Природа радовалась жизни. Испив обильные весенние дожди, земля дарила силу зелени. Звёздочки апельсиновых цветков плавно опадали с ветвей, а в кронах заливались птицы. Мир был прекрасен. И он был бы действительно прекрасен, если бы эта сказка не прервалась очередной трагедией. Проклятие Серого Стража напоминало о себе, который год, традиционно перечёркивая счастье бытия короткой, но мучительной болезнью, вызванной скверной, когда-то заразившей кровь. Внезапный приступ лихорадки, слабость и обмороки, переходящие в полуреальность - сны, полные кошмаров, краткие возвращения, чтобы, сквозь стиснутые зубы, пробормотать забытое ругательство, а после, ухватившись за руку самого близкого на свете существа, хрипло соврать: «Порядок. Уже лучше». И вновь падение в тёмные провалы Тени, бред, образы чудовищ, битва, раны, боль. То и дело жестокие судороги терзали тело, ставшее идолом любви Зеврана, и он молил высшие силы только о том, чтобы душа безвременно этого тела не покинула.
Гильдмастер Антиванских Воронов, когда-то рядовой убийца, балансирующий на лезвии отравленного кинжала, теперь - фактический хозяин всей страны, красавец и баловень судьбы, в конце концов, сделавшей выбор в его пользу. Он, как никто, ценил редкое счастье истинной взаимности и более всего на свете боялся его потерять.

Когда Серый Страж засыпал, ненадолго успокоенный целебными отварами, Зевран мог отойти от него лишь на несколько минут. Если и выходил из комнаты, то коротко приветствовал домашних и отдавал распоряжения прислуге, а если приходилось принимать посыльных, то оставлял дверь в спальню из кабинета приоткрытой, чтобы сейчас же кинуться к Эвлару, начнёт ли он снова бредить или проснётся.
Вся жизнь в усадьбе замерла. Слуги только что на цыпочках не ходили по дому, а то, о чём они шептались по углам…
Хозяин как раз вышел в кухню, чтобы забрать крепкий бульон, который велел сварить для своего друга, поскольку тот сейчас был настолько беспомощен, что даже не мог нормально поесть. Наверняка, уже готово, а раз появилась возможность пройтись, не надо упускать её. Лёгкие шаги его на кухне не услышали, зато чуткий слух эльфа уловил занятные разговоры.
- …целый бараний хребет с мясом, - объясняла кухарка кому-то из поварят, а может и своей подруге-прачке. – И варишь его, варишь, пока вот такая мисочка не останется. Потом вот этот супчик через сито и пусть остынет, чтобы жир снять…
- Да ну тебя, я ж не о том узнать хотела, - прервала её собеседница. – Это хоть блюдо необычное, а всё-таки не кровь.
- Какая ещё кровь?
- Уж я не знаю, скотины вчера не резали, а только я сама видала, как твой Рикко нёс через задний двор большую кружку крови. Ведь это для него, да?
- Много вы там болтаете.
- Болтаем? Дорогая, нам вскоре принесли стирать бельё и вся подушка была выпачкана кровью. Уж где-где, а на ткани я любые пятна отличу! Все мои девочки от страха белые, боятся к дому подходить. Пампинья, ты-то знаешь, что тут происходит! Пампинья, мы с тобой подруги или нет?
- Ну, скотник выпустил немного крови из быка. – Кухарка понизила голос. - Гильдмастер говорит, что ОН, когда болеет, есть ничего не может, а пить может.
- Пить… это?
- А что ты хочешь от долийца? Дикарь, он и есть дикарь. Он и так часто просит оставить ему сырой крови, когда мы режем…
- Ну, если из быка, то ладно, - вновь перебила её любопытная прачка. – А то мы уже думали… Ты, главное, вот что скажи: Палач и правда в дракона превращается?
- Ох!
Что-то пронзительно зазвенело. Кастрюли посыпались с полки. Араннай прикрыл уши ладонями, но как только грохот прекратился, опять прислушался.
- Рикко мне говорит, что у Палача простая лихорадка. Знахарка - та молчит, как рыба. Зато Перлита в прошлом году говорила, что когда её, наконец, пустили в комнату прибраться, весь стол был обожжён огнём.
- Вот так и знала! Как раз, ты помнишь – полотенце в корзине было всё обгоревшее, выбросить пришлось. И вечно куча простыней, белья, как бы от пота насквозь мокрые – там, видно, очень жарко. Создатель, что если он дом сожжёт? Или вдруг явится из комнаты, когда ТАКОЙ? Что с нами будет?
- А ну-ка, хватит причитать! Гильдмастер с ним один справляется и не боится. Всё будет как всегда: увидишь, не сегодня – завтра долиец снова будет тут бродить в своём нормальном виде. И твои девочки опять об него глазки обломают, все страхи позабыв.
- Так ведь хорош, паразит!
Зевран возник в кухне, внезапно громко скрипнув дверью.
- Это вы обо мне, надеюсь, барышни?
- Вот я… - засуетилась кухарка. – Сготовила всё. Сами заберёте?
- Давай.
Покрасневшая прачка, попятилась к выходу на двор, а толстуха принялась наливать бульон в заварной чайник. В этот момент по дому прокатился нарастающий то ли рык, то ли стон. Вряд ли случайный свидетель мог бы предположить, что этот звук способно издать горло эльфа. Но Зевран тотчас метнулся к спальне.
«Когда ж это безумие закончится? Третий день к концу идёт...»

