Я ожил. Точнее проснулся на короткое мгновение. Отправил куда подальше галдящих во все голосовые связки дворян и закинул свой хрустальный шар в мрачную глубину пруда. Все время пока я был в бреду, я даже не обращал внимания на происходящее кругом: на споры, на войну, даже на то, во что меня одевали големы.

Хорошо, что я, наконец, заметил, какое убожество красуется на мне. Желтый балахон. Кошмар. Желтый цвет совсем не идет мне, он убивает краски на лице, делая золотистую кожу темной и неприглядной. Пришлось переодеться в любимый зеленый шелк. Хотелось чего-то...

На улице светило солнце, лучиками играя по земле в догонялки. Я решил впервые за долгое время выйти на улицу и попробовать подышать свежим воздухом. Получилось.

Я сел на лавку и машинально сплел венок из лилий. Я всегда так делал, когда мы с Тау были вместе. Как хорошо тогда было! Цветы легли вяло. Наверное, потому что я скучал. Но неважно. Я перестал сопротивляться себе и принял собственные чувства. Да, я люблю Тау, люблю больше всего на свете и готов пожертвовать собой ради него. Пускай все невзаимно, но это уже не имеет значения.

Я принял свою судьбу, судьбу проклятого и одинокого человека. Боль не изменит моей любви и законов мироздания. Быть может, Лиза оказалась права, и я действительно расплачиваюсь за свою силу. Но это не повод сходить с ума. Нет смысла лить слезы, как и нет смысла требовать справедливости. Все погребено в пустоте, мое имя — пустота, моя жизнь — пустота, и я сам пуст. Тау взял мое сердце, вырвал его и раскромсал на куски. Пускай, зато я получил опыт. Ведь я так хотел любви.

Я получил ее во всех ипостасях. Теперь только черные лилии в моих руках являются живым доказательством существования жалкого правителя Архатея.

— Касандер! — рев за спиной заставил меня обернуться.

— Тау?

— Я убью тебя, чертов ублюдок!

Мой принц пришел. Он был объят красными нитями ненависти. Тау буквально сносил энергетикой ярости.

— Тау, — я улыбнулся, вставая ему на встречу, — я так рад.

Я не врал.

— Ты труп, — прошипели губы Тау, плотно сомкнутые в нить жесткости.

В руках моего любимого блеснул клинок. Я узнал его, это оружие закаленное ненавистью мертвых воинов, только оно способно нанести магу серьезные ранения, разрезая вместе с плотью и его духовную силу. Опять след коварства Чивори.

— Ты пришел за моей жизнью? — я посмотрел в чудесные глаза моего принца. Совершенно неважно, зачем он сюда явился. Тау снова был рядом, и я испытывал радость, презрев все законы здравого смысла.

— Ты убил Карла! Мерзавец! — взревел принц Эф и замахнулся рукоятью кинжала. Я не счел нужным уклоняться. Наоборот, принял удар любимых рук, подавляя всплеск силы в моем кольце. Удар пришелся в солнечное сплетение, лишив меня равновесия. Упал.

— Тау, все равно, я счастлив быть подле тебя, — я поднялся с земли, вставая на колени перед своим врагом. — Моя жизнь в твоих руках. Как не прискорбно, но выбирая между тобой и собой, отныне я выбираю тебя. Поэтому, Тау, я не буду применять магию.

— Я уничтожу тебя, Касандер, — холодным тоном произнес Тау и выпрямился. — Ты не должен жить. Человек, который так легко играет с чужими жизнями, не имеет права ходить по земле.

— Как хочешь. Любимый.

Тау начинает смеяться.

— Ты жалок! Твое заклятие достало до тебя!

— О чем ты? — саркастично хмыкаю, скрывая свою горечь. — На мне нет цепей. Я искренне люблю тебя.

— Ложь! — кричит принц и снова бьет меня, на этот раз рукой по щеке.

— Тау? Я заслужил.

