На этот раз я проснулся сам, очень легко и даже раньше тебя. Я прекрасно помнил, что засыпал ты, тесно прижавшись ко мне, словно боясь, что я куда-то сбегу. Ты всегда так засыпаешь. Неужели ты до сих пор сомневаешься в нас? Или потребность в касаниях, в тепле, в близости любимого у тебя такая же болезненно-острая, как и у меня самого?
Ответа на этот вопрос я не знаю, но с того дня, как ты переселился ко мне, ты засыпаешь вот так: положив голову на моё плечо, щекоча непослушными волосами моё тело, согревая своим дыханием.

А сейчас ты лежишь, чуть откатившись от меня, совсем по-детски подложив ладонь под свою щеку. Беззащитно и пронзительно-красиво. Таким вот тебя не видит никто, кроме меня. Лито, безмятежно спящий рядом со мной, и Фенрис, облаченный в доспехи, неприступно-суровый и колючий — это два разных эльфа. И в то же время, это всё ты: Лито — для меня, Фенрис — для всех.
Вторая твоя рука лежит сейчас рядом с моей грудью, с которой соскользнула во сне. Я смотрю на тебя, в который раз радуясь своему везению. Ты здесь, со мной, ты весь мой душой и телом.

А вчера ты совершил настоящий подвиг, ведь сопротивляться магу крови практически невозможно. У меня самого это не получилось, я был абсолютно беспомощен, эта магесса могла сделать со мной всё, что угодно. Осознавать это очень неприятно.
Похоже, я не настолько силен на самом деле, если Лайра так легко сумела меня пленить. С тобой этот номер у нее не прошел, ты оказался сильнее и сумел спасти нас обоих. Исцеленная магией царапина на плече — ничтожно малая плата за собственную жизнь.

О свойствах твоих клейм я мало что знаю, только то, что мне рассказывал ты и то, что я наблюдал сам. Лириумный Призрак — явление достаточно редкое даже для Тевинтера, что уж говорить о Вольной марке. Слишком дорого и рискованно, потому как кандидат легко может не пережить обряда. Ты сумел выдержать всё, но та жуткая боль, начисто стершая твою память, до сих пор напоминает о себе.

К счастью, эти приступы бывают редко, но в эти дни ты абсолютно беспомощен. Твои клейма буквально горят, ты ничего не ешь и не поднимаешься с постели. А самое мерзкое во всем это то, что я ничем не могу тебе помочь. Вся моя магия тут бессильна.
Немного облегчает твои мучения только старинный долийский бальзам, рецепт которого мне когда-то давно дала Хранительница. Её самой уже нет в живых, но я всякий раз с благодарностью вспоминаю о долийке, когда вижу, насколько легче тебе становится, после применения бальзама.

В эти дни мы с тобой оба никуда не выходим. Ты просто не в состоянии двигаться, а я не могу оставить тебя одного. Быть рядом, держать твою руку в своих и безуспешно пытаться помочь — это всё, что я могу сделать. Но даже это странным образом нас сближает.

И всякий раз легкая улыбка на твоих губах и ласковое прикосновение к моей щеке дают мне понять, что приступ миновал. Тогда я ненадолго оставляю тебя. Мне нужно срочно привести себя в порядок, потому что щетина на щеках меня явно не красит и жутко раздражает. Кроме того, надо срочно приготовить для тебя ванну и накормить. Ты успеваешь зверски проголодаться за эти дни и не только по еде.

Сразу после купания и утоления голода, ты без слов притягиваешь меня к себе и платишь сторицей поцелуями и страстной лаской за мои бессонные ночи, проведенные у твоей постели. А ещё мне безумно нравится наблюдать, как  мягкое свечение твоих клейм становится всё ярче в такт учащающемуся дыханию. И следующая за этим ослепительная, пронзительно-синяя вспышка, знаменующая пик, делает острее и удовольствие, которое испытываю я сам.