- Ты здесь. Ты здесь… - несколько раз упрямо повторил долиец, сжимая его руки. Потом открыл глаза. К счастью, в своём полубредовом состоянии он был довольно слаб, а то мог бы случайно навредить Зеврану. Тот успокоил его:
- Конечно здесь. Куда бы я девался от тебя? Смотри сюда, родной. Пить хочешь? Или тебе нужно подняться? Держись.
С его подмогой, Эвлар сел на кровати, встряхнул головой и потёр виски.
- Проходит. Теперь точно.
- Вот и славно.
Гильдмастер выглянул из спальни и сразу обнаружил управляющего, который разглядывал оставленный кухаркой на полу поднос с чайником, как будто размышляя, то ли забрать его на кухню, то ли внести к хозяину. На деле же, скорей всего, просто подслушивал, поскольку вздрогнул, когда открылась дверь.
- Гридо, котёл вели согреть.
- Всегда готово, мастер Араннай. Мы, знаете ли, на всякий случай… А это что?
- Бульон? Пусть на нём сварят суп с курятиной и овощами и подадут сюда в нормальной сервировке на двоих. Гарнир какой-нибудь, салатик, ну, сообразишь. Вина не нужно, только лимонад. И горничную мне пришли.

Вернулся к милому, всем сердцем радуясь, что его мучение окончилось. Провёл по спутанным длинным волосам.
- Нет, что это за вид для знаменитого Героя Ферелдена?
- Какого Ферелдена, Зев? – капризно протянул Эвлар.
- Того, любовь моя, где вольные эльфы сложили песенку о том, как хорошо заниматься сексом на дереве…
- Хм… У меня провал в памяти?
- А это о чём по-твоему? «Под нами колышутся травы и листья, а небо так близко и звёзды так низко…»
- Помилуй, Андруил! На дереве! Долийцы – белки что ли?
Солнечные глаза озорно сощурились, а из прохладно-синих исчезала мутная пелена страдания. Ещё не в силах рассмеяться, Махариэль чуть улыбнулся, и антиванец тотчас позабыл недавнюю печаль, развивая идею удачной шутки:
- На дереве должно быть презанятно. Мы с тобой так и не попробовали…
- …свалиться в самый неподходящий момент.
- С крыши-то ни разу не свалились! Ну, поднимайся, пойдём в ванную. Рубашку давай сразу снимем – вся отсырела. И сам-то похудел…
- Так не смотри, не порти зрение. Зев, да оставь меня, я уже в состоянии сам...
- Ещё чего! Тут кто-то выл, как одержимый: «Зевран, ты где? Зевран, не уходи!»
- Так громко?
- Ровно настолько громко, чтобы служанки окончательно поверили, что Долийский Палач временами превращается в небольшого дракона. Эв, это просто хохма! Я тебе непременно расскажу. Постой тут.
Он заглянул в ванную:
- Анита, всё готово? Тогда выскакивай оттуда, бесплатного стриптиза не дождёшься. Приберись в комнате, постель заправь.
- Да, мастер Араннай. Бельё постелить хлопковое?
Зевран обернулся на любовника, едва ли не облизывая его взглядом.
- Нет. Шёлковое. Чёрное.
И, пока горничная выходила через наружную дверь ванной комнаты, чтобы по коридору пройти в спальню, хитро улыбнулся Эвлару:
- Тебя что-то смущает?
- Зев, я не думаю, что это – хорошая идея… Должно быть, ты соскучился по моим крепким объятиям, но вряд ли я уже сегодня смогу тебя обрадовать.
- Эв, дорогой, я терпеливо подожду, пока твоя сила вернётся. И в прямом смысле и… во всех. Так что не томись выдумывать себе очередное головокружение. Тем более, я ведь, рядом с тобой, толком не спал две ночи кряду. Полагаешь, я сам на что-нибудь серьёзное сейчас способен?
- Тогда зачем…
- Но полюбоваться-то на тебя можно будет?
- Сейчас?
- Нет, вечером, на фоне чёрных простыней. А уж здесь-то сам Создатель велел! – Он подтолкнул Махариэля в ванную, поскольку горничная уже открывала дверь спальни.

