Зевран опять проснулся поздно: Эвлар не стал его будить. Наверное, с утра помчался за город пригнать лошадей с выпаса. Да, собирался и Вороны из «Рагнателы» тоже хотели пойти с ним. Все верховые были выведены на отдых, значит, туда парни отправились пешком, вернутся не быстро. В доме звенела тишина. Монны Виты и Эллеана тоже не было. Опять, конечно, потащились в свою церковь. Вернутся – надо будет запретить им туда шастать чуть ли не каждый день.
Зевран умылся и оделся, тщательно уложил причёску – не в его правилах было бродить в одном халате где-нибудь, помимо спальни, даже когда его никто не видит. В одиночестве сел за стол. Накрытый салфеткой завтрак остыл, поджидая его, но когда истинного Ворона останавливали такие мелочи?
До дел, намеченных на вторую половину дня, ещё оставалось время, но не хотелось и его истратить на дела.


Он вернулся в спальню. Былая ночь – тревога, победа и нежность в награду. Нежность только присутствия рядом. Палач был чем-то угнетён весь день, но, понимая сложность ситуации, даже не пытался поговорить. Сердится, что ли? Может быть, из-за лёгкого флирта с Лаурой? Да ну! Это не помешало ему привлечь любимого к себе, прежде чем заснуть. Жаль, что больше ни на что уже сил не было. Зевран представил, почти почувствовал в воздухе комнаты лёгкий запах сгоревших свечей и ароматного масла канеллы.
Если Эвлар не застрянет надолго со своими лошадьми, неплохо бы снова затащить его в постель, пока дома больше никого нет и можно, от души, не сдерживая проявлений страсти, натешиться забавами, куда более вольными. Зевран хитро усмехнулся, выдумывая, чего бы потребовать от любовника, изобразив сильную боль от синяков, оставленных в припадке ночного кошмара. За причинённое ему страдание, Эвлар позволит вытворять с собой всё, что угодно.
И, кстати, не мешает после выяснить, что же долийцу тогда приснилось, такое ужасное. Нет, нет, не надо вспоминать. Всего лишь сон. Он сам так говорил. Может быть, следует почаще баловать его вниманием, чтобы всякая жуть не снилась. «Ну, ничего, вернёмся в «Рагнателу» - устроим себе дивный отпуск. Вот как в прошлом году на праздник винограда, заперлись в своей комнате на три дня… или на четыре?» Зевран мечтательно смял в горсть узорчатую ткань покрывала…


* * *

Романтические фантазии эльфа перебил какой-то разговор у крыльца, а вскоре скрипнула дверь гостиной. Зевран вышел из спальни. Служанка складывала на диван большие свёртки. Ах, да! Доставили костюмы от портного!
Кивком дав понять служанке, что она свободна, Гильдмастер развернул бумагу, расправил новые наряды на спинке дивана: «Коричневый или зелёный? Оба прекрасно выглядят». Он взял коричневый и приложил его к себе, подумывая, что надо бы сразу и примерить, потянулся за вторым, намереваясь пройти в спальню и покрасоваться перед зеркалом, но тут из рукава камзола что-то выпало.

Зевран почувствовал неладное. Обычный лист пергамента… обрывок выкройки или счёт за работу… Нет, это было что-то иное. Бросив вещи обратно, он поднял сложенный листок…

«В полночь в «Розарии». Один и без оружия. Подумай, сколько стоит Эллеан Араннай».


* * *

Уняв предательскую дрожь, морозной волной пробежавшую по всему телу, эльф прижал пальцы к пульсирующим вискам: Эллеан у его врагов. Что предпринять? Ему не нужно было подтверждение, ему сейчас было всё равно, как именно это случилось, и кто из спутников ребёнка пострадал, даже если их всех убили. Сын похищен. Зевран не сомневался: это не обман.