Связывая свою судьбу с тобой, я прекрасно отдавал себе отчет, что на мне наш род прервется, но не собираюсь ничего менять. Для того чтобы дать жизнь ребенку, нужна женщина, но спать с ней исключительно ради этого попросту мерзко. По отношению к ней, к тебе, ко мне и к этому самому младенцу, который постоянно будет напоминать мне о лжи, сопутствовавшей его появлению на свет. Во всяком случае, сейчас я думаю именно так.

Что же касается Карвера — членство в Ордене не налагает на него обет безбрачия, так что по всей вероятности, это ему придется обеспечить наш род наследниками. И тут же мне в голову приходит следующая мысль — почему в жизни брата до сих пор не было ни одной мало-мальски серьезной привязанности? Случайных женщин много, но той, единственной, не было. Надо бы как-то поговорить с ним на эту тему.

Ха, проще сказать, чем сделать! С недавних пор Карвер со мной даже не здоровается. Он не может смириться с моим выбором и простить мне тебя. Для меня самого чаша весов давно склонилась в твою сторону. Наверное, я действительно дурак, как говорила Изабелла, но я не собираюсь ничего менять.


Тонкий солнечный луч бесцеремонно вторгся в нашу спальню и коснулся твоей щеки. Вот ты повернулся, и яркое пятно света легло на губы, заставляя тебя улыбнуться, а меня — вздрогнуть. Это мои губы, которые сейчас слегка приоткрылись, а рука скользнула по простыни, отыскивая меня. Наверное, спросонок ты перепутал теплое прикосновение солнца с моим? Забавно, а что, если...
Я осторожно касаюсь твоих губ, всего на мгновение и собираюсь отодвинуться, но не тут-то было — сомкнувшиеся на спине руки не позволяют этого сделать. Ты по-прежнему не открываешь глаз, но мягкое, голубоватое свечение клейм говорит о том, что ты не спишь, ты точно так же чувствуешь меня всем телом и не желаешь пока что покидать постели.

— Доброе утро, Лито, — шепчу я, любуясь тобой, и чувствуя, как твои руки быстро пробегаются вдоль моего позвоночника.

— Доброе, — взгляд, который я не спутаю ни с чем. Так смотрит желание, в плену которого ты сейчас находишься. — Ты снова оказался прав, Артур, — ты усмехаешься краешком губ.

— В чем на это раз?

— В том, что незачем заниматься самоистязанием из-за вчерашнего. Мы оба живы, а это — самое главное. Похоже, я снова должен тебе очередное «спасибо» и пять золотых в придачу, — твои пальцы осторожно коснулись моего бедра, — можно, я верну тебе долг?

— Нужно, — отвечаю я, с удовольствием отвечая на твой призыв.


Потом мы оба одеваемся и спускаемся на кухню. Орана встречает нас своей обычной, чуть виноватой улыбкой и удаляется, чтобы нам не мешать, и вскоре до нас доносится её тихий разговор с Хайроном. Когда девушка возвращается, чтобы подать нам кофе и убрать посуду, я замечаю тревогу, написанную на ее лице. Причина становится нам известна тут же. Эльфийка робко улыбается и произносит:

— Хозяин, Хайрон хочет с вами поговорить. Это очень важно. Я позову его?

Мы обмениваемся непонимающими взглядами. Что такого случилось в жизни Хайрона, что ему понадобилось срочно со мной побеседовать? Этот темноволосый юноша удивительно молчалив и серьезен, и я пока что ни разу не пожалел, что нанял его. Руки у эльфа золотые, он прекрасно справляется со своими обязанностями и при этом почти незаметен.

— Конечно зови, — говорю я, и Орана поспешно исчезает за дверью, а через пару мгновений Хайрон входит на кухню, почтительно кланяется нам обоим и протягивает мне листок. Мне хватает одного взгляда, что бы узнать очередной пасквиль, но задать какой-либо вопрос я не успеваю, потому что Хайрон говорит:

— Хозяин, я знаю, чья это работа.

