Проснулся, и мое сознание как в бреду. Встаю с пола. Кровь высохла на сиреневом балахоне кружевными терниями. Все зажило. На мне нет следов ярости Тау, а я предпочел бы их наличие. Хоть какое-то напоминание о том, что мы были рядом, вместе, проникали друг в друга робостью иллюзий. Тау! Вспоминаю. Он оставил меня.

Ну, почему Юнгс погиб?! Он бы мне обязательно помог. А теперь без него я сам должен собраться, но не могу. Должен. ради себя, Архатея, Евы. Я не могу бросать сестру среди врагов, среди предателей. Она Милиотар, без меня, она не справится с очередью ублюдков, мечтающих истребить мой род. Ева...

Добираюсь до хрустального шара, встретившего меня блеском бездонных искажений.

— Ева, — тихо зову я, — мне нужен родной лик, твой милый образ, хочу чуточку согреться.

Наконец, в шаре вырисовывается лицо сестры. Она сидит за книгой рецептов, окруженная суетливыми, но добродушными помощницами. Ева, чувствуя мое незримое присутствие, отрывается от чтива и вглядывается в воздух. Я предстаю перед ней.

— Касандер, брат, — мимолетный испуг и тут же жесткий взгляд, — плохо выглядишь. Я ведь знала, что добром это не кончится.

Ева качает головой. Непонятно довольна она или расстроена. Может и то, и другое одновременно. Женщины так любят оказываться правыми.

— Ева, мне плохо, — говорю я, вспоминая, как в детстве приходил к ней со своей болью, и она утешала меня, гладя по голове.

— Брат, ты забыл, что ты правитель? — жесткость в ее голосе ранит.

— Нет, но это уже неважно.

— Ты в своем уме?

— Нет...

— Я вижу. Твоя страна в тебе нуждается, а ты расслабился и расклеился.

— Тау ушел, теперь он ненавидит меня! — я закрываю лицо руками.

— Кто тебе виноват? — болезненный укол.

— Я сам и Чивори, они убили Юнгса.

— Мне жаль Дерфи. Он был слишком предан.

— Ева... — мне больно и слова теряются на языке.

— Что Ева? — глаза сестры вспыхивают. — Ты создал страшное заклинание и хотел остаться безнаказанным? Ты сам довел себя до такого состояния. Сел на трон, а на деле... Хоть бы о стране подумал! Архатей разорен войной, все ресурсы уходят на содержание армий, люди устали биться.

— Я плохой правитель.

— Да, если неустанно проводишь время в любовных терзаниях. Может, достаточно уделять внимание своим прихотям?

— Ева, зачем ты меня добиваешь? Мне плохо, мне нужна помощь.

— Тебе нужно вспомнить, что ты носишь корону. Ты обязан взять себя в руки. Вместо распускания соплей, займись важным делом, начни управлять! Подпиши указы о строительстве плотин, о создании объединений лекарей, да много всего можно и нужно сделать!

— Я никчемный управленец, ты же знаешь. А ты такая умная, нам нужно было родиться наоборот. Ты стала бы хорошим правителем.

— Глупые отговорки! Ты просто не желаешь брать на себя рутинные дела. Ты же считаешь себя особенным, куда тебе до жизни серой массы. Так ведь, братик?

— Сестренка, — я вымученно улыбаюсь ее саркастичному обращению.

— Касандер, мне на самом деле тошно от тебя, — Ева хмурит брови, — ты сделал из себя посмешище. Ради чего? Памяти отца? Брат, ты таких дел натворил. История с Тау — просто пик цинизма. Ты повел себя, как...

— Шакаленок, — читаю ее мысль.

Ева краснеет.

— Прости, Касандер.

— Ничего, я не сержусь на тебя, — смотрю в потолок, чтобы снова не разрыдаться. — Ты не можешь мне простить Тау, слишком сильно он тебе понравился. Я знаю.

— Ты поступил нехорошо, — она все еще смущена.

