Ева вскидывает голову к небу. Ее глаза распахнуты от ужаса, а рот растянут в удивлении. Девушку трясет.

— Ева, что с тобой? — испуганный Тау срывается на крик.

— Мой брат, — еле двигает губами Ева, — мой бедный брат перестал дышать. Я чувствую, — из глаз девушки падают прозрачные капли слез. — Я чувствую его затихшее сердце. Ведь я всегда ощущала его боль, его страх, его отчаяние. Всю жизнь. И мне было невыносимо трудно рядом с ним от одного осознания, что не могу ничем помочь.

— Касандер мертв? — Тау до едкой дрожи ошарашен.

— Убит Чивори, но он дал себя убить, — Ева качает головой. — Бедный мальчик, брошенное дитя. Он был так невинен. Металл его извратил, а я осталась в стороне и ничем не помогла. А что я могла? Ничего. Мой невинный брат стал монстром, не понимающим, что убивать нельзя. Вся магия для Касандера являлась лишь игрой, и он поплатился за беспечную жестокость. Справедливо.

— Черт, — Тау обнял плачущую Еву, но и в его глазах стояла печаль невосполнимой утраты.

— Мой бедный брат, наконец, отмучился. Зло тоже плачет. Как жаль его душу. Я всегда ненавидела Металла за то, что он сотворил с Касандером, и вот результат. Брат мертв.

— Ева, — Тау мотнул головой, сгоняя призрачный дух скорби, и стал серьезным. — Он действительно был еще ребенком с полностью атрофированными чувствами и нормами поведения. Я его ни в чем не виню. Но раз он мертв, то я хочу навсегда забыть о его существовании. Ты знаешь почему. Мне слишком тяжело вспоминать. Давай закроем эту тему раз и навсегда.

— Да, — Ева без колебаний закивала, — я погорюю еще немного, но лишь из жалости к его молодости. Я понимаю, что смерть брата даже к лучшему. Так надо, как бы горько ни звучало. Братик. Он так часто спасал меня, но остальные поступки заставляли меня ужасаться. Он не уважал чужую жизнь, забирая ее в шутку, играючи. Такая абсолютная сила не может существовать, не должна, иначе мир разрушится. Поэтому моя грусть со светлыми пятнами, его смерть означает жизнь для всех нас. Тау, любимый, — Ева плотнее прижалась к мужу, — я больше никогда не напомню тебе о Касандере. Клянусь! Я не растревожу твоих ран.

— Да, это к лучшему, — Тау нежно поцеловал жену в лоб. — И распорядись, чтобы при мне никто никогда не произносил фразы: «вроде того», слова паразиты портят язык и нагоняют черные воспоминания.

— Ты прав. Он всегда так говорил. Надо забыть все, что с ним связано, — Ева сглатывает комок горечи и успокаивается.

Королевская чета остается сидеть на резной лавочке, любуясь красно-желтым закатом. Они живы. Ветер теребит их волосы, разнося по земле лепестки черных лилий, принесенных с далеких прудов Архатея, как единственное напоминание об одном одиноком, но уже умершем человеке.