— Вот как? — я даже не пытаюсь скрыть удивление, и слуга продолжает:

— Помните, я вчера отпрашивался у вас, чтобы навестить мать? Вы меня отпустили, но пока я закончил работу, уже стемнело, на улицах почти никого не было и потому я заметил его, когда он разбрасывал вот эти листки. Мне стало интересно, что там написано, я поднял один, а когда увидел, что это, незаметно последовал за ним. Он долго кружил по городу, а потом направился к Казематам.

— Куда? — невольно вырвалось у тебя.

— К Казематам. Туда, где живут храмовники. Там у ворот его уже ждали. Говорили они недолго, тот кто бросал бумаги, получил от храмовника деньги и ушел, а тот еще немного постоял и тоже ушел. Но... — Хайрон на мгновение замялся. — Я успел рассмотреть, кто этот храмовник. Это... ваш брат, хозяин.

— Карвер? Быть того не может! — срывается с моих губ. — В конце концов, была ночь, ты мог и ошибиться!

— Площадь очень хорошо освещена, — сообщил мне эльф. — Обознаться я не мог. Кроме того, раньше я часто видел его у нас, в эльфинаже.

— Что? Ты точно спятил! — иронично усмехаюсь я. — Что Карвер мог делать в эльфинаже?

— Он приходил к той ведьме... Мерриль, — почти шепотом продолжил Хайрон. — Наши говорили, что храмовник за ней ухаживает. Он долго ходил к ней, а потом вдруг перестал, скорее всего, она его прогнала. Так что я не мог перепутать его с кем-то. Просто тогда я еще не знал, что этот рыцарь — ваш брат, хозяин. Это Орана мне рассказала, когда мы с ней его на площади увидели.

— Вот так новость, — обронил я, а ты в свою очередь спросил:

— А того, что разбрасывал эти листовки ты знаешь?

— Да, он тоже из наших.

— Тогда отведи меня к нему, — ты поднимаешься из-за стола и поясняешь. — Я хочу сам задать ему пару вопросов, Артур. Надо же знать, с какой радости эльф ввязался в это дерьмо после всего, что ты для них сделал! — ты имеешь в виду ремонт хижин в эльфинаже, на который я сумел выделить деньги из казны, вызвав тем самым очередное недовольство собой среди знати.

Я молча киваю, и вы с Хайроном исчезаете за дверью. В ожидании вашего возвращения, я еще и еще раз прокручиваю в мозгу все услышанное, и мне становится понятна причина неприязни Карвера к эльфам. Но, Мерриль...

Она никогда не рассказывала мне, что мой брат за ней ухлестывал... Впрочем, я нечасто беседовал с долийкой. Ты терпеть ее не мог, считал чем-то сродни смертельно-опасному чудовищу и демонстрировал ей свою антипатию более, чем явственно.

А меня невероятно раздражало её упрямство и откровенное нежелание меня слушать. Я не отдал ей арулин’хольм, надеясь таким образом не позволить заключить сделку с демоном. В ответ долийка обозвала меня вором, шемом и другими малоприятными словами. В тот момент ты стоял рядом, и я видел, как твоя рука сама собой метнулась к рукояти меча. Если бы я тогда отдал тебе приказ убить Мерриль, ты исполнил бы его с превеликим удовольствием. Я все же сумел взять себя в руки, но неприязнь к долийке стала только сильнее. И когда она рыдала над трупом Маретари, я мстительно заявил, что это всё исключительно её вина. Ты одобрительно кивнул, а Варрик сделал вид, что ничего не слышал.

Я не стал утешать Мерриль. Она свой выбор сделала и заплатила за него чужой жизнью. Тогда я еще не знал, что пройдет совсем немного времени, и я сам совершу то же самое. Вот только ценой моего выбора станут десятки жизней.