Обнимаю его ноги. Такие родные. Сбывается мечта идиота Людвига — я на коленях, у ботинок его отпрыска, унижен и повержен. Пускай. Любовь — моя ошибка. И я за нее расплачиваюсь по полной программе.

Припадаю к рыцарским сапогам моего мучителя и провожу губами. Неважно, как я низок, важно — что я люблю.

— Касандер, — Тау шокирован, но его ненависть слишком глубока, чтобы спасть с глаз, — ты ничтожество. Я сделаю тебя посмешищем!

Он хватает меня за косы и с силой перерезает их. Волосы распадаются на пряди, теперь едва доходя до плеч.

— Ты хочешь меня унизить. Зачем, если ты можешь взять мою жизнь без боя? — смотрю Тау в глаза. — Ясно. Ненависть нитей Чивори. Фрея тебя заколдовала.

— Она спасла меня, — Тау кривит рот в презрении. — А ты можешь говорить что угодно, но все равно отправишься в ад!

— Спасла? Всего лишь пожертвовала Юнгсом, чтобы внедрить в нашу с тобой цепь красного змея ненависти. Ей удалось, но ты не свободен! Посмотри, Тау! Прислушайся к себе. Разве не борются в тебе два начала: привязанность ко мне и ненависть? Разве камень тоски не давит сердце? Разве ночи не стали невыносимо долгими спутниками горячего бреда?

— Замолчи, ублюдок! — Тау дрогнул. Я попал в цель, он тоже сомневался.

— Хорошо, — киваю я, — если это твое желание.

— Мое желание, чтобы ты сдох. И я вырву твою жизнь! — кидает Тау, освещая меня холодным блеском чуждых, но любимых глаз.

— Не трудись, если тебе нужна моя жизнь, ты можешь просто попросить. И я, не задумываясь, отдам ее тебе. Любое желание, любое унижение — все, весь я для тебя одного.

Кольцо тянет руку тревожной тяжестью, крича об опасности, но я заглушаю его рев. Я все решил.

***

Он стоит передо мной на коленях, разведя руки в стороны. В его глазах играет печаль и решительность. Касандер готовится к смерти, и я вижу его внутреннюю борьбу.
Но почему мальчишка не сопротивляется?

Я готов дать ему отпор и убить в сражении! Но Касандер сдается без боя, хотя его магические силы огромны. Он клянется в любви, заявляет, что цепей нет, и показывает, насколько Архатей и его собственная жизнь не имеют значения.

Я отрубил его косы. Но он и бровью не повел. Вместо борьбы он целует мои ботинки. Чего колдун добивается? Любит. Да быть не может, отказываюсь верить! Он гнусный лжец. Хотя слова о Фрее вполне правдивы, я сам не раз приходил к схожему выводу. Но я не должен испытывать сомнений.

— Тау, любимый, ты пришел смыть с себя позор? — он еще и подталкивает меня к действиям, — Так давай! Пока я сдерживаю кольцо Милиотар, нанеси удар. Возьми мою жизнь.

— Замолчи! — бью Касандера, чтобы возродить в моей душе ненависть. Бью за собственную слабость.

— Решайся, — шепчут губы мальчишки, его зеленые глаза, ставшие в одночасье драконьими, горят уверенным желанием принять судьбу.

Теплый ветерок обдувает наши фигуры, играя блестящими волосами Касандера. Сейчас, униженный и подавленный он выглядит достойным правителем страны. Смелость и стойкость, с которой мальчишка хочет встретить смерть, поражают даже меня, закоренелого воина, прошедшего не одно сражение.

Но я должен его ненавидеть! Я не имею морального права впадать в сомнение. Пускай я бью безоружного, но я не должен забывать, что Касандер маг. Он может защищаться. А значит, я имею полное право отнять его жизнь. Карл мертв из-за гаденыша!