Ждать вечера? Чего-то ждать? Весь день сидеть и думать…
Зевран очнулся, когда лист пергамента, упавший на ковёр, вдруг вспыхнул и истлел, распавшись пеплом.
Он выхватил перо из чернильницы, не позаботясь стереть о край набежавшую каплю, написал: «Эв, жди меня на южном выходе из порта вместе с бойцами». О том, чтобы готовиться к чему угодно, напоминать было излишне. Его передёрнуло от вида разбрызганных по бумаге чернил, но переписывать не было времени. Зевран только схватил два боевых ножа и, на ходу, пристроил их за пояс. Огромное, в полтора роста, зеркало бесстрастно отразило стройную фигуру. Лицо казалось непривычно бледным. «Эвлар всё-таки прав, - успел подумать он, сбегая вниз по лестнице, - Зелёный мне подходит больше». Несвоевременная мысль? Гильдмастер не подумал переодеваться и как-то подготовиться к тому, что собирался предпринять. Он вылетел на улицу и, невзирая на препятствия, через дворы и переулки, без промедления минуя канавы и заборы, понёсся в сторону причалов.
«Розарий» - особняк Томана. Там встреча, значит, там ребёнка нет. Где они спрятали его? Нет, только не у Бьяджи… Но старый пьяница не может ничего не знать. Он, так же, как и все «Тузы», замешан в похищении, а значит, он расскажет всё…


