— Господин Наместник! — запыхавшийся Бран почти вбежал в мой кабинет. — На площади все готово.
— Орлесианки прибыли? — осведомился я.
— Еще сегодня утром, с посланием от самой Верховной Жрицы, — сенешаль протянул мне свиток, скрепленный печатью главы Андрастианской церкви Тедаса.
И почему я не впадаю по этому поводу в буйный религиозный экстаз и не жажду тут же почтительно пасть на колени, лобызая сей пергамент? Может, потому, что с некоторых пор моя вера несколько пошатнулась? Я разворачиваю послание, пробегаюсь по ровным строкам глазами и облегченно вздыхаю. Крестовый поход на Киркволл в ближайшее время не предвидится, если, конечно, Наместник выполнит данное Джустинии обязательство, под неусыпным контролем Преподобных матерей и принца Себастиана, Её личного посланника.
Выполнит. А куда же он, то есть я, денется? Я не имею права втягивать свою новую родину в войну с Орлеем. Какой же я тогда Защитник? Террорист, уничтоживший Церковь и отнявший жизнь Её преподобия Эльтины, должен умереть. Принародно, пафосно, показательно. Чтобы никто более не осмелился бросить вызов существующему порядку, чтобы каждый маг в Тедасе крепко-накрепко усвоил этот урок! Чтобы всё шло по-прежнему, во славу Создателя и невесты Его Андрасте!
Площадь около Церковных руин была оцеплена храмовниками, Каллен лично отобрал лучших из лучших. Карвер сияет, как начищенная монета — на сей раз всё получится именно так, как мечталось моему братцу. Отступник будет казнен, а его пепел торжественно развеян над Недремлющим морем. Это ли не торжество божественной справедливости и власти?
Да, братишка, знак свыше и никак иначе. Я сам разожгу этот треклятый костер, чтобы никто более не сомневался, на чьей я стороне.
Я бросаю свиток на стол и направляюсь к двери. Не стоит заставлять почтенных горожан и гостей Киркволла долго ждать. Ты безмолвно следуешь за мной, старательно скрывая своё торжество. Твоё красивое лицо бесстрастно, но глаза мерцают радостными искрами. Интересно, как давно ты мечтал об этой минуте? Неужели ты действительно настолько сильно этого желаешь, Лито?
Впрочем, вскоре всё закончится. Для всех нас, оказавшихся невольными заложниками одного-единственного мага, одержимого Местью.
Размер толпы, запрудившей площадь и окрестные улицы, поражает. Надо же, сколько желающих своими глазами увидеть, как сгорит отступник, бывший, по слухам, товарищем наместника. Интересно, сколько из них не отказались бы и меня самого отправить в Тень на огненной колеснице?
Этого я не узнаю. Да и хочу ли знать? В этой игре я просто пешка, которой предстоит сыграть свою роль. Сделать шаг вперед и только один — иного ей не дано. А если она королевская? В моем случае это не меняет ничего.
Я поднимаюсь на помост, специально возведенный для моей сиятельной персоны и почетных гостей. Благовоспитанно кланяюсь орлесианкам и подчеркнуто не замечаю стоящего рядом с ними Себастьяна, я желаю только одного — побыстрее со всем этим покончить. Я ловлю взгляд Каллена и подаю рыцарю-командору условный сигнал, а тот в свою очередь отдает приказ Карверу. Брат не мог отказать себе в этом удовольствии, и лично конвоирует приговоренного к сожжению отступника. Андерса. Моего учителя, побратима и соперника.
На фоне траурно-черной мантии его волосы кажутся еще светлее, лицо — абсолютно спокойно. Он уже давно отрешился от этого мира. Еще тогда, когда я заставил его помочь мне свести потери к минимуму, исцелять друзей и врагов. Он решил умереть еще в тот самый момент. И сейчас это случится. А мне не остается ничего другого, как просто наблюдать, как он поднимается на эшафот, как палач, со скрытым капюшоном лицом, привязывает Андерса к столбу, со всех сторон обложенному сухими дровами и сеном.
