Мы в комнате Юнгса, отведенной ему во дворце правителя. Дерфи осторожно снимает с меня одежду и ставит на ноги в ванну, наполняя бочку водой. Теперь сверху льются каскады горячих струй, оставляя русла влаги на моей коже, израненной лаской Тау. Дрожь усиливается. Я буквально вцепляюсь в Юнгса, хватая его за шею, и прижимаюсь головой к груди.

Он нежно обнимает меня и, поглаживая тело руками, смывает остатки разорванной ночи. Он моет меня, отчищая от позора. Становится жарко, но я все равно насквозь замерзший.

— У тебя жар, — комментирует Юнгс, почти касаясь движущимися губами моей щеки.

Он распускает мои волосы, которые под тяжестью воды спадают безвольными нитями.

— Такое красивое тело и такому козлу в подарок, — монолог Юнгса продолжается, мне нечего ответить.

Барон продолжает обмывать мое тело прикосновениями своих заботливых рук. Когда он погружает свои пальцы между ягодиц, плечи невольно вздрагивают, и я напрягаюсь всем телом.

— Не бойся, — еще более мягко произносит Юнгс, — я не сделаю больно, просто хочу смыть с тебя его присутствие.

Я расслабляюсь, давая себя помыть. Мой слуга делает мое тело чище, но душу не отмыть.
Через какую-то минуту, водная экзекуция закончена. Заботливо положенный в теплую постель и укутанный одеялом, я все равно продолжаю дрожать и не хочу отпускать от себя своего барона.

— Юнгс, останься со мной... — прошу его.

— Конечно, останусь, — произносит барон Дерфи, блестя на меня своими зелеными глазами, полными не то смущения, не то тревожной нежности.

Он тоже раздевается и ложится рядом, совсем близко, прижимая меня к себе так, что наши животы касаются. Мне становится тепло. Юнгс в ответ улыбается, поглаживая мою щеку рукой.

— Глупый правитель Архатея, — вымученно шепчу я.

— Да, ты такой, но я всегда буду рядом, — он целует меня в лоб, и я закрываю глаза, уносясь в потоках преданной ласки.

Юнгс любит меня, как слуга господина, но все равно я благодарен и за такую любовь. Она мне нужна. Сейчас, когда я разбит и опозорен, я хватаюсь за осколки старого мира, делая вид, что ничего не произошло.

Почему судьба столь жестока к детям великих людей? За что я страдаю? Даже мои собственные цепи лишили меня надежды на счастье, хотя должные были подарить высоту победы. По моей щеке снова стекает слеза.

— Не плачь, Касандер, — шепчет Юнгс, — не надо, я рядом.

— Нет! — я вскакиваю, садясь на кровати.

— Касандер, — Дерфи тут же поднимается, и, заключая меня в объятия, скрепляет нас.

Мы так и зависаем среди шелка постели, в складках одеяла, обнажающего наши голые тела. Мои волосы раскиданы по кровати, и я снова горю ознобом, прижимаясь всем телом к гладкому торсу Юнгса. Он принимает меня, принимает мою слабость и разбитую душу.

— Я просто хотел, — восклицаю, — любить!..

— Понимаю.

— Я не знал, не думал, что так выйдет. Я не хотел этого, Юнгс, мне страшно.

— Все хорошо, — барон улыбается, — весь Архатей иногда грешит этим. А повелителю и подавно можно.

— Я не специально! Цепи, они заставили любить, — меня снова трясет, но теперь от осознания всего случившегося.

— Я тебя вымыл, отчистил от грязи эфийца, теперь ты вновь невинен.

— Юнгс, — сильнее сжимаю свои объятия, хватаясь обеими руками за плечи товарища.

— Это всего лишь эпизод. Снимай цепи и пусть валит восвояси, хватит тебе мучиться.

— Я не могу, — трясу головой, — не хочу расставаться с Тау! Никогда!

— Но ты страдаешь, — голос Юнгса дрожит.

— Да, и я не могу остановиться. Лучше так, с ним, чем без Тау, одному. Мне очень больно! — кричу я из последних сил. Голос срывается.

— В первый раз всегда больно любить.

