного, внезапно пробудившегося любопытства, что же будет дальше и насколько изменились смертные в его отсутствие, помешал казни этой девушки. Правда, иного способа, кроме как устроить апокалипсис местного масштаба, он не знал и, потеряв девчонку в странных лохмотьях из виду, даже немного расстроился: а вдруг ее камнем убило, и наблюдения не получится?

Правда, чуть позже он вновь увидел ее на пути в Вайтран. Несмотря на то, что ночь была ясной, девушка так и не заметила его, молча нарезавшего круги в полусотне метров над ее головой. В потрепанной кожаной броне, с растрепанными волосами, голубыми в лунном свете, она внезапно так уверенно сжимала в руке меч, что Алдуин невольно задался вопросом: случайно ли он пожелал устроить свое шоу именно там и тогда? Может быть, ему помогли решить это?

Алдуин мотнул тяжелой чешуйчатой головой, стряхивая воспоминания вместе с сомнениями. Предстояло вновь ненавязчиво опросить своих крылатых подданных, но на этот раз – с конкретной целью поисков. Все же Партурнакс сослужил ему в разговоре добрую службу, дав несколько зацепок.

Но прежде ему нужно еще кое-что сделать.