Но сейчас не время для воспоминаний. Нужно решить, что же делать с Карвером. И тут у меня просто опускаются руки. Брат... братишка... последний выживший из нашей большой семьи... За что же ты так со мной? И что делать теперь? А что делать? Вызвать брата сюда и поговорить. По душам. Без посторонних глаз. Только я, он и ты.

Именно это я и делаю, дождавшись вашего с Хайроном возвращения, я прошу эльфа пойти в Казематы и позвать сюда моего брата. Слуга  поспешно исчезает за дверью, а ты подходишь ко мне и сообщаешь:

— Тот «сеятель» листовок во всем признался, Артур. Как только меня увидел, сразу... — ты криво усмехаешься. — Твой брат не оставил ему выбора. Этот юноша был родственником Хиона, помнишь такого? — я киваю, потому что этого мага крови не так-то просто забыть. Он убил свою жену ради призрачного эльфийского могущества. — Так вот, Карвер пригрозил, что и его отправит на казнь, как приспешника малефикара. Эльфы... они никогда не отличались особой храбростью.

— А ты?

— Я? — ты на мгновение замолкаешь. — Мне пришлось научиться этому, не без твоей помощи. Вот, — ты протягиваешь мне листок, и я узнаю почерк Карвера. — Наш писатель не успел это уничтожить. Так что теперь у тебя есть все доказательства. — Ты легко касаешься моего плеча и иронично добавляешь: — Нам с тобой удивительно «повезло» с родственниками...

— Да уж, — я читаю в твоих глазах сочувствие. — И твоя сестра, и мой брат просто образцы для подражания. Я не понимаю одного, Лито... Зачем он это делал?

— Скоро узнаем, — ты ободряюще сжимаешь моё плечо. — Я с тобой.

— Я знаю...

Ожидая моего брата, мы оба молчим. Я стою у окна, обхватив себя руками за плечи и пытаюсь собраться с силами для предстоящего разговора. Создатель, как бы мне хотелось, чтобы всего этого не было! Чтобы за этим дерьмом стоял кто угодно, только не Карвер. Горечь, обида, злость и боль перебрасывают мою душу друг другу, словно дети тряпичный мяч.

Мы часто играли в эту игру, когда были малышами. Скорость передачи мяча всё увеличивалась и нужно было быть очень внимательным, чтобы вовремя его поймать. Злость — это Андерс, обида — Мерриль, ненависть — Карвер, боль — ты, а мяч — это я.

Я знаю, что брат ответит на вызов и придет, но я понятия не имею, как начать разговор. Нервно барабаня пальцами по подоконнику, я чувствую, как внутри просыпается неприятное, тревожащее чувство... предчувствие беды. «Я уже заплатила, — прошелестел в ушах голос Мерриль, — твоя расплата еще впереди». Похоже, проклятый сон имеет все шансы оказаться пророческим.

Ты подходишь ко мне, кладешь свою ладонь поверх моих, отбивающих дробь пальцев, но не нарушаешь молчания. Сейчас любые слова покажутся пустой шелухой, смятым комком грязной бумаги. Куда больше значит тепло твоей руки, твоя близость и безмолвное сочувствие.


Мы так и простояли, касаясь друг друга плечами, ожидая и внимательно вслушиваясь в тишину. Шаги Карвера я узнаю из многих, равно, как и твои. Стук входной двери и гулкие удары моего сердца. На мгновение я невольно стискиваю твои пальцы и медленно оборачиваюсь. Как раз вовремя, чтобы встретиться с прищуренным взглядом Карвера. Он останавливается у двери, скрещивает руки на груди и произносит презрительно-равнодушным тоном:

— Надо же, на сей раз вы оба одеты! И даже не в постели...

— Почему? — резко бросаю я, перебивая поток ехидства.

— Что «почему»?

— Почему ты скрывал от меня свой талант, брат?

— Ты это о чем? — почти искренне спрашивает он.

— А вот об этом, — я швыряю ему под ноги листок с похабным пасквилем. — Весьма талантливо написано, должен отметить! И даже в некоторых местах похоже на правду.