* * *

Запах кожевенного квартала не перебивал даже морской ветер. Вон там была та мрачная квартирка… Воспоминания - к чертям! А тут, в начале улицы старинный особняк. Единственный богатый дом в этом районе. Вернее – на его границе, как будто отсекал от чистого, вылизанного центра убогие лачуги и цеха, воняющие мокнущими шкурами. Зевран не стал стучаться в дверь. Если бы кто-нибудь оглядывал один из боковых фасадов, то с удивлением заметил бы аристократичного вида господина, как кошка лезущего по лепнине и карнизам и оставшиеся в кустах у забора тела двоих охранников. Окно второго этажа неслышно приоткрылось – узкий кинжал легко справился со щеколдой, и эльф-убийца оказался в одной из комнат. Приторный аромат парфюма на фоне затхлости запущенного жилья, ударил в нос. В комнате было пусто. Поэтому нетрудно догадаться, какой эффект произвело явление Зеврана перед хозяином в столовой.
Если бы нужно было просто его убить… Или даже поговорить, но не так срочно…
Незваный гость не мог остаться незамеченным. Охрана тотчас появилась сразу из трёх дверей и там, за стенами кого-то звали, сейчас стражников будет ещё больше. Главное – не видно Безымянного. Тень Бьяджи представлял особую опасность, и если его дома нет, то вся эта охрана – полбеды, а если где-то прячется – твои ставки невысоки, Зевран.
Хозяин дома быстро стёр испуганное выражение, сменив его на торжествующе-презрительное: «Соскучился по старому учителю, Араннай? Что ж ты не в дверь?»
Зевран приподнял руки.
- Поговорить.
- Тогда отдай оружие. Нет, не сам. Стой так.
Пока один из стражей дома обыскивал пришельца, Бьяджи разглядывал его с препохабнейшей улыбкой.
- Что, не заводит? Попробуй дёрнуться и эти парни вновь облапают тебя, притом довольно грубо. Что, решил вспомнить молодость?
- Манжеты…
- Что ты сказал? – пухлые пальцы с узловатыми, скрюченными подагрой, суставами принялись дёргать белые кружева на рукавах.
- «Манжеты» - мы так тебя называли между собой. И ты это, конечно знал, когда тряс напоказ этими пышными фестонами, которые обходились дороже, чем юные рекруты.
Бьяджи красноречиво оценил взглядом костюм незваного гостя: ворот и рукава батистовой рубашки, выглядывающей из-под тёмного жилета. Отделка стоила не меньше, хотя выглядела одновременно и скромнее, и элегантнее. Домашняя одежда Гильдмастера простому человеку показалась бы верхом роскоши.
- Вижу, ты оценил мою привычку. Нравятся кружева?
- Клочки твоих мы находили, время от времени, на полу. Когда на них брызгала чья-то кровь ты просто вырывал испачканную оборку и швырял куда-нибудь.
- Наверное, впечатляло.
- Давай о деле. Вот мои условия…
- Постой, постой! О чём ты? И вообще, уж если ты пришёл сюда по делу, то цену назначаю я. Пойди сюда, садись. И руки, будь уж так любезен, держи на столе.
Босс волновался. Араннай пришёл так скоро! Как хорошо, что он послушал госпожу Гроссо и не стал настаивать на своём доме в качестве места содержания для маленького пленника; а как хотелось вспомнить молодость! Он был порядком озадачен тем, что Зевран так быстро вычислил его. Впрочем, он лишь подозревает. Что делать? Отрицать и делать вид, что ничего не знаешь? Пускай придёт на место встречи, там его обломают как положено. Или… если наш общий враг уже в моих когтях, разве разумно будет разжать когти? Как бы половчее обойти остальных? Ведь главное – вернуть своё и не дать четвёрке наложить жадные лапы хоть на какую-то часть этого.
А Араннай неплохо держится и даже в одиночку может быть опасен - попробуй что-то выбить из него! И эти постоянные издёвки с его стороны… Бьяджи не видел своего питомца много лет, но тот в последние года часто давал о себе знать будто случайными несчастьями и неудачами. Он заставлял Бьяджи, через своих людей, подписывать всё более и более позорные контракты и тряс его тем больше, что поместье «Рагнатела», как назло, оказалось ближе всего именно к подвластному ему мегаполису. Грандмастер Селени, мало-помалу, разорился и потерял влияние. Он пил всё больше и всё более дешёвое вино. И всё, как будто бы, волей судьбы. Это эльфийское отродье мстит. Щенок, гадёныш! Я помню, не забыл, хотя уж четверть века минуло, как ты, малявка, прокусил мне палец, когда я потрепал твою хорошенькую мордочку и чмокнул тебя в губки. Ты знал, сын шлюхи, знал уже тогда, что тебе угрожает. И твоё счастье, что ты был чересчур мелок для полноценной утехи. Ты просто сдох бы подо мной в том возрасте, а нам нужны были такие рекруты, как ты. И, да, я не ошибся, достав тебя из той помойки – из борделя. Да ты мне должен пятки целовать! Красавчик, почему ты меня ненавидишь?
- Поговорим о деле, значит? Ты, Араннай, хочешь отдать мне долг?
- Долг за тобой, Манжеты.
Трудно понять, что он испытывает: насколько дорог ему этот мальчик? Голос не дрогнул, сохраняя снисходительную иронию. Немного злости примешалось. Ну, ещё бы! Как мы сумели наступить на хвост твоей удаче!
- А тяжело ведь эльфу в этом мире? Кем бы ты был, не попади под моё крылышко? Мы с тобой, Араннай, должны бы помогать друг другу, почти как родственники: старый учитель и его воспитанник. И я помог тебе, а ты чем платишь? Начнём хотя бы с этой баржи с моим товаром. Каких только штормов не происходит прямо в гавани!
- Какие мелочи. Сейчас речь не о них.
- Но их так много, Араннай.
- Только не говори, что тебе нечем заплатить вон тем подонкам, что подпирают косяки.
- Они подонки не более чем мы с тобой, Зевран. Просто мы более удачливы…
- Но разница и между нами есть. И знаешь, в чём она?
- В том, что я сам добился положения, а ты – просто эльфийская подстилка. Даже твой знаменитый друг Палач, который вечно прикрывает твою задницу, всего лишь защищает свою собственность. Не так ли?
Зевран поскрёб ногтями полированную крышку. Изящный стол. Наставник Бьяджи так любил изысканные вещи... бамбуковые тросточки, хлысты из китового уса… только они ломались отчего-то слишком часто… Да, стол красивый. За такой не посадишь ватагу бойцов, разве что желанного гостя… Со стороны казалось, что Зевран занервничал и это радовало хозяина.
- Разница в том, Манжеты, что я тебя убью, а не наоборот, - тихо сказал незваный посетитель. - И, согласись, существенная разница.
Хозяин дома препротивно захихикал. Ему было ужасно неприятно не чувствовать уверенности в окружении восьми дюжих головорезов, как будто преданных ему. А так ли? Араннай прав: платить им вскоре будет нечем, они что-то подозревают. Или это нервы так сдают? Поганое вино! Кислятина! Гурман покрутил бокал из тонкого стекла, делая вид, что наслаждается цветом и запахом напитка. Какого… надо было просто забрать бутылку в спальню, взять одного из этих молодцов, чтобы размял затекшие суставы, а там, глядишь, может ещё чего-нибудь получится… Ах ты, лиса! Не надо тут пускать на меня искры своими бесподобными глазами. С тобой бы я… ох, демоны! Как ломит поясницу.
- Ну, чего скалишься, Манжеты? Кто будет говорить?
- Ты лезешь не в свои дела. «Гильдмастер»! И кто же это так тебя назвал?
- Те, кто признали таковым. Значит, цена твоя? Что же, скажи о ней. Если ты набиваешь цену, я не ошибся и тебе есть что продавать. Хотя, ты должен помнить: Зевран не ошибается.
- Но часто лезет не в свои дела. И так бездарно! Ну, не умно было давать в учебку этот регламент наказаний. Наставники мне жалуются. Вимора вышвырнули без пособия. Я что теперь не смог бы запросто, без объяснений, дать оплеуху непослушному лентяю? Всё расписал: и нарушения, и меры принуждения… Где эта мера принуждения, Зевран? Кто её устанавливает, кроме тех, кто знает, как надо учить маленьких бестолковых воронят? И что за блажь, скажи, этот запрет воспитанникам до пятнадцати…
- Ты и сейчас, скотина, думаешь о сексе? Или о дрессировке непокорных?
Зевран не разу не задержал взгляда на бесцветных глазах Бьяджи. Он только и разглядывал горки и зеркала в столовой и как-то съёживался над столешницей. «Манжеты», наконец, достаточно успокоился, истолковав это по-своему: боится.
Давай, понервничай. Сейчас я с тобой малость поиграю, поскольку ты всегда останешься покорен мне: пёс вырастет сильнее своего хозяина, но на всю жизнь запомнит, кто тряс его за шкирку. Тебя придётся задержать. Доставить связанным к «Четвёрке». И ты там будешь петь совсем иначе, особенно после того, как я напомню, кто здесь главный, всыпав тебе плетей. А может даже мы успеем… На что ты вообще рассчитывал, идя сюда? Ну, коль уж ты в моих руках, начнём с того, что меня более всего интересует:
«Ты мне отдашь всё, что украл, иначе твой мальчонка…»