— За Карла! — остервенело кричу я и бью его острием клинка в грудь, прямо в сердце. За миллиметр от него рука дергается под напором сомнений, и клинок входит неглубоко под углом. Касандер вскрикивает, руки непроизвольно хватаются за сердце. Но как только черная кровь рисует витиеватые линии на его зеленом балахоне, мальчишка начинает улыбаться.

— Тау, — он вскидывает голову, смотря на меня своими глазами с расширившимися от боли зрачками. — Ты остался добр ко мне. Приятно. Но так ты меня не убьешь, слишком слабо.
Касандер дотрагивается до моих рук, сжимающих рукоять клинка. — Лезвие прошло под сердцем, чтобы меня убить ты должен его проткнуть, — мальчишка глубоко вздыхает, подавляя боль. — Тебе нужна моя смерть, Тау, я помогу. Я выполню твое желание.

Касандер начинает вгонять кинжал себе в рану, ведя клинок моей рукой. Да, что же он делает?! Я не могу на это смотреть. Я не хочу так! Передо мной должен стоять враг, жестокий убийца моего брата, а не беззащитный ребенок, запутавшийся в чувствах и колдовстве.

Боже, что я делаю? Я не могу его убить. Я не палач. Силой останавливаю ужасный спектакль, не давая Касандеру проткнуть себя лезвием.

— Ты, — Касандер восторженно поднимает голову, — ты не хочешь, — он грустно улыбается,

— Спасибо, но, если решил оставить мне жизнь не вынимай кинжал, иначе я истеку кровью. Пусть побудет, пока я регенерирую.

Отпускаю руки. Касандер падает на землю, клинок застрял в блестящем лоске королевского балахона как черная заноза.

— Не льсти себе, — грубо бросаю я Касандеру, — я просто не могу убить безоружного. Я повезу тебя в Эфы, пусть мой народ судит тебя за все злодейства!

Он вымученно улыбается.

— Хочешь смотреть, как меня закидают камнями? — шепчет Касандер, отрывая плечи от земли, а потом срывается на хрип из пробитой грудной клетки.

— Да.

— Хорошо, — шепчет он, — если тебе нужно мое полное уничтожение, я готов на него ради тебя.

— Я не спрашиваю, — отзываюсь я и беру Касандера в охапку. Несу его до телеги, на которой я приехал в Архатей и спрятал в густых зарослях боярышника.

Я принял решение. Я не стану убийцей, наоборот, мое поведение справедливо. Пусть его судят по законам божьим и людским, я же вершителем правосудия быть отказываюсь.

***

Он грубо кидает меня на дно повозки, удар отзывается глухим стуком жестких досок. Мой Тау меня пощадил, он не захотел моей крови. Улыбаюсь, наблюдая за его мощной спиной, пока он разматывает поводья, взгромоздившись на козлы. Боль разливается по телу, вытекая кровью из раны и вырываясь глухим кашлем. Но я терплю, как привык.

Тау, мой первый и единственный возлюбленный хочет унизить меня судилищем в стане заклятых врагов. Пускай! Я уже не правитель, я отрекаюсь, потому что не достоин трона. Но ради Тау я стерплю унижение и насмешки. Пусть судят и мучают в темных подземельях замка Биа-Хатерии. Желание Тау для меня закон, потому что любовь моя все прощает и кидает в жертву самое дорогое, лишь бы возлюбленный стал счастлив.

— Ты не захотел меня убивать, — произношу я, поворачивая к нему голову. — Видишь, цепи работают.

— Не болтай вздор, — грубо обрывает меня принц, чуть оборачиваясь и косясь в презрении, — Ты будешь трофеем. Расправившись с Милиотар, мы установим новый справедливый порядок. Твоя казнь ознаменует нашу победу.

— Как скажешь. Тогда возьми мое кольцо, — я с трудом умудряюсь стянуть с себя пылающий тревогой амулет и протянуть Тау. Не дотягиваюсь, и амулет падает, отскакивая по доскам.

— Зачем мне эта гадость? — Тау хмурит брови.