Он наклоняется, поднимает лист и с преувеличенным вниманием его изучает, а потом поднимает глаза на меня.

— Только в некоторых? Жаль. Я не буду спрашивать, как ты докопался... Чего ты хочешь от меня теперь, Артур?

— Правды. Зачем ты это делал? — я невольно сжимаю руку в кулак и над ней начинают плясать маленькие молнии. В последнее время то-то нехорошее происходит с моим контролем над магией. Слишком легко я стал его терять. Вот и сейчас, мне приходится приложить усилие, чтобы не ударить по ухмыляющейся физиономии Карвера молнией и стереть вот эту усмешку. Спокойно, Артур. Это все же твой брат!

— А ты не понял? Значит, у тебя совсем плохо с мозгами, брат, — насмешливо бросает он. — Долгое общение с магами и эльфами на тебя плохо повлияло!

— Тогда будь любезен пояснить. Зачем?

— А как еще я могу сказать тебя, что ты сел не в свое кресло? — вопросом отвечает он. — Ты не годишься для этой должности, Артур! Ты хочешь жить, как угодно тебе, спать с кем желаешь и покрывать любезных тебе террористов. А наместник не имеет на все это права! Единственная, кто действительно заслуживал короны — Мередит. Но и её ты свёл с ума, притащив того проклятого идола!

Теперь я смотрю на него, как пресловутый баран на новые ворота. Ничего себе поворот!

— Ты посчитал себя вправе решать за меня и оставил меня дома, отправившись на Глубинные тропы, чтобы я не мог тебе помешать. Ты никогда не воспринимал меня всерьез. И даже когда я вступил в Орден, твоя тень и там отравляла мне жизнь!

— Что ты несешь? — вырвалось у меня.

— А ты думал, меня не повышали в звании из-за нерадивости? — скривившись, бросает он. — Мне четко было сказано, что брат отступника не может ни на то рассчитывать! Меня и приняли-то с кучей оговорок. Малейшее нарушение, и мне указали бы на дверь. В лучшем случае. Знаешь, Артур, как это унизительно, когда вчерашний новичок раздает тебе приказы? А ты послушно киваешь: «Да, лейтенант. Будет исполнено, лейтенант»

— И ты считаешь, что это — моя вина?

— А чья? Не я у нас в семье маг-отступник! Но тебе было мало лишить меня будущего, ты решил наплевать на все существующие приличия и каноны, и спутался с эльфом! Создатель милосердный, мне такое и в кошмарах не могло присниться, что мой старший брат станет наложницей тевинтерской остроухой подстилки!

— Карвер! — молния таки срывается и ударяет в балку над его головой.

— Ну, давай, убей меня! Потешь своего любимца! И чего ты психуешь, Артур? Правда глаза колет? Я не идиот, я знаю о том, какие развлечения предпочитают магистры и для чего им нужны рабы!

— Но какое тебе до всего этого дело? — цежу я сквозь зубы, бросив быстрый взгляд на тебя, прожигающего Карвера полными ненависти глазами. Но пока ты еще держишь себя в руках, только клейма засветились, говоря о том, как нелегко тебе дается это мнимое спокойствие.

— Как это «какое»? Всем этим ты опозорил не только себя, но и меня! Ты, который мог выбрать себе в жену любую девушку Киркволла, родить детей и продолжить род на радость матери, променял всё это на... — он невольно сплюнул. — И теперь я спрашиваю тебя — почему?

— Тебе известно, что такое любовь, брат? — я уже не надеюсь до него достучаться, но все же отвечаю. — Не похоть, на которую так щедры шлюхи, а любовь?

— Допустим, — нехотя соглашается он. — Но ты и здесь влез со своей растреклятой магией!

— Мерриль?

— Ты знаешь? — отшатывается Карвер.

— Как видишь, — усмехаюсь я.

— Да, она. Но и эта остроухая сучка меня отвергла, потому что ей был нужен ты! Она тобой бредила и разговаривала со мной только о тебе! — выкрикивает он.
— Кто я такой по сравнению с Защитником?