Ласковый плен гладкой скользящей ткани, уют запертой комнаты, чуть освещённой маленьким дрожащим пламенем – лёгкое дуновение из приоткрытой форточки поколебало огонёк единственной свечи. Зевран обожал предаваться страсти при ярком свете, не скрываясь и, сбросив на пол одеяло, видеть подробности происходящего, внимать им, снова распалять желание. Эвлар обычно был не против этих откровенностей, хотя его, иной раз, приходилось долго уговаривать на некоторые особые забавы, но в этом Араннай всегда преуспевал и после наслаждался торжеством победы, припоминая в личных разговорах, как это было. Особенно приятно, если твоему партнёру новое развлечение так понравилось, что после первым предлагает всё это повторить.
Он смотрел на уснувшего любовника и размышлял, что бы такого выдумать, когда Эвлар достаточно поправится…
Купание вдвоём, спокойный вечер в обществе друг друга – пока и этого было более чем достаточно. Ложась в постель, Зевран откинул на подушку волосы, представляя, что их светло-золотистый блеск на чёрном фоне впечатляет не меньше, чем фарфоровая белизна кожи долийца. Этим нехитрым действием он заслужил поцелуй на ночь, после чего милый решительно пресёк попытку стянуть с него бельё и отодвинулся. Измученный своей болезнью и утомлённый вынужденным бездельем, он быстро заснул. Араннай любовался на его точёный профиль и предвкушал, какой густой румянец окрасит бледное лицо Эвлара, когда тот узнает о новой развратной затее. Зевран коварно улыбнулся этой мысли, но тотчас же проникся куда более глубоким чувством, припоминая своё очередное испытание. Если бы возможно было разделить боль напополам, Зевран охотно согласился бы принять такую долю. Да что там долю – всё! Это любовь, демоны побери! Это любовь, она не спрашивает, а велит. И ты с готовностью следуешь её велению.
Несмотря на пережитые тревоги и две бессонные ночи подряд, Гильдмастер всё не мог уснуть. Огонёк свечи снова дёрнулся и он покинул тёплую постель, чтобы закрыть окно.
Большое зеркало в рост отразило его стройную фигуру и эльф не мог не задержаться на мгновение, чтобы ещё раз не почувствовать себя одним из местных совершенств. Второе совершенство спало рядом и стоило определённого усилия не стянуть с него одеяло. Только сознание того, что другу нужно как следует восстановиться и отвлекать его сейчас от этого – форменное свинство, не допустило такой милой шалости.

Ещё четыре шага до стола… Маленькая жаровня, на которой Араннай тут же готовил зелья для страдающего от приступа скверны товарища, в прошлом году внезапно выбросила уголёк. Зевран смотрел на тёмное пятно, прожжённое на лакированной столешнице. Хорошо, вовремя тогда заметил – сбил пламя полотенцем. За год так и не дошли руки отправить стол в ремонт. А сейчас вспомнилась подслушанная болтовня кухарки с прачкой. Дракон… чудовище… как можно сравнивать с драконом красивого и смелого бойца, остановившего великий Мор? Впрочем… они не знают, кто таков Эвлар. В Антиве он для всех – Палач – тень атамана, его верный телохранитель и единственный любовник. Холодный и неумолимый исполнитель приговоров, бесстрашный воин, наводящий ужас на врагов своей легендарной непобедимостью. И в то же время Палач сам по себе. Вороны поговаривали, что он не подчиняется Гильдмастеру, он не обычный эльф, а чуть ли не… тут слухи расходились.
Но ведь по сути они были правы – скверна порождений Тьмы навечно отравила кровь долийца, однажды защитив его от страшной гибели и уготовив героическую миссию, а также обещая безвременный конец от той же скверны. Ворон и Страж немало размышляли над тем, как можно обмануть судьбу, избавив их обоих от страшной участи. Пока судьба обманываться не хотела. Нет, Ворон не оставит Стража умирать в тёмных пещерах Глубинных Троп. Уж если солнце и погаснет раньше срока, то разом для двоих.
Зевран поймал себя на мысли, что снова думает об этом.
Время неумолимо отсчитывает дни и годы. Уже годы. И, блажь Создателя, но это годы счастья. Счастья, исподволь омрачённого опасностями и тревогами, но часто ли оно даётся Антиванским Воронам? За это смерть когда-нибудь потребует оплаты. Когда? Алистер Тейрин говорил, что пребывание в Ордене и лет до тридцати возможно дотянуть. А если ещё раньше? Тейрин ведь перестал страдать припадками, а Эвлар нет. Прежде, чем пройти посвящение, которое он принял только ради жизни, эльф много дней боролся с ядом скверны только своей природной силой: его сначала заразили порожденья Тьмы. Что, если его организм не выдержит тридцати лет?
Что же, тогда… они уснут рядом. Вот здесь. Или на той постели, которая станет в тот роковой час последним ложем их любви. Смерть будет благосклонна к одному из лучших своих воспитанников: он знает, как просить её об этом.
Араннай шмыгнул носом и убедил себя, что до трагической развязки ещё прилично далеко. Что впереди ещё тысячи дней и тысячи ночей, сотни тревог и радостей, разлук и встреч. И ещё осознал, что сам он стоит без одежды против освещённого окна, на радость какой-нибудь страдающей бессонницей служанке, и мается непонять чем. Задув огарок и прикрыв створку, вернулся на кровать. В темноте стало жутковато. Даже почудилась какая-то посторонняя возня. Мыши? Кто-то вздохнул… «Эв, спишь?» Погладил милого под одеялом. Тот повернулся, уютно засопел под боком. «Нервы ни к чёрту!» - отругал себя Зевран и постарался ни о чём не думать. Усталость, наконец, взяла своё.