За этим так внезапно всё завертелось, что глазу невозможно было уследить. Хотя кисти Зеврана расслабленно лежали на столешнице, он незаметно навалился вперёд, упираясь напряжённым корпусом, и вдруг двинулся так резко, что противоположным краем крышка стола вмяла грудную клетку Бьяджи едва ли не до спинки его кресла, похожего на трон. Перехватив правой рукой бутылку, что покатилась от толчка к нему, левой эльф крутанул зеркальный стол и скрылся, будто за щитом. Он знал, исследовав кривые отражения в посуде и полировке, что происходит за спиной, поэтому летящие ножи вонзились в драгоценную поверхность чёрного дерева. Он толкнул «щит» в ближайшего противника, заставив его чуть замешкаться, и бросился направо - к выходу. Наполовину полная бутылка расшибла голову тому, кто преградил дорогу. Затем Ворон разбил бутылку о петлю двери, и острым краем стекла пронзил горло оглушённому. Пока тот падал, ловкая рука успела выхватить короткий меч из ножен. Зевран кинулся в коридор, быстро приостановился за первым же поворотом, всадил клинок меж рёбер самого ретивого и, мигом, подхватив его оружие, прикончил следующего. Меч выдернуть из своей жертвы он не успел – ударил слишком сильно, даже нарушив собственное равновесие; поэтому, не теряя ни доли мгновения, перекатился к противоположной стенке и уже вновь был на ногах, готовый и нападать, и ловко уклоняться. Болт выбил кусок штукатурки на уровне его роста, только стрелок отсюда мог задеть своих. Пока он перебегал на лучшую позицию и прочие пытались сориентироваться в этой свалке, Зевран вложил силы в очередной стремительный бросок, используя, как таран, собственное плечо. Его лёгкое тело навряд ли могло сбить с ног затянутую в кожаный нагрудник тушу, но заставило пошатнуться, и тут же последовал самый неделикатный и верный приём – пинок ниже пояса. Этот, почти акробатический, финт временно вывел из строя одного из оставшихся преследователей и, завладев его кинжалом, Зевран исполнил боевой взмах двумя лезвиями, оставив на полу ещё двоих. Тот, что был сбит ударом, получил ещё пинка и отключился на секунду. Её было достаточно, чтобы метнуть нож в «самого умного», который снова целился из арбалета.
«И не успел» - прокомментировал свою удачу победитель, одновременно добивая того, что уже не придёт в сознание. Баловать эту сволочь благородством было некогда. Зевран прислушался. Всё. Больше никого. Только болезненные хрипы раненого босса.