— И поэтому ты возненавидел эльфов? Потому что тебя отвергла Мерриль?

— Я обязан был доложить о ней рыцарю-капитану. Она маг крови и должна была быть казнена... Но я не смог этого сделать... Даже не смотря на то, что она мне отказала, — в его голосе я слышу горечь.

— Но всё это прошлое, Карвер, — останавливаю я его жестом. — Зачем ты сочинял это дерьмо сейчас?

— А что мне оставалось? Я просил тебя по-хорошему прекратить этот цирк. Но, нет! Ты решил, что тебе можно всё! Ты настроил против себя всю знать Киркволла. У леди Антуар длинный язык и широкие связи. Отказавшись от её предложения ты сам себя зарыл, брат!

— Это ещё почему?

— А потому, что сия особа сколачивает что-то вроде политического союза, цель которого — выставить тебя вон из города, вместе с любовником! — мстительно добавляет он. — И вот ещё что. Вчера мы получили новое предписание от Её святейшества. Ни один отступник не должен больше оставаться на свободе и тебя это тоже касается! Лучше тебе явиться в Круг добровольно, брат. Или исчезнуть. Выбор небогат. Киркволлу не нужен наместник-маг, тискающий по ночам эльфов мужского пола!

— Ты так и не ответил на мой вопрос. Карвер. Тебе-то какой толк от всего этого? Напомнить, кто сделал тебя рыцарем-капитаном? — я смотрю в его глаза, но брат не опускает взгляда.

— У меня хорошая память, Артур. Потому я и пришел сюда сам. Мы с тобой — последнее, что осталось от рода. И не смотря ни на что... я все же люблю тебя, брат. Но... ты запутался. Это не страшно, Артур, я тебе помогу, — следующее происходит мгновенно: он выхватывает меч и бросается к тебе. Я понимаю, что ты просто не успеешь защититься, потому что полоса смертоносного металла уже опускается, а твой меч лежит в кресле, в паре шагов, но так далеко... Дотянуться до него Карвер тебе не позволит.

Моё тело реагирует быстрее, чем мозг. Ярость придает дополнительную силу и скорость, я бросаюсь наперерез Карверу, одновременно выбрасывая вперед руку. «Кулак Создателя» ударяет его в грудь, отбрасывая к стене, по которой брат бессильно сползает, потеряв сознание от удара. На мгновение я застываю на месте, почти окаменев от того, что сделал. Только что я чуть не убил своего брата. Вот она — моя расплата. Но какого демона он всё это устроил?

Ты кладешь мне руку на плечо, я медленно поворачиваю к тебе голову, вижу полный ужаса и отчаяния взгляд, и отвечаю своим таким же. А потом я спешу к брату, я знаю, что по всей вероятности, сломал ему ребра и я же должен, как можно скорее, его исцелить.

Я опускаюсь рядом с братом на колени, окутываю его целительной аурой и тут ощущаю, что с ним что-то не так. Темное, холодное, враждебное присутствие. В нем есть кто-то еще. Демон? Не похоже. Тот не позволил бы шмякнуть себя об стену. Тогда что или кто?

Я провожу рукой над лежащим Карвером медленно прощупывая его и вдруг чувствую острый укол в ладонь, холод и боль. Источник — амулет брата. Я наклоняюсь ещё ниже, чтобы снять это с его шеи, но тут глаза Карвера распахиваются, но их взгляд нечеловечески тяжел. И голос, который я слышу, тоже принадлежит не моему брату:

— Сдохни, Защитник, — произносят его губы, и мне под ребра вонзается тонкое и почему-то ужасно холодное лезвие.

Рукоятка стилета, торчащая из тела, зрелище малоприятное, особенно, если это тело — твое собственное. Закричать у меня не получается, я успеваю только увидеть, как глаза Карвера снова проясняются, в них отражается ужас, слышу твой крик и проваливаюсь в Тень.