— Как символ победы над Милиотар, — шепчу я, отплевываясь от крови, — отдашь Еве.

— Еве? — с интересом переспрашивает Тау, подбирая кольцо.

— Да, думаю, вы будете вместе.

— Предсказание?

— Вроде того, — неожиданно меня сводит боль, и я вскрикиваю.

Тау отворачивается и замолкает. Ему стыдно. Мы подъезжаем к воротам, около которых уже столпилась добрая сотня големов, готовых броситься на Тау, лишь бы спасти своего нерадивого повелителя.

— Нет! — говорю я, как можно увереннее.

Мгновенно мальчик голем послушно отпрыгивает от повозки, пряча за спиной нож, что был наготове. Мои чучела готовы умирать за своего правителя.

— Тау хочет моей смерти, — обращаюсь к искусственным подданным, — я тоже этого хочу. Так надо. Не вмешивайтесь.

Големы отступают, провожая меня грустью пустых глаз, из которых катятся прозрачные как сам воздух слезы.

— Ты был прав, — произнес я, борясь с болью в груди, поднятой трясущейся повозкой. — Големы не бездушные твари, как я думал, они могут чувствовать. А я их убивал.

— Ты много чего натворил, — жестко заметил Тау. — Думаешь, просто так, все ополчились против тебя? Чивори мстит тебе за дочь.

Меня злит его наивность. Я разражаюсь кровавым кашлем.

— Если бы я не убил Фрею, — хриплю из последних сил, — она бы уничтожила нас. Меня и Еву, я не мог допустить гибели сестры. Я сделал это для Евы.

— Евы? — Тау обернулся и внимательно посмотрел на меня, — с чего вдруг им убивать вас?

— Власть. Чивори всегда хотели править, а породнившись с Милиотар тем более.

— Ясно, — отрезал Тау и снова стал смотреть на дорогу.

— Думаешь, я такой бессердечный?

— Мне все равно.

— Цепи, — я запинаюсь, — они убьют тебя, если не снять заклятие.

— Фрея помогла.

— Ложь, она врала. Мои цепи могу снять лишь я.

— Не пытайся меня купить!

— Причем здесь это? — прерываюсь на кровавый кашель. — Ты все равно меня осудишь на смерть. В чем выгода врать?

— Хочешь выторговать себе помилование.

— И не думал. Но если я умру, ты тоже погибнешь. Цепи останутся на тебе и прикончат, никто не сможет помочь. Только я...

— Ты заговариваешь мне зубы. Не старайся! Я вдоволь наслушался сладких песен архатейцев. Можешь не упражняться в колдовстве! Не действует.

— Если бы я хотел, — я закрываю глаза, — я бы заставил отпустить меня.

— В чем же дело?! — с долей иронии бросает Тау.

— Я не хочу, Тау. Предпочту избавить тебя от страданий, вызванных моей жизнью. Я всем мешаю.

— Не спорю.

— Спасибо.

— М-м-м? — Тау удивленно на меня покосился.

— За все! За любовь и боль, за горе и радость, за каждую минуту, что мы проводили вместе. С тобой я был действительно счастлив. Прости.

— Все! Не могу! — Тау взорвался.

Он резко натянул поводья, останавливая повозку. Я так и не успел понять, что он задумал, как оказался лежащим под деревом на опушке возле Леса Забвения. Тау опустился рядом в задумчивом забытье.

— Я не могу, — наконец, сказал он, прерывая мое тяжелое дыхание.

— Что? — я попытался двинуться, но нож тянул все тело, пульсируя в груди. Странно, мне не становилось лучше.

— Не могу отдать тебя на растерзание Чивори, — Тау посмотрел на меня с жалостью. — Ведь мы стали инструментами политики. От осознания этого факта становится тошно!

— Забудь, если ты нуждаешься в моей смерти.

— Нет, я не уверен.

— Цепи.

— Сними их!