Чтобы всё это вспыхнуло, достаточно одной искры. Вот самая старшая из орлесианок величаво приближается к Андерсу. В своей несказанной милости всеблагий Создатель готов даровать отступнику прощение, дабы душа его обрела покой. Если, конечно, маг-террорист публично раскается в содеянном. Старуха замолкает и выжидательно вперивает колючие глазки в Андерса. Тот отрицательно качает головой, не разжимая губ. Чего и следовало ожидать. Он совершенно уверен в своей правоте и если о чем-то и сожалеет — так это о том, что у него не вышло задуманное.
Орлесианка недовольно поджимает сморщенные губы и поспешно удаляется, словно боясь оскверниться простым пребыванием рядом с этой нечистой тварью — мятежным магом. Палач поднимает руку, давая мне знак, и тогда я произношу громко и четко:
— Этот маг-отступник приговорен к смерти велением Ёе Святейшества Джустинии V и сейчас Её воля будет исполнена, — каждое слово застревает у меня в горле, и как же мне хочется развернуться и плеснуть огненной волной на этих орлесианских делегатов во главе с самодовольно улыбающимся Себастьяном! И услышать их крики, увидеть, как они будут метаться по площади, словно гигантские бабочки, в тщетной надежде погасить магическое пламя!
«Не вздумай погибнуть, Хоук, — всплывают в пурпурной дымке гнева твои слова, — я не смогу без тебя».
Я слышу их, полные тепла и мольбы, в своей голове, они, словно ледяная вода гасят огонь, разгорающийся внутри. Я не имею права погибнуть. Я должен думать не только о себе, потому что я больше не одинок. У меня есть ты, и ради тебя я возьму себя в руки. Потому что если я дам волю ярости, храмовники не позволят нам покинуть Киркволл живыми, а это значит, что на моей совести будет и твоя жизнь. А поэтому я просто делаю глубокий вдох, а потом ловлю взгляд палача и махаю рукой, давая знак начать.
Он кивает, и пылающий факел касается сухой соломы. Она вспыхивает моментально, словно только и ждала этого прикосновения, как ждет женщина своего любовника, прислушиваясь к гулким мужским шагам. Но вряд ли их страсть будет такой же жаркой, как та, что бушует сейчас на площади.
Казалось, толпа ахнула одновременно. Этот восторженно-испуганный вскрик вырвался у нескольких тысяч горожан в один и тот же миг. Нестерпимый жар заставляет особо любопытных зевак попятится, невесть откуда взявшийся черный дым заволакивает само место казни, многие начинают надрывно кашлять. Орлесианки бледнеют и демонстративно закрывают носы платочками — порыв ветра донес смрад горелого мяса и сюда. Кто-то истерично вскрикивает, кого-то громко рвет, несколько аристократок изящно падают в обморок. Хлеба и зрелищ!
Но вот пламя ослабело и, спустя еще немного времени, опало совершенно, а на месте Андерса дымился черный, обугленный, совершенно неузнаваемый труп. Демоны побери! И почему я думал, что он сгорит полностью? Одна из орлесианок, продолжая закрывать себе нос, требовательно произносит:
— Наместник, доведите дело до конца! Его пепел должен быть развеян над морем, так велела Её Святейшество!
У меня вертится на языке весьма грубый и резкий ответ, с указаниями, куда им всем следует отправиться прямо сейчас, но... «Не вздумай погибнуть, Хоук!» Не бойся, Лито, не вздумаю. Я сжимаю пальцы в кулак, чувствуя, как ногти врезаются в ладонь, и молча киваю. Будет вам пепел, ваши преподобия!
Я медленно подхожу к трупу, с каждым шагом все сильнее ощущая отвратительный сладковато-приторный запах горелой человеческой плоти. К горлу подступает тошнота, а смотреть на то, что осталось от преступника, и не испытывать при этом мучительных рвотных позывов, практически невозможно.
Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на заклинании. Его я освоил не так давно, все та же стихия огня, но многократно усиленная, этот огненный столб устремится к небу и будет рваться в облака до тех пор, пока от мертвеца не останется только пепел. Тот самый пепел.