Ночная тишь над миром. Покой ли распростёр мягкие крылья, осеняя мирный сон, или таящийся во тьме холодный страх крадётся в каждый дом. Ощупывает, шевеля крысиными усами, тянет липкие нити в мозг, соединяя приглушённое сознание с самыми мрачными картинами за истончившейся Завесой… В такой час мягкая постель – надёжное укрытие от зла. А ещё лучше поплотней прижаться к тому, кто разделяет эту постель с тобой… Движение вязнет в истомлённом негой полузабытьи, но, приглушённое расслабленностью, желание обнять сильнее лени. Его дыхание ощущается кожей лица, его тепло влечёт, тело само притягивается поближе… И вдруг…

Таз ледяной воды, взрыв бомбы, грохот медной посуды, падающей с полки – что-то одновременно жгучее и леденящее вспыхнуло в голове, пронзило, спутало, распяло, придавило лишая дух опоры и заполняя разум слепым отчаяньем.
Сцепленные до судороги зубы сдерживают крик, разрывающий лёгкие. Это бессмысленно. Это конец.
Тяжёлая дверь карцера захлопывается, как крышка саркофага. Цепи не знают сострадания, а плеть не ведает усталости. Как вырваться из плена безысходности, когда свои же подвергают тебя пытке, тестируя волю на прочность? Когда тебе не повезёт попасть в лапы врагов? Когда насилуют, до хруста заламывая руки, а после бьют до полусмерти сапогами, надеясь, что ты сдохнешь медленно? Когда яд выжигает внутренности, и ты готов их выплюнуть наружу, только бы это прекратилось? Когда над головой бурлит волна и тянет в бездну… Бессмысленно кричать, взывать о помощи… Кому? Создателю? Создатель это допустил, значит, класть он хотел на твои вопли и мольбы.
Но что теперь любая пытка, если надежды больше нет? Из плена можно вырваться, а раны заживают. Даже из Тени есть обратный путь… Но способа избавить Стража от скверны, наверняка, просто не существует.
Пальцы, дрожа, путались в поросли жёстких волос, покрывших ороговевшую кожу. Веки зажмурились: не видеть этого, бежать… Нет. Нужно быть с ним. Ведь если даже превращенье началось, оно ещё не кончилось. Это ещё не порожденье Тьмы, это… «Эвлар! Нет!» Крик слился с глубинами провалов бесконечности, как эхо, отразившего в сознании все мыслимые страхи. Дни и недели промелькнули, как мгновения. И он уже не помнил, почему не смог облегчить последний путь Серого Стража, прервав его благостным даром смерти - «Поцелуем аспида». И почему не может быть с ним рядом в роковой час во мраке жутких извилистых пещер. Откуда-то всплывало только «ты останешься», подкреплённое встряхиванием за плечи, не резким, чтобы когти не впились через одежду. Ничего не запомнилось из томительного долгого путешествия к заснеженным горам. Потом внезапная догадка: «Послушай, это странно, но ты – не гарлок, не крикун. Ты же – дракон!» И главное: «Тебе туда не нужно!» И почему, прах побери, чёртов бастард Тейрин не изменился? Жалкое оправдание себе: Эвлар там будет не один… А тот что-то поспешно говорит, снова пытаясь заглянуть в глаза. Но как выдержать этот взор? Теперь исполненный бушующим внутри огнём и еле сдерживаемой злой силой, готовой вырваться вот-вот… И Араннай отводит взгляд от глаз, налитых кровью, от тёмной чешуи, ровно по линиям татуировки, и от клыков, мешающих тому кто всё ещё чувствует себя эльфом, внятно произносить слова… Ворота закрываются. Что он сказал?
Дальнее эхо возвратилось, захлебнувшись вселенским горем одного расколотого сердца. Что мир? Что жизнь теперь? Тот безнадёжный крик отчаяния будто не прекращался и не прекратится никогда…