— Извини, я сам понял. Цепи заставили меня заплатить за твои переживания. Но я не жалею, я. Никогда еще не был так счастлив, как с ним. Хотя все это время, пока мы... В общем, он думал и мечтал лишь о тебе.

Сложно признаться в поражении.

— Мне горько брат, — Ева вздыхает, — горько видеть во что ты превратился.

— Тебе меня жаль, — продолжаю ее мысль.

— Да, по-человечески. Но в то же время, я понимаю, что иного не дано. Так уж вышло, что ты совершил слишком много проступков и теперь обязан заплатить.

— Каких, Ева? Каких же? — кричу я.

— А самое ужасное, ты не видишь, что в твоей жизни было не так. Наверное, ты просто в отчаяньи, не понимая, за что так страдаешь.

— Да, так и есть. Ева, помоги мне.

— Как?

— Просто будь рядом.

Она вздрагивает и тут же поникает. Стена между нами уже давно выросла, и я в очередной раз разбиваюсь об нее.

— Я не могу, Касандер, я боюсь тебя.

— Ясно, а я люблю тебя. Всегда любил. Еще раз прости, что единственный раз в жизни сделал что-то для себя, а не пожертвовал в твою пользу. Да, наверное, мне нет за это прощения! Так ведь? Знаешь, Ева, пусть я был неправ, пусть самый законченный негодяй, самое большое зло на свете, каким ты меня представляешь и расписываешь ближайшему окружению, но я тоже, как и все в этом долбанном мире, имею право хоть раз испытать счастье! Или я не должен думать о себе? Пускай моя любовь была искусственной, сотканной злыми чарами, но я испытал величайшее счастье. Я открылся человеку и любил, падая в бездну и забывая о последствиях. Тебя я тоже любил, люблю. И несмотря ни на что, буду продолжать любить. В отличие от всех вас, я не боюсь этого чувства!

Нет больше сил доказывать что-либо. И нет в этом смысла. Ева совсем чужая для меня, точнее я для нее никто. Больно. Спешно прекращаю сеанс эфемерного контакта, не давая ей ответить. Водопад зеленых капель падает на подол моего балахона. Не могу больше сдерживать слез. Отчаяние. У меня теперь остался один Архатей.
Архатей!

Я подскакиваю от внезапного озарения. Теперь, когда Тау, питаемый заклинанием ненависти, вернется в Эфы, он вновь станет воевать против моей страны. Архатей в смертельной опасности! Тау — лучший из воинов, даже лучше моего отца, он не пощадит мое государство. Лишь из мести ко мне, он потопит Архатей в крови.
Что я наделал.

— Мама! — кричу я. — Мамочка! Ну, почему? Мама! Спаси меня. Несправедливо, мама.

Хрустальный шар откликается на мой призыв. Мистический амулет все понял превратно. Я звал мою мертвую маму, а хрусталь явил образ Лизы. Что ж такой поворот событий даже к лучшему. Она последний человек, которому я еще нужен.

— Мой малыш Касандер! — испуганно выкрикивает старушка, видя мое лицо. — Что с тобой? Почему ты плачешь?

Утираю слезы ладонями, но они вновь и вновь пачкают руки.

— Лиза, я так несчастен, всеми брошен. Почему? Лиза?

— Мой малыш, — она качается головой, такая механическая манера.

— Тау, Ева — они оставили меня. Судьба жестока ко мне. Но в чем я провинился?

— Мальчик мой, ты справишься, я верю, — она так добра. — Просто надо потерпеть.

— Всю! Всю свою короткую жизнь я только и делаю, что терплю! За что?

— Сила.

— Ты полагаешь, что я расплачиваюсь за свое могущество? — горько протягиваю я.

— Да.

— Но. Я слаб, Лиза, — развожу руки в стороны, демонстрируя дрожащие ладони. — Я даже не могу заставить меня любить или хотя бы вызывать интерес, по-настоящему, а не обманчивой гирляндой чар.