Сытое гоготание пламени звучит так громко, а пахнУвший в лицо жар заставляет меня поспешно попятиться. Не хватало еще составить компанию казненному! Я возвращаюсь назад к помосту, но подниматься на него не собираюсь. Закрываю глаза и прислоняюсь спиной к нагретому солнцем дереву. Краем уха я улавливаю недовольное бурчание орлесианок. Им хотелось бы побыстрее с этим закончить? Надо же, какое неожиданное желание! Я не Создатель, я всего лишь маг и не могу одним взмахом ресниц превратить человека в горстку пепла. Увы, ваши Святейшества! Придется вам потерпеть!
Как же вовремя я нашел точку опоры — голова начинает кружиться, а отвратительный запах становится сильнее, пропитывая уже не только одежду, но и всего меня. И так своевременно ложится на плечо твоя рука. Не открывая глаз, я нахожу твои пальцы и стискиваю их. Так мы стоим достаточно долго, до тех пор, пока рев пламени не стихает.
Всё. Представление окончено. Невысокий, коренастый палач осторожно собирает прах в черную урну и с поклоном подает мне. Испытывая острое отвращение к себе самому, я в сопровождении орлесианок и Себастьяна, направляюсь на пристань. И там, в гробовой тишине, которую осмеливаются нарушать только вечно голодные чайки, я высыпаю содержимое урны в воду. Задуманный мной эффектный жест удался на славу — ветер подхватывает пепел и швыряет его в недремлющие волны.
Здесь на пристани я прощаюсь с орлесианками и Личным посланником Её Святейшества, молча сунувшим мне в руку какой-то свиток. На сморщенных старушечьих физиономиях и на лице Себастьяна я читаю совершенно одинаковое, ничем не прикрытое удовлетворение. Они снова победили, они заставили Киркволл поступить по своей воле! И эту радостную весть необходимо срочно сообщить Джустинии.
Впрочем, одна из орлесианок остается. Чем-то похожая на Эльтину, круглолицая и дородная. Новая Владычица Кирколльской Церкви, Её преподобие Амалия. Она единственная, в чьих слегка поблекших синих глазах я читаю сочувствие ко мне и некую долю жалости к сожженному магу. Возможно, нам удастся найти с ней общий язык. Но это всё потом. Сейчас я хочу побыть один, а потому я раскланиваюсь и направляюсь домой, а ты молча следуешь за мной. Радуясь. Торжествуя. Не зная.
***
— Как ты посмел со мной так поступить? Это слишком даже для тебя, Дориан! Кто дал тебе право вмешиваться в мою жизнь? — негодующий голос Андерса обрушивается на нас сразу же, как только мы с тобой переступаем порог моего поместья. Мои губы невольно расползаются в широкой, совершенно идиотской улыбке. Слава Создателю, ожил!
Но порадоваться власть я не успеваю, ты хватаешь меня за руку железной хваткой, резко разворачиваешь к себе, а через мгновение припечатываешь к стене. Ярость бушует в зеленых глазах, все твои клейма вспыхнули, не контролируя свою силу, ты сжимаешь мои запястья и шипишь:
— Что это значит, Артур?
— А то и значит, друг мой сверкающий, что комедия удалась на славу, — Зевран усмехается, демонстрируя тебе капюшон палача. — Узнаешь? Интересно, он мне шёл? К сожалению, увидеть себя со стороны я не могу, — эльф театрально вздохнул.
— И ты? — если бы ты мог убивать взглядом, антиванец был бы уже мертвее мертвого. — Ты тоже знал? И во всем этом участвовал?
— Именно так! Видишь ли, Фенрис, мне довелось побывать во многих образах, исполнять многие роли, но вот палачом я никогда не был, — медовые глаза Аранная искрятся весельем. — Всегда интересно испробовать себя в ином амплуа, верно?
Ты медленно переводишь взгляд с Зеврана на меня, но я глаз не опускаю:
— Всё должно было быть правдоподобно, Лито, — говорю я, пытаясь безуспешно высвободить запястья. — О твоем отношении к Андерсу знали слишком многие, и твой торжествующий вид служил еще одним доказательством того, что я действительно собираюсь исполнить приказ Джустнинии.