Бьяджи плевался кровавой пеной. Скорчившись в кресле, он не мог даже подняться, не то, что защитить себя. Поблизости нет даже яда. И эти гулкие шаги, которые ещё недавно были неслышимы, они неумолимо приближаются…
«Если бы речь не шла о моём сыне, - сказал Зевран, - я бы сейчас выдал пару таких наигнуснейших шуток, что ты бы мирно помер со смеху. И весь Кожевенный квартал сбежался бы на твои похороны, чтобы полюбоваться на застывшую гримасу счастья. Не худшая концовка для разорившегося пьяницы, который всё ещё пытается щёлкать кнутом, изображая босса Воронов. Но я шутить не стану, скажу всерьёз. Ты слушаешь меня, Манжеты? Если сейчас я не узнаю, где мой сын, то ты будешь давиться собственными яйцами».
Каблук втиснулся в переломанные рёбра. Бьяджи взвыл. Он взвыл бы громче, если бы его теперешнее состояние позволяло. Он обессилел и мог только следить, как его лучший рекрут играет окровавленным кинжалом.
- Этот скулёж – для меня просто музыка, жестоко произнёс Зевран. – Жаль, право, что твои цепные псы её не слышат. Манжеты, не молчи! Ты должен был понять, что если я пришёл сюда, то уж не для того, чтобы доставить тебе удовольствие, которое ты жаждал получить – слюни уже пускал в предвкушении. Да? Где мой ребёнок? Он в этом доме, грязный негодяй?
- Его спрятали в нашей нычке… - чуть слышно прохрипел Бьяджи.
- Точнее.
- Ну, - он закашлялся, захлёбываясь кровью, - в той самой… в «Крепости»…
Гильдмастер вздрогнул. О «Крепости» ходило много слухов, но он всегда считал их выдумкой. Конечно, тайные места у Дома Воронов имелись, но если это правда…
- Где это? Что за место? Ну!
- Не знаю, я там не был… Туда ведёт подземный коридор…
- Где вход?
- В «Розарии», в особняке Томана. Там, где ты должен с ними встретиться…
- Ещё! Что знаешь? Говори!
- Камин… Безымянный увёл его туда. Безымянный там уже бывал, а мне не доводилось. И я не знаю, как там что открывается и даже что в конце. Не убивай…
Он больше ничего не знал. Шкура трусливая. Брезгливость и презрение, пожалуй, не дали бы иному воину осквернить поганой кровью благородной стали. Правда, Зевран как-то не причислял себя к храмовникам и шевалье. Нет, враг больше не был опасен. Жалкий червяк, дорвавшийся до власти, сражённый, сломленный, он потерял остатки напускного великолепия. Но к горлу подступило что-то из брошенных в забвение, чтоб не сойти с ума, обрывков памяти. Потные руки, чей-то крик. Не твой, нет, это не с тобой… Верёвки, впившиеся в тело, холодный счёт ударам. Въедливый голос удовлетворения гнусной победой: «Ты всё усвоил, недоносок?» Тесная камера, отчаянье и голод. И снова липкие прикосновенья, приторный запах парфюмерии и дорогого алкоголя, щипки и сальные намёки в любой брошенной фразе. Пощёчина за каждый дерзкий взгляд, розги и плеть, если посмеешь спорить… И ныне - эта жуткая угроза: «…иначе твой мальчонка…»
Кошмар Бьяджи вернулся, отражённый сознанием того, кто ныне правил сей кровавый бал. Этот красивый, сильный, и очень злой на тебя эльф, который всё-таки тебе не покорился до конца, опять склоняется и с упоением проворачивает в ненавистном полутрупе свой кинжал.