— Сейчас несколько затруднительно, — я потрогал холодную рукоятку кинжала.

— Потом сделаешь?

— Как хочешь.

— Странный ты, — Тау покачал головой. — Я хочу забыть все, что с тобой делал, но все же оно никак не укладывается в моей голове.

— Да, в моей тоже, — я посмотрел на небо, там плыли белые ватные облака, увлекая в безмятежный покой вечности, — но я принял свою любовь.

— Я не думаю, что ты можешь любить.

— Спасибо, лестно, — я кивнул, — но я отдал бы все, чтобы быть рядом с тобой. Иметь шанс следовать за тобой везде, где бы ты ни был.

— Сам понимаешь, что так неправильно и невозможно?

— Да, я знаю. Прости, что заставил.

— Ты поплатился за это. Но есть вещи куда хуже. Ты убил моего брата, я не могу простить.

— Выбор, — я вновь зашелся кровавым удушьем. — Отпусти я Карла, и мои дворяне растерзали бы меня на том же месте. И были бы правы. Подобные выходки не прощаются. Окажись я на месте Карла, и Биа-Хатерии точно не проявили бы милосердия.

— Ты прав, все верно, — Тау сорвал травинку и засунул в рот, задумчива пожевывая, — дело в отношении. Как правитель, ты поступил грамотно, но в то же время нанес мне удар. Смерть брата — невосполнимая потеря. Я буду мстить. И буду прав.

— Я заслужил. Тау, я же сказал, делай со мной все, что пожелаешь.

— Не понимаю!

— Я жертвую всем ради любви, потому что кроме любви к тебе я ничего не вижу.

Воцарилась давящая тишина.

— Я отпущу тебя, — тихо произнес Тау.

— Не получится, — мне были приятны слова принца, но я знал — их не осуществить.

— Чего это?

— Мы уже не одни.


Живой иллюстрацией слов Касандера стали две материализовавшиеся фигуры. Фрея Чивори держала под руку старца Людвига.

— Отец? Фрея? — Тау подскочил. — Что вы тут делаете?!

— Пришли довершить начатое, — усмехнулся Касандер.

— Да, абсолютно верно, — немолодая ведьма торжествующе оглядела всех присутствующих, — Я даже не сомневалась, что у Тау не получится убить проклятого Милиотара.

— Но, — хотел было запротестовать принц.

— Ничего страшного, — мягко произнес Людвиг. — Мы пришли на помощь, Тау. Не переживай, сын, колдун наверняка использовал одно из своих подлых заклятий.

— Нет, — честно ответил Тау. — Он не сопротивлялся.

Людвиг немного нахмурился, сдвигая густые абсолютно белые брови.

— В любом случае, — нарушила семейную «идиллию» Фрея, — мы разделаемся с ним!

Она извлекла из декольте прозрачную призму в золотой оправе, отражающей многообразие солнечных искорок.

— Знакомая штучка, Касандер? — ведьма зло посмотрела на своего раненого врага.

Глаза правителя расширились в испуге. Касандер вздрогнул и попробовал подняться, но у него ничего не вышло.

— Что это? — вмешался Тау.

— Ключ к крови, — произнес вместо врагов Касандер и с силой вырвал из груди нож. Черная кровь разлилась мрачной струей по его балахону, забрызгивая землю.

— Не поможет, — хмыкнула Фрея. — Кинжал слишком долго был в тебе, малыш. Твоя кровь отравлена силой лебедя, кровью первой феи рода. Ты даже не представляешь, какие полезные артефакты иногда можно найти в подвалах замка Биа-Хатерии. Теперь твоя сила парализована вместе с телом, и ты не сможешь ничего предпринять.

— Хитро, — Касандер улыбнулся, зажимая ладонью свою рану. Меж его красивых пальцев сочились аккуратные черные струи, напоминая причудливый узор ажурных перчаток.

— Осталось только активировать, — с ликованием в голосе произнесла Фрея. Ее руки сжимали призму, готовые вот-вот надломить хрупкие грани стекла.