— Ты мне солгал! — выдавливаешь ты почти по слогам. — Ты сказал правду ему, — кивок в сторону Араная, — вы всё это придумали вместе с магистром! Вы все знали. Кроме меня, — в твоих глазах сейчас столько обиды, что я на мгновение теряюсь, но тут снова вклинивается Зевран.
— Друг мой босоногий, у тебя же все чувства всегда на физиономии написаны! И светятся поярче этой лириумной красоты. Разве смог бы ты изображать радость, зная, что на самом деле казнь — это трюк?
Ты молчишь несколько мгновений, а потом отрицательно качаешь головой:
— Но это не оправдание! — продолжаешь негодовать ты. — Вы все мне солгали! Сначала в этом, а дальше?
— А дальше мы все: Дориан, я и Андерс исчезнем из вашей жизни, уяснил, ревнивец? — Зевран пристально смотрит в твои глаза. — И я бы на твоем месте не о своей оскорбленной гордости подумал, а об Артуре. Ему-то тяжелее всех пришлось.
— Но кого же тогда сожгли? — спрашиваешь ты.
— А я почем знаю? — пожал плечами Араннай. — Труп какого-то бандита, мало ли что ли этого добра? Какая разница?
— Прости меня, — я пытаюсь поймать твой взгляд. — Я не мог иначе, понимаешь?
— Ты должен был мне сказать, Артур! — ты наконец-то разжимаешь пальцы. — Неужели ты думал, что я помешал бы тебе?
— Да ты просто-напросто выдал бы его своей мрачной физиономией. Всех нас выдал! — попытался урезонить тебя Зевран.
— Не лезь в чужой разговор! — рыкнул ты, в мгновение ока, оказавшись рядом с антиванцем. Но попытка схватить его за горло провалилась. Неуловимое движение, и один из неизвестно откуда взявшихся стилетов Ворона уперся в твой живот:
— Остынь, тевинтерец! — холодно процедил Араннай. — У меня тоже есть зубы, ясно? Сядь и подумай головой, а не... Чем ты там сейчас думаешь? Всё было слишком серьезно, чтобы рисковать и делать ставку на твои актерские способности, которые, к слову, просто отвратительны. — Провал стоил бы слишком дорого. И даже ты должен это понимать!
— Поверь, Лито, скрывать это от тебя было для меня самой сложной частью плана, — я кладу руку на твое плечо. — Но иначе было нельзя.
Где-то сверху продолжают звучать крики Андерса, прерываемые спокойным и властным голосом Дориана, но я не разбираю слов. Я слышу только твое тяжелое дыхание, чувствую бурлящую в тебе ярость, но... Обуздать ее ты должен сам.
— Если ты хочешь — дай мне в морду, — криво усмехаюсь я. — Я не буду пользоваться магией.
Ты поворачиваешься ко мне, отступаешь от Зеврана, молчишь еще несколько мгновений, а потом отрицательно качаешь головой:
— Но тогда я тебя просто убью, Артур. В лучшем случае — покалечу. Андерс не стоит такой жертвы, но я тебе это припомню! — ты делаешь шаг назад, разворачиваешься и, громко хлопнув дверью, покидаешь поместье.
— Идиот, — со вздохом роняет Араннай. — Никуда он не денется, Артур, — эльф на мгновение касается моего плеча. — Перебесится и вернется.
— Надеюсь... И все-таки... Не очень-то красиво я с ним поступил, — я чувствую себя препаскудно.
— Помиритесь! Могу даже способ подсказать, — подмигивает мне антиванец.
— Зев, ты хоть иногда бываешь серьезным? — невольно улыбаюсь и я.
— Бываю. Но только когда пьян в дрова. А это случается крайне редко. Алкоголь притупляет реакцию, а для убийцы это недопустимо. Артур, поверь, улыбка помогает пережить горе, а смех облегчает боль. Проверено. Если бы я ко всему относился так же серьезно, как твой любимец, давно бы уже с тоски помер! — Зевран собирается еще что-то сказать, но тут раздаются шаги, я поворачиваюсь и вижу спускающегося по лестнице Дориана. Щеки героя Ферелдена пылают, темные глаза мечут молнии, а на губах играет злая улыбка.