* * *

«Не нравится мне это место» - сказал высокий здоровенный боец с курчавой шевелюрой и рыжей бородой. Он спешился с чёрного, как сажа, белолобого мерина – гигантской помеси неваррского боевого и местной ломовой кобылы. В сравнении с этим конём два столь же чёрных, выхоленных до зеркального сиянья, фельских жеребца казались стройными олешками. Один вёз эльфа в боевых доспехах, вооружённого двумя мечами, чьи рукояти возвышались над плечами воина, будто суставы крыльев. Второй, с подтянутыми к седлу стременами, ждал всадника. Ещё два крепких мужчины, явно не ремесленного сословия, подъехали поближе.
«Держи, держи!» - крикнул один другому, поскольку их лихие кобылицы, почуяв близко жеребцов, принялись отбивать и скалить зубы. Эльф указал рукой:
- Вик, ты сюда. А ты, Байер, встань там, не подъезжай, раз лошади дерутся. На нас и так сейчас сбежится весь квартал, будто мы циркачи.
- А знать покувыркаться-то придётся… - вслух рассудил верзила.
- Судя по почерку Зеврана, по брошенным в спешке вещам, что-то произошло, и надо быть готовыми к чему угодно. Фич, что сказал, тебе не нравится?
- Я ж говорю. Кожевенный квартал вон там.
Долиец фыркнул и поморщился. Его почти собачий нюх давно предупредил его, в какую сторону править коня.
- Да ладно, чистоплюй. Лесом дышать куда вольнее. А мы тут столько лет…
Он почти физически ощутил не отпускающий взгляд Палача. Тот требовал закончить мысль.
- Вон там, Палач. Тот большой дом, где начинается кожевенный квартал, принадлежит «Манжетам» - Бьяджи. Это который ныне грандмастер Селени. Держал когда-то всю нашу учебку в кулаке. Редкий зверь. Сам обожал пороть воспитанников. Особенно таких, какие тоненькие, – девчонок, эльфов…
- Я знаю, кто это.
- Видно, Зевран тебе рассказывал.
- Ты полагаешь… - он указал на дом.
- А чё ещё тут в голову придёт, Палач? Мог бы и сам уже сообразить, раз знаешь.


Мужчины в свите Эвлара многозначительно переглянулись. Ни один из них не посмел бы в таком тоне разговаривать с Долийским Палачом. Хотя инструктор ножевого боя Вик Марсано - смотритель арсенала самого гильдмастера Зеврана Аранная, работал на того уже несколько лет и так же давно знал долийца. В общении с гильдмастером было гораздо проще. Эвлар же оставался для него загадкой. Он, как вон та андрастианская церковь. Посмотришь – завораживающе, величественно, притягивает чем-то, а подойти поближе – дрожь пробирает. Да ну его совсем! Пусть с ним гильдмастер разговаривает.
Второй боец, вооружённый широкой кривой саблей, маленьким арбалетом и абордажными топориками – темнокожий ривейнский пират, назвавшийся Байером. Как ни постыдно звучала тема о его отставке, но надо было принимать сей факт: после контузии бывалого морехода стало укачивать на корабле, и он неделями валялся в гамаке, не в силах принять вахту. На берегу же ему было делать нечего. Он пил в портовом кабаке, кажется, Киркволла? - мало-помалу опускаясь, когда знакомая пиратка Изабелла случайно обнаружила его в столь жалком состоянии. Она дала письмо, свернув пергамент трубочкой, просунула его в перстень с жёлтым топазом, и посоветовала разыскать в Антиве Зеврана Аранная. «Эльфа, такого симпатичного блондина, которого глазки сияют, как этот драгоценный камень – никак не ошибёшься». Байер служил в команде меньше года, но ему верили. Он всё делал отлично, вот разве что со своей лошадью с трудом справлялся. Худая серая кобыла была в конюшне не в чести. Она была так же резва, вынослива и выезжена, как остальные кони, но говорили, что её прежний хозяин был предателем, которого казнил Палач. И бедное животное, зачастую незаслуженно, несло на себе шлейф дурных воспоминаний. Это весьма испортило характер лошади.
Оба бойца молчали, не считая нужным высказывать мнение, пока не крайний случай. Впрочем, в мыслях Марсано соглашался с Фичем, Байеру же, судя по всему, было всё равно. Он не привык вникать, когда указывали цель. Сейчас он просто ждал команды.