— Вы хотите его казнить? — с ужасом выкрикнул Тау.

— Да, — ответил его отец.

— Но он безоружен!

Лицо Людвига приобрело обеспокоенное выражение:

— Ты защищаешь его, Тау?

— Нет, — смутился принц, отходя в сторону, — я хотел судить его по закону.

— Он уже осужден, — надменно кинула Фрея, — за все страдания, причиненные моему роду и вашему народу.

Сказав это, ведьма повернула призму и одна из граней встала вправо. Раздался треск, сопровождаемый истошным криком Касандера. Молодой колдун извивался на земле, сжимая рану. Его било в конвульсиях об землю. Он пытался ползти и тянул руки к небу в бессильных попытках избавиться от мучения.

Фрея вернула призму в исходное положение.

— Призма призывает дух лебедя. Кровь Касандера соприкасается с кровью вашей прародительницы, защищенной белым лебедем. Это приносит немыслимые страдания.

— Зачем, — Тау ели выговорил, — зачем с такой жестокостью?

— А разве он был милосерден к Карлу? — прокричал взбешенный Людвиг, его жиденькая борода нервно подрагивала. Король Эф бросил взгляд полный природной ненависти на Касандера, старающегося отдышаться и собраться с силами после ужасного приступа.

— Мразь, — произнес он.

— Да этот щенок танцевал от радости, когда моя доченька мучилась в предсмертной агонии из-за его заклинания! Разве не так, Касандер? — Фрея прищурилась.

— Да, и закатил пир, — простонал колдун, изобразив подобие улыбки на скованных болью губах.

Ведьма вспыхнула и сжала руки в кулаки.

— Он не заслужил жизни! — прокричал взбешенный словами врага Людвиг.

Лишь Тау понял, что Касандер врал. Он научился хорошо ориентироваться в манерах колдуна, и теперь отчетливо уловил иронию, слетевшую с губ мальчишки. Тау оставалось лишь с сожалением покачать головой.

— Хочешь попробовать? — Чивори протянула призму королю.

— Ну, — старик неуверенно пожал плечами, — можно.

— Папа! — в ужасе прокричал Тау. Он не мог поверить, что его отец, человек всегда выступающий за милосердие и честь, сейчас под грузом искуса способен на столь бессердечный поступок.

— Вот! — голос Эфийского правителя задрожал. — Вот, что ты мерзавец сделал с моими детьми. Околдовал одного и убил второго. За Эфы! За Тау! За Карла!

И морщинистые руки старика с небывалой силой повернули призму. Вопль Касандера снова прорезал окружающее спокойствие леса. Его опять неистово било из стороны в сторону, раскатывая по земле и крутя несчастное тело в объятиях жадных судорог.

Тау был не в силах лицезреть издевательство над несчастным мальчишкой, он в ужасе закрыл глаза рукой и прильнул к ближайшему дереву, ища опоры в своем отчаянии. Принцу стало невыносимо осознавать, что они втроем буквально казнили беззащитного человека, столь смело и обреченно идущего на муки ради «любви». Но что он мог сделать? Тау потер лоб, стараясь избавиться от крика, стоящего в ушах.

— Тау, — знакомый голос и легкое касание сапог.

Принц открыл глаза. Перед ним сидел Касандер, из последних сил тянущий к нему руки. Глаза колдуна пульсировали сдавленным природным ужасом, а взгляд стал мутным от невыносимой боли. Тау вздрогнул от дикости, творимой его отцом и Фреей.

— Не бойся, прошептал Касандер, — тебе нужны мои страдания, чтобы вернуться домой.

— Защищайся, — одними губами произнес Тау.

Касандер потупил взгляд.

— Почему? — голос принца дрожал. — Почему ты это делаешь со своим телом?

— Очевидно. Я люблю, по-настоящему люблю тебя.

— Ты, — Тау не договорил. Касандера вновь повело в сторону, и он согнулся от боли. Зеленые слезы брызнули из драконьих глаз. Правитель Архатея перестал подавлять боль, у него просто кончились силы.

— Не так рьяно, — крикнула Фрея Людвигу, вошедшему во вкус пытки, и сняла приступ. — Он может умереть, сердце не выдержит. А я хочу как можно дольше мучить гаденыша Милиотар.

— Я тоже! — согласился король и криво улыбнулся. — Пусть платит за все наши страдания.

— Эй! — закричал Тау. — Вы сами себя слышите? Что же вы творите?!

— Мстим! — бросила Фрея и снова повернула призму.

Касандер изогнулся, хватая руками траву и вырывая ее с корнем, его рот открылся оглушительным воплем.

— Господи, — Тау схватил себя за волосы. — Я не могу смотреть на это.

Людвиг выхватил призму и вернул в нормальное положение. Руки боли выпустили измученное тело Касандера, и колдун без сил распластался на земле. Он почти не дышал, губы были искусаны в кровь, а некогда живые зеленые глаза закатывались в бессилии противостоять воле окружающих людей.

— Тау, почему? Зачем ты его спасаешь? — Людвиг непонимающе впился глазами в сына.

— Я никого не спасаю, но такое... дикость. Даже для него слишком! Мы поступаем неправильно! Это же еще ребенок, ему всего двадцать два.

— Неправильно оставлять отпрыска самого дьявола в живых, — крякнула Фрея, дотрагиваясь до призмы.

— Тау, — хриплые слова надорванного криком горла Касандера достигли принца. — Я вытерплю. Неужели ты думаешь, что боль от крови лебедя сравниться с тем адом, который я испытывал, лежа в постели с любимым человеком, шептавшим чужое имя?

— Как трогательно, — съязвила Фрея, решительно сжимая призму.

— Нет! — завопил Тау. — Я сказал. Достаточно!

От силы его голоса даже Фрея вздрогнула и выронила призму.

— Ладно, — тихо произнесла она. — У тебя есть выбор. Мы все равно убьем Касандера, но ты решишь, как он умрет. Ты можешь сам лишить его жизни, избавив от страданий, либо мы добьем его призмой.

— Тау, докажи нам свою верность, — Людвиг поддержал предложение ведьмы.

— Что? — принц растерянно перевел взгляд на своих союзников.

— Ты слышал, — Фрея кивнула.

Минуту Тау судорожно соображал, но неожиданно сорвался с места и подобрал окровавленный клинок. Принц подошел к распластанному на земле Касандеру и, схватив его под грудь, прислонил к дереву. Колдун еле стоял, но он нашел в себе силы поднять голову и бросить пронзительный взгляд на Тау.

Принц застыл. На него смотрели две изумрудные бездны, в которых читалась грусть и любовь всего мира. Сила, затаенная на дне глаз Касандера хранила молчание, подавленная своим хозяином. Несправедливость, с которой Тау должен был расправиться с Касандером, поднялась комом к горлу, а невозможность поступить иначе пульсировала в висках свинцом.

— Давай! — поторопил Людвиг.

— Ну же! Разделайся с подонком! — крякнула Фрея.

И Тау взмахнул клинком. Брызнула кровь. Фрея Чивори издала радостный возглас, увидев из-за спины Тау, как упало тело ее заклятого врага.

— Мы отдадим мертвеца псам! — восторженно крикнула она.

Тау оглянулся и блеснул на ведьму презрением голубых глаз.

— Нет, — жестко ответил он, — Касандер останется здесь, ты не посмеешь его трогать.

Женщина открыла рот от удивления, но спорить с принцем не решилась, настолько серьезен и страшен в ту минуту был его взгляд.

— Злодей мертв, — выдохнул Людвиг. — Мы можем возвращаться домой и трубить победу.

— Вроде того, — машинально отозвался Тау, жестом приглашая всех к телеге.