— Это цепи. Цепи сделали меня недостойным. Но я же был нормальным.

— Тебе нравились девушки?

— Да.

— Кто?

— Ева.

— Ева, — Юнгс задумчиво хмыкает, — она твое проклятие.

— Да, точно. Он видит ее во мне.

— Он идиот. Ты намного лучше!

— Тау... Он все время ее зовет. А как же я? Почему я люблю его, когда должен ненавидеть?

— Потому что он твой первый любовник.

— Но я не хочу быть ненормальным!

— С тобой все в порядке. Будь Ева твоей первой, было бы точно так же. Силу любви не изменить.

— Я боюсь.

— Не бойся. Ты же колдун рода Милиотар, ты всех сильнее.

— Нет, я слабее... слабее себя и своих желаний.

— И каковы они?

— Сейчас хочу знать, что мне нравится, — твердо отвечаю. Я смотрю барону в глаза, и он чуть краснеет.

— Касандер, — растерянно шепчет маг.

— Юнгс, помоги мне. Прошу, помоги!

— Я всегда готов прийти на помощь моему любимому правителю, — барон снова привлекает меня к себе.

Я касаюсь руками его рельефного торса и решаюсь.

— Овладей мной, Юнгс, — почти приказываю я.

— Что?! — Дерфи ошарашенно и восторженно смотрит в мои глаза. — Ты уверен?

— Да, трахни меня прямо сейчас. Я хочу знать, понравится мне или нет!

— Кас...

— Ты не хочешь меня?

— Глупый, да я мечтал, чтобы твой первый раз достался мне, — Юнгс краснеет еще гуще.

— Будем считать, что я невинен.

Он кивает, отпуская меня из объятий. Я уже знаю, что делать. Становлюсь в позу собачьего подчинения.

— Неучи, — произносит Юнгс, рассматривая меня сзади, — да он же тебя всего разодрал.

Становится как-то мерзко. Закрываю рукой лицо и плюхаюсь обратно на постель, дабы лишить барона постыдного обзора моих интимных мест.

— Вы что не знаете, как? Взять и по живому, придурки! Хотя, откуда тебе было знать, — Дерфи замолкает, наблюдая за мной, — ладно, потерпи чутка. Я сейчас.

Он исчезает, что бы вернуться с золотой коробочкой.

— Что это? — спрашиваю.

— Жир из лепестков лаванды, — хмыкает Юнгс, — твоя бабка изобрела его вроде как для смазки дверных петель и лыж. Но не знаю, кто как, а весь Архатей использует варево немного для других целей. Ты не знал?

Отрицательно качаю головой. Юнгс снисходительно улыбается.

— Потрясающе. Сама невинность, — шепчет он.

Крышка легко поддается рукам барона, наполняя воздух терпким цветочным ароматом. Юнгс натирает сиреневатой субстанцией свой уже возбужденный член, заставляя меня поежиться от испуга и предчувствия надвигающейся действительности.

— Ты не передумал? — заботливо спрашивает барон, набирая в руку новую порцию густой эссенции.

Я отрицаю жестом руки.

— Тогда позволь, — он кивает на меня.

— Ясно.

Встаю в исходную позу. Странно, мне даже приятно ощущение касания холодной лавандовой массы. Юнгс осторожно наносит ее пальцами. Я нервно сжимаю руки вместе с простынями. Скоро начнется.

Барон обхватывает меня сзади, совсем как Тау, и входит в меня. Только на этот раз мой любовник ласков. Он легко попадает в меня, поражая упругостью и нежностью стыковки наших тел.

Я вскрикиваю, но не от боли. Ее нет. Мне нравится. Юнгс так заботлив, его руки проходят по моей спине, нажимая на нервные точки и заставляя вздрагивать от удовольствия. Он думает обо мне. Приятно. Толчки становятся ощутимее, я поднимаю голову и начинаю задыхаться от расползающейся по телу сладости мгновения. Мне хорошо.

Пот блестит на коже, как капли росы на молодом цветке. Юнгс наваливается на меня всем телом, и я, не выдерживая, падаю на кровать. Он все еще во мне, овладевает ласковым нажимом и покачиваниями бедер. Так даже приятнее. Юнгс лежит сверху и прижимается ко мне, обхватывая плечи. Его губы скользят по моей шее, заставляя ее вспыхнуть краской от небывалого удовольствия.

Рука Юнгса сползает вниз и торопливо ласкает мою промежность.
Мне приятно. Даже слишком, чтобы молчать, и я чуть слышно постанываю. Юнгс начинает дышать чаще и убыстряется, доставляя мне еще большее удовольствие.

— Юнгс, — шепчу я, — мне так хорошо. Боже! Продолжай, прошу...

Мой любовник молчит, но его движения становятся отточеннее и ритмичнее, заставляя меня в пылу наслаждения предпринимать попытки оторваться от кровати. Однако, я не могу и двинуться, лишь немного прогибаю поясницу и приподнимаю бедра, но вес тела Юнгса буквально раскатывает меня по простыне. Хотя мне нравится его проникающий плен.
Легкие страстно выталкивают из моей груди хриплые звуки сладострастия.

— Я больше не могу, Юнгс. Это восхитительно, — плетут мои губы, — еще! Как приятно... Еще же, да! Давай...

Он отвечает новой порцией качающихся волн. Я поворачиваю голову и встречаюсь с его губами. Первый поцелуй. Наши языки переплетаются пылкими змеями. Сладко. Юнгс так волнительно нежен.

Время бежит, сочась секундами и нашим влажным вожделением. Совсем близко, щека к щеке, мы разрываемся от стонов, подгоняя друг друга к наслаждению и ведя диалог телами. Рука Юнгса убыстряется, душная страсть меня накрывает с головой, я выплескиваю достигшее пика пламенное жжение брызгами разгоряченной спермы. Чувствую, как Юнгс тоже трепещет во мне.

— Только не в меня. Не надо! — прошу я.

— Но я хочу до конца превзойти Тау! — скорее умоляет Юнгс.

Тау...

— Нет, — шепчу я, и меня обдает ледяной волной. Мне больше не хочется Юнгса. Он спешит выйти из меня, оставляя на моей ноге расползающееся влагой пятно — свидетельство полученного удовольствия. Юнгс садится рядом и изучает мое лицо, устало прикрыв один глаз.

— Ты так прекрасен, — говорит он, — румянец удовлетворения на твоих щеках сводит с ума.

Я поднимаюсь на локтях.

— Спасибо, Юнгс, — я уже успокоился и пришел в свое обычное состояние, — мне понравилось. Теперь я знаю, что дело не в цепях. Не только.

— Не вздумай себя ругать за это!

— Конечно, нет. Но на месте отца я бы замуровал себя в айсберг.

— Хорошо, что Металл мертв.

Пожимаю плечами:

— Жаль только одного, что не рассмотрел тебя раньше.

— Еще не поздно, я ведь люблю тебя, — бьется за себя барон.

Я качаю цепью, видимой только мне, и отвечаю:

— Ничего не изменить. Но я помню об Архатее.

— И не забывай про жир цветов лаванды! — наигранно шутит Юнгс, хотя ему сейчас совершенно не весело.

— А моя бабка, оказывается, была знатная развратница, — усмехаюсь.

Барон Дерфи становится серьезным:

— Касандер, подумай насчет цепей. Может, ну их.

— Юнгс, не надо меня учить. Лучше помогай мне. Мне нравится, как ты это делаешь.

— Я всегда буду с тобой, Повелитель!

— Конечно, — хмыкаю я и встаю с кровати, накидывая балахон.

— Будь осторожен, ладно? Обещай? Ты ведь можешь пообещать? — Юнгс наоборот закрывается одеялом, испачканным нашей внезапной страстью.

— Вроде того, — отмахиваюсь.

Дела оказались хуже, чем я думал. Я подобно услужливому псу Юнгсу, готов выполнять любое желание наследника Эф и получать при этом чудовищное удовольствие. Такая низость.
Но я буду терпеть. Цепи обрекли меня на слепую любовь к этому человеку. И некуда деваться. А Юнгс. Я благодарен ему за урок, он подчеркнул низменные противоречия моей натуры.