— Я люблю тебя всей душой.

— Да! Одна ты, — мне еще сильнее хочется выть, Лиза единственная, кто понимает меня. — Я потерял Юнгса, а он любил. Я предал его.

Начинаю всхлипывать.

— Ты слишком юн, — Лиза жалостливо сводит брови, — столько проблем свалилось на тебя, а ты не был готов. Металл не оставил тебе напутствий, не научил, не поддержал. Только и делал, что отстранял от власти, боясь за свой трон.

Вздрагиваю. Впервые Лиза говорит столь яростно.

— Малыш Касандер, все пройдет.

— Я так любил их. Почему они меня бросили?! — срываюсь на крик.

— Твоя любовь слишком сильна и чиста для людей. Твое сердце велико даже рядом со вселенной. Но никто не может увидеть его широты, страх и мораль застилают им глаза.

— Лиза. Я такой дурак.

Она ласково улыбается.

— Не печалься и не грусти. Ты лучший, просто знай это.

— Нет, я осел, — вымученно улыбаюсь, — я подставил Архатей. Тау уничтожит меня и мою любимую страну. Он отнимет Плантагенет, сокрушит армии, тем более теперь, когда знает каждую прореху в нашей обороне. Люди так долго сражались, чтобы я один все перечеркнул. Я проклятый.

— Ты просто слепой, Касандер.

— Почему? — я поднимаю плечи в непонимании. — Уже второй человек отказывает мне в зрении.

— Ты просто такой, — нежно и ласково говорит старушка. — Слишком честный, чтобы видеть чужую подлость и злую волю близких людей, скажем таких, как отец. Он так долго приучал тебя к убийствам с помощью магии, что теперь в них для тебя нет ничего плохого. Наоборот, без смертоносных заклятий ты не видишь смысла в колдовстве. Слишком скучно, да?

— Вроде того, — согласно пожимаю плечами, — без войны колдовство не нужно. Куда его применять? Ну не помидоры-гиганты же выращивать.

Лиза смеется.

— Вот видишь, ты не умеешь отличать зло от добра.

— И расплачиваюсь за это?

— Наверное.

— Несправедливо! — протестую я. — Я делал все во имя Архатея! Получается, предай я интересы родины во имя жизни врагов, я считался бы добрым?

— Не думай об этом. Идет война, и ты поступал правильно, — Лиза кивает.

— Боюсь, что я не справлюсь со всеми навалившимися проблемами. Давление огромно, оно разрывает меня. Моя связь с Тау. Мне противно, но я был счастлив. Я жертвовал всем! А он, — опускаю голову, — он теперь свободен. Мне же остается довольствоваться собственными цепями, связавшими мои сердце и волю. Я под их властью.

— Малыш Касандер, — подозрительно осторожно интересуется Лиза, — а ты уверен, что на тебя действительно действуют цепи?

— Конечно! — безапелляционно заявляю я, вскидывая голову и внимательно смотря на собеседницу. — Я же чувствую! Эти цепи. Они ужасны, их бремя невыносимо!

— Ответь, — моя молочная мама грустно качает головой, — ты смотрел на себя через «кристалл отражений», показывающий все заклятия в ауре человека?

Отрицательно машу рукой.

— Нет смысла, все и так ясно. Я обрек сам себя на боль. Видишь, из меня даже колдун никчемный!

— Можно я приеду? — неожиданно просит Лиза.

Радость на миг заполняет душу.

— Я хотел тебя позвать!

— Мне надо тебе кое-что сказать, заодно посмотрю на своего малыша через кристалл, — она пытается улыбаться.

Но я слишком ясно улавливаю ее грусть. Я знаю, что она мне готовит. Но я не буду думать об этом. Черный пепел уже оплел мое сердце, заставляя биться тише. Лиза не первая и не последняя.

— Я жду тебя, — выговариваю я.

Шар гаснет.
Свет тускнеет.
Я выключаюсь. Не хочу больше бодрствования, слишком тяжело.