Эвлар продолжил разговор о Бьяджи:
- Я предлагал его убить, но Зевран говорит «не надо».
- Всё правильно: он выдоит эту старую бодливую корову до предела, а после сдаст на мясо… – Фич крякнул, думая, что остроумно шутит, - на корм твоей чёрной кобыле. Забыл. Старушка Шёлк теперь на пенсии и в гувернантках у молодого Аранная. Но ты и этого её сынка - Шмеля обучишь лопать человечину. Как тебе такая слава, Шмель? - Он с удовольствием потрепал по круто выгнутой шее красивого коня, явно гордящегося всадником, как будто знал, кто он такой. А белолобый мерин Бунго, ревнуя, щипнул хозяина за ворот. Мол, ты лучше меня погладь.
Байер переглянулся с Марсано и покрутил пальцем у лба. Смотритель арсенала скривил ухмылку: мол, пусть болтают. Пока пират вскидывал руку к голове, выпустив правый повод, серая лошадь повернула морду к Шико, стоявшему без седока и цапнула его за круп. Жеребец взвизгнул и отбил. Палач сдержал его, перехватив узду. Пират же повалился наземь вместе со своей кобылой. Фич помог им подняться, но публика наслушалась таких солёных слов, что даже лошади прижали уши.
- Акулье племя! Бешеная каракатица! На рею за ноги тебя!
- Не смей ругать животное, - сказал Палач, не повышая голоса, но будто разрезая им пространство. – Не надо было подъезжать так близко, а когда отпускаешь повод, не бросай, переложи его в левую руку. Джей Фич, - продолжил он, как ни в чём не бывало, – ты не считаешь, что нам надо вон туда?
- Считаю. Если бы мы нужны были в порту, с той стороны было бы куда удобнее въезжать. Но раз Зевран сказал ждать его здесь…


- То надо ждать. – Закончил сам гильдмастер, выныривая из проулка.
- Переоденешься? – спросил его Палач. Кровью была запятнана одежда, брызги попали на лицо и руки. Но им, бойцам, прошедшим Мор, было понятно, что речь идёт не о белье, а о доспехах.
- А ты привёз? Давай сюда коня. Мы вас догоним. Фич, знаешь особняк Томана - «Розарий» называется? Там, на окраине такой розовый дом.
- Уж как не знать? Мы ж ехали вчера как раз мимо него. Ты ещё показал нам поворот.
- Гоните. Врывайтесь и крошите всех подряд, включая слуг и кошек. Хозяина оставьте мне живым. Всё, быстро!
Никто не спрашивал зачем. Бойцы сейчас же развернули лошадей и те зацокали к центральной улице, набирая скорость и переходя в галоп. Эвлар чуть задержался, перекрывая корпусом коня какой-то закуток, где его друг поспешно облачался в боевой костюм. Роскошная одежда, превращённая в изорванные окровавленные тряпки, была сброшена прямо на землю. Палач успел заметить только след поперёк тела, как от удара палкой, но больше ран, кажется, не было.
- Надеюсь, твоей крови среди этой нет.
- Моя при мне.
Палач кивнул, довольный ответом, но он хотел знать, что случилось.
- Меня выдали кляксы?
- Да. Видишь, я привёз оружие и твой доспех.
- Не жди, езжай.
Долиец не отрывал от него взгляда. Изогнутая бровь приподнялась. Немой вопрос: в чём дело?
- Эллеан похищен.
- Он там?
- Не знаю. Может быть.
В долю секунды всадник поднял вихри пыли и полетел вслед за товарищами. Зевран, чуть погодя, вскочил на Шико и, на скаку застёгивая пряжки, пустился вдогонку.