- Зевран, тебе нехорошо?
«Нет, срань господня! Мне отлично! Я только что пережил худшие мгновения… а может даже целый худший месяц моей жизни! Да, мы с тобой несколько раз могли друг друга потерять, но знаешь что, «могли» и «потеряли» - вещи разные. В этот раз было так… Всего лишь сон. Демоны Тени, мне отлично!»
Сердце ещё тревожно вздрагивало от пережитого кошмара, но дух Антиванского Ворона уже гордо и независимо расправил крылья.
- Отстань. Ты имеешь право вопить среди ночи, а я нет?
- Вопи, раз это доставляет тебе удовольствие. Мне просто показалось…
Не хочет признаваться, что увидел дурной сон – не надо. Утро всё разъяснит. Долиец заворочался, устраиваясь поудобнее, и сквозь протяжный вздох пробилось непривычное ворчание.
- Эв, что за звуки и чем от тебя воняет?
В висках опять заколотилось, рука невольно потянулась, чтобы ощутить реальность… Ледяной ужас вновь вернулся. Прошёлся дрожью от затылка, до кончиков ногтей и вырвался одновременно вскриком и чьим-то резким визгом. Пальцы коснулись густой шерсти, и тут же по предплечью царапнули твёрдые когти…

- Эти тупые ферелденские замашки когда-нибудь меня добьют!
- При чём тут снова Ферелден? – Эвлар зажёг ещё одну свечу, потом зачем-то встал на четвереньки, заглядывая под кровать. Зевран заметно оживился:
- Вот так и стой. Я мигом.
Но его друг, не обращая внимания на шутку, уже поднялся, держа поперёк туловища небольшую рыжую собаку.
- Милостью Андруил, да успокойся, тебя никто не обижает, - увещевал он эту раскормленную тварь, усадив на согнутую в локте руку, как ребёнка, и почёсывая за ушком.
- Эв, я с ума сойду! – Стук кулаком по мягкой простыне никто не оценил. – Вот вам и доказательство того, что ферелденцы спят с собаками. Вместо того, чтоб выволочь её из постели за шкирку, ты её хвалишь.
- Не хвалю, а утешаю.
- Да я из-за неё…
- Розка тоже беспокоилась обо мне, поэтому пришла сюда. Вероятно, она заснула под кроватью, а когда потянуло ночным ветром из окна…
- Нет, я прикрыл окно. Ей просто захотелось поваляться рядом с тобой. Эх, зря я её Лелианой не назвал! Ну, что таращишься? Хотела отбить у меня Эвлара? Нет, погляди на неё – те же глаза святоши, а сама чуть не цапнула.
- Ты выдрал у неё клок шерсти.
- Ты предлагаешь прилепить его назад?
- Оставь на память.
- Иди на фиг! Эв, ты решай скорей, с собакой спишь или со мной?
- Что, тебе тоже нужно утешение?
- Ещё и как.
Долиец выпустил собаку в коридор, напутствовав её на своём языке. Согласно виляя хвостом, животное исчезло в темноте.

- Нет, не гаси.
Махариэль пожал плечами, но оставил свечи. Как только он коснулся простыни, Зевран повалил его на спину и мигом оказался верхом у него на бёдрах. Любовник поймал руки, ухватившие его тунику, явно чтобы снять её.
- Зев, дорогой, дай мне опомниться.
- А мне кто даст опомниться?
- Тебя так напугало происшествие с собакой? А может, для начала ты расскажешь, что тебе приснилось?
- Примерно то же, что снится тебе, когда ты сотрясаешь стёкла рёвом Уртемиэля.
- Не надо так шутить. И слезь с меня.
- Руки пусти.
- И куