Моя любимая девочка сидела в просторной гостиной комнате, погруженная в красочную иллюзию стариной книги.

— Сестренка, — я материализовался рядом с высокой спинкой резного стула.

— Касандер, — Ева оторвала взгляд от книги, — где твой балахон? Что у тебя со щекой? Господи! Что за раны?

— Много вопросов, — я ласково откинул косу сестры с ее хрупкого плеча, — я немного устал, если честно.

— Что произошло? — она выглядела встревоженной.

— Ничего, — я обнял сестру, она не противилась, только слегка напряглась от моего прикосновения.

— Касандер, я же вижу. Ты весь изранен и измучен. Где твои косы? Объясни!

— Я чутка поцапался с Биа-Хатерии, — хитро прищуриваюсь, желая проверить ее реакцию.

Ева вспыхивает и отстраняется.

— Тау умер? Говори! Ты убил его? — ее голос стремительно повышается.

— Ты думаешь, если я жив, то автоматически твой ненаглядный принц мертв? Я предположу, что ты бы предпочла наоборот.

— Не говори глупостей! — убедительно произносит Ева.

Я почти верю. Почти.

— Он жив. Все Биа-Хатерии живы. Я дрался с Чивори, а косы. Их отрубил Тау под гипнозом ведьмы.

— Больно? — Ева настороженно рассматривает мою рану под сердцем. Ну, хоть вспомнила обо мне и догадалась осведомиться, хоть какая-то забота с ее стороны.

— Не больнее всего остального, — усмехаюсь, — показал эфийцам свое богатство.

— Зачем? Кому интересны шрамы?

— Да, ты права. Мои шрамы никому не нужны, — смотрю ей в глаза. — Ты переживала?

— Конечно! — восклицает она. — Я так боялась, что ты натворишь глупостей.

— А я натворил, — провоцирую. Попадаю в цель, она вскакивает. Я тоже отстраняюсь.

— Что именно?

— Подписал мир, отказ от претензий на Плантагенет.

— Касандер! — вскрикивает сестра. — Ты пошел на такое. Признал поражение?

— Да.

— Но люди. Хотя нет, они поймут, со временем.

— Нет, Ева, нет. Ни сейчас, ни потом архатейцы меня не поймут и не простят. Я вечно буду проклятьем своего народа. Как можно объяснить убитым горем родителям, что их ребенок погиб просто так, ни за что, сражаясь на этой чертовой войне.

— Ты поступил мудро, — шепчет Ева.

— Ты рада?

— Да, конечно. Больше не будет литься кровь!

— Угу, и наверняка ты рада, что не твой драгоценный Тау опозорен проигрышем!

— Прекрати! Мне жаль, что тебе уготована такая судьба, но видит бог, твое решение было справедливым. Ты думал о своем народе.

— И о тебе, — шепчу я, запрокидывая голову, — хотя тебе куда ближе чужеродный принц.

— Касандер, я тебя тоже люблю.

— За «тоже» отдельное спасибо, — я рассматриваю ее полыхающее смущением личико. — И как ты смогла к нему привязаться, если вы даже не общались?

— Любовь с первого взгляда. Да, именно взгляда. Я прочла его душу в голубых глазах. Ведь они у него такие... — Ева судорожно пытается найти нужные слова.

Помогаю:

— Глубокие, как небесный свод и ясные, как гладь горного источника. В них хочется раствориться, погружаясь без остатка, и без памяти парить в лазурной выси, беззаветно доверяясь ее порывам. Тау хочется любить, потому что его душа прекрасна.

— Ты точно описал, — произносит ошарашенная Ева.

— Я знаю, когда захочешь признаться в любви Тау, не напрягайся, выдумывая нужные слова, просто цитируй старшего брата.

— Касандер, — Ева сдвинула брови, — тебя сильно задевает моя симпатия? С чего мне вообще ему признаваться в чувствах? Тау так далеко, и я не знаю, думает ли он обо мне.

— Думает, каждую секунду, каждое мгновение. Даже тогда, когда под действием цепей был привязан ко мне. Тебе повезло, — закусываю губу, — твоя любовь взаимна.

— Брат, — Ева едва сдерживает счастливую улыбку, поддетую моими словами, — ты должен снять с Тау цепи.

— Уже.

— Касандер! — она впервые за долгое время сама меня обнимает, — ты одумался!

— Вовсе нет, просто мой любимый попросил меня отпустить его. Так что, — хмыкаю, осторожно отстраняя ее от себя. — Милая сестренка и непобедимая соперница, ты на коне!

Ева снова хмурится, отводя взгляд.

— Я не понимаю, как ты смог.

— Не думай об этом, мне было хорошо. Теперь твоя очередь, уж прости, что после меня, — мне становится дико смешно, и я срываюсь на нервный гогот. — Но я должен был проверить на себе прежде, чем подпускать кобелька к любимой сестричке.

Не могу остановить смех. Ева помогает. След от ее руки застывает красными полосами у меня на щеке прямо поверх шрама. Остаюсь в неожиданном удивлении.

— Какая пошлость, — рассержено шепчет сестра.

— А что мне остается?

— Смириться с законами природы! Мужчина должен быть с женщиной, и без прочих вариантов. Согласен?

— Вроде того, — я действительно согласен, тем более что другие варианты не получились, — Ева, видишь ли, Тау просил твоей руки.

— Что? — сестра вздрагивает и пытается подавить улыбку, но блеск глаз выдает ее радость.

— Хм, вот, значит, какая твоя мечта, — вслух подмечаю я.

— Касандер, что ты ему ответил? — сестра вцепляется мне в руку.

— Ничего, он же не мне предлагал пожениться, а тебе. Я не собираюсь решать за других, — набираю в легкие воздух и выпаливаю. — Ты должна сама дать ответ.

Улавливаю ее рвущиеся эмоции безудержной радости. Ева. Посмотри на меня, сестра, ты же видишь, как я истерзан, видишь, как я разбит. Ты осталась у меня одна родная душа в этом холодном и чужом мне мире. Сестренка, неужели ты бросишь меня? Ева, не убивай своего брата. Не убивай. Хотя бы на время побудь подле меня. Но Ева глуха к моему внутреннему голосу.

— Касандер, я приму предложение. Наш брак спасет положение, Архатей уже не будет выглядеть проигравшей стороной, — она лопочет так быстро, что я невольно понимаю, Ева уже глубоко в мечтах о своей новой жизни, даже успевает с ходу строить планы.

— Слова, заглушающие истинную причину, — выдыхаю я, — ты бросишь меня сейчас? Когда так нужна?

— Касандер, — Ева явно сердится и не знает, что ответить, — что я могу?

— Просто быть со мной! — хватаю ее за плечи.

— Я не могу! — она сбрасывает мои руки.

— Настолько противен?

— Нет же! Но ты мой брат, ты не можешь стать моим мужчиной.

— Уже да, — пожимаю плечами, — я бы не унизил тебя так. Не заставил бы жить с собой, с человеком, на котором лежит тень позора. Ты понимаешь, о чем я.

— Да. Надо было думать раньше.

— Ах, да, забыл спросить, — сжимаю руки в кулаки.

— Касандер, да что же тебе от меня надо? — кричит сестра.

— Любви. Понимания. Тепла, — чеканю каждое слово, — как и всем нормальным людям.

— Касандер.

— Я понимаю, я требую невозможного. Наверное, я и правда не заслужил. Просто. Побудь со мной немного, всего годик или два. Пока не улягутся страсти по войне. Разве я так о многом прошу?

— Я не могу, извини, — она делает шаг назад.

— А я мог?! — произношу я с нотами обиды в голосе. — Мог закрывать тебя от ярости отца? Получать вот эти шрамы на спине только, чтобы тебя не коснулся его гнев? Я всегда отдавал последнее тебе. Я жил для тебя одной! И вот твоя благодарность.

— Брат, я не просила тебя! Я бы сама все снесла, но ты вызывался помогать добровольно, это был твой личный выбор, — Ева тоже злится. — А теперь ты используешь свою помощь для шантажа! Как подло!

— Подло? Подло?! Подло бросать меня здесь одного лицом к лицу с потоком ненависти, подло отнимать мою любовь, подло использовать меня как щит от деспота отца!

— Ты неисправим! — кричит Ева, топая ногами. — Я не удивлюсь, если ты вообще затеял эпопею с проигранной войной только, чтобы посмотреть на мое поведение. Ты не желаешь моей свадьбы с Тау, но ты не отказал ему, хотя мог, ведь ты Правитель. Нет! Ты решил испытать меня! Знаешь, мне кажется, ты и переспал с Тау только, чтобы мы с ним никогда не могли быть вместе. Ты хотел отнять его у меня, чтобы я была только твоей! Эгоистичный ублюдок!

Ее слова — последняя капля, переполняющая бездонную чашу моего терпения. Я остаюсь спокойным, хотя в моей голове проносятся картинки калейдоскопом прошедшей жизни.
Я ребенок, стискиваю зубы и терплю хлесткие удары по спине, моля духов об одном, только чтобы Ева не почувствовала той же боли.
Я подросток, закрываю испуганную сестру, а неумело поставленное ею заклинание обжигает мои руки. Но я счастлив, ведь Ева не пострадала.
Я на коленях перед Тау, удовлетворяю его похоть и согреваюсь мыслью, что Ева не на моем месте и не унижена, как я.
Я с ножом Биа-Хатерий в сердце, терплю волны обжигающей боли, связывающей мои руки в узлы нервов, но я вспоминаю Еву и понимаю, что спасаю ее своим мучением.

Ева! Я все делал для нее, без умысла или расчета. И после стольких лет лишений и жертв я стал для сестры всего лишь «эгоистичным ублюдком». Я больше не могу. Медленно отворачиваюсь от сестры и подхожу к зеркалу, висящему вдоль каменной стены. На меня смотрит усталый парень, его глаза замутнены болью, черные волосы растрепаны, тело изранено. Но этот взгляд зеленого драконьего ока, зачем-то манит в тайну. Бесполезные глаза — сломанный кристалл будущего, который дан мне как насмешка. К чему? Все кончено. Я довел себя до предела, там, где дремлет покой. Но мне по-прежнему душно и на сердце камень тоски по своей ненужной и неудавшейся жизни.

Зеркало начинает идти трещинами. Я так себя ненавижу! Ненавижу! Взрыв. Стекло разлетается на тысячу осколков, впивающихся мне под кожу. Мое лицо все покрывается стеклянной скорлупой, из разрезанных глаз хлещет кровь, и я чувствую, как пульсируют ее русла на щеках. Я хочу причинить себе вред, как можно больше вреда. Стекла начинают плясать под кожей, выворачивая раны и лишая меня глаз. Я не хочу больше видеть, да и вряд ли теперь смогу.

— Касандер! Боже! Что ты делаешь? Брат! — орет Ева, переход на непонятные взвизгивания.

Чувствую ее природный ужас. Стряхиваю стекла, достаточно. Интересно, как выглядят мои глаза теперь, когда их нет. По-прежнему манят? Смеюсь. Но тут же меня ломает страшная боль. Глаза. Падаю на колени, пытаюсь унять боль, дотрагиваясь до кровоточащих ран. Достаю застрявшие осколки. Похоже, вместе с глазами, так как Ева начинает истошно вопить. Что ее так пугает?

— Смотри, Ева, — мой голос дрожит. — Смотри! Это все ты. Мне больно, — срываюсь на крик. — Боже, как мне больно! Ева! Это ты с Тау. Вы со мной сделали это. Почему? Ева, сестренка, ну почему? Ну, за что? — боль усиливается, по моим рукам начинает течь настоящий фонтан крови. — Будьте вы прокляты! Слышишь! Оба! Я вас так любил, а вы меня использовали и выкинули. Ненавижу! Проклинаю! И люблю.

Я реву зверем и кидаюсь в сторону воплей сестры, пытаясь схватить Еву. Она быстрее меня, и ее глаза не вытекли. Ева ловко маневрирует и вырывается, а я спотыкаюсь об ножку стула и падаю на острый от зеркального пепла пол. Слышу, как хлопает дверь.

Ева больше не вернется, теперь она Эфийская принцесса. Она и Тау. Как прекрасно! Два моих любимых человека вместе. Моя горькая радость растекается черным пятном по прозрачным осколкам, на которых валяюсь я, повелитель Архатея. Мои силы меня оставили. Но я привык быть брошенным.

Хочу домой. Хочу тепло рук Лизы, хочу шуток Юнгса, хочу невозможного. Это был самый дерьмовый день в моей жизни.