— Всё, успокоил, — сообщает он. — Спасибо тебе, Артур, — он крепко пожимает мою руку, замечает твоё отсутствие и добавляет. — Обиделся? — я молча киваю, и он продолжает — Иначе было нельзя. Вы обязательно помиритесь, я в этом уверен. Мне тоже пришлось нелегко, — он кивает наверх. — Андерс упрям, как сотня ослов, так что убедить его повременить с самоубийством было непросто. Но, в любом случае, для вас все закончилось. Для меня только начинается. Сейчас мы отправимся через потайной ход, о котором ты говорил, в Клоаку, затем — на пристань, через две недели мы в Ферелдене, а дальше... Сам пока не решил, будет видно, да, Зев?
— А что — Зев? — пожал плечами антиванец. — Мне в другую сторону, Дориан. Дела снова призывают меня в Антиву. Все эти спектакли и так отняли у меня массу времени. К тому же... сейчас тебе явно будет не до меня.
— Но... — начал было тот.
— Никаких «но», — отрезал Араннай. — Ты знаешь, где меня искать, Дориан. Захочешь — приедешь. А пока... решай свои волшебные проблемы. Защитник, — эльф легко поклонился мне. — Передавай привет своему тевинтерцу. Он хотя и полный идиот, но очень уж красивый идиот!
Ни я, ни Дориан не успеваем сказать ни слова, а дверь за Араннаем уже захлопнулась. А через мгновение снова раздаются шаги. Услышав их, я поднял голову и сначала не узнал в этом жгучем брюнете с длинными усами и пышной бородой, одетом, как обычный горожанин, Андерса. В руках целитель нес вещи Дориана и вообще выглядел, как слуга, за которого Амелл и собирался его выдать.
Видеть Андерса без мантии и посоха было странно и настолько непривычно, что я невольно зажмурился и снова открыл глаза, но картина осталась прежней. В голове мелькнула глупая мысль, что эта растительность на лице ему абсолютно не идет. Вероятно, моя физиономия отразила эти мысли, потому что целитель коротко бросил:
— Ни слова, Хоук! Я знаю, что выгляжу по-дурацки!
— Не злись, — улыбнулся Амелл. — Я же не виноват, что ты не умеешь менять обличье. Вот и будешь пока что изображать моего слугу, раз не можешь превратиться в милого пёсика!
— Дориан! — зашипел Андерс, запуская в ферелденца молнию, которую тот легко отразил своим магическим щитом. Молния отрикошетила в многострадальную люстру, на которой постоянно раскачивался Сэндал, и это вызвало у меня почти истерический смешок.
— Извини, — пробормотал целитель, — я не хотел.
— Андерс, — старательно скрывая улыбку, начал Амелл, — тебя только что сожгли на площади. Если хоть одна живая душа увидит тебя после казни — всё пойдет прахом. Так что придется тебе пока побыть моим слугой. Впрочем, саквояж не такой уж тяжелый, да и до пристани недалеко, — уже жестче добавил Амелл.
— Уговорил, — со вздохом кивнул Андерс, а потом обвел взглядом комнату. Отметил ваше с Зевраном отсутствие, но ничего не сказал, просто шагнул ко мне, поймал мой взгляд и добавил. — Хоук... Спасибо. А ты не совсем безнадежен, оказывается. Тебя даже некоторые знакомства не испохабили, что удивительно. И все же... он на тебя плохо влияет.
— Ты опять?
— Снова. Ладно. Поступай, как знаешь. И еще... собственная казнь здорово учит любить жизнь, Артур. Лучше поверь мне на слово. Дориан все же сумел убедить меня, что смерть — это не выход и не решение, а просто бегство. У него всегда это хорошо получалось... убеждать. На моей памяти, этот номер не прошел только с Матушкой. Я предпочту согласиться с его доводами. Думаю, тебе стоит знать, что я продолжу то, что начал, но уже не здесь. Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся. Прощай, — он развернулся и направился к потайному ходу.
Дориан дружески коснулся моего плеча и спешит следом за своим спасенным другом. А я снова остаюсь один в пустом поместье. В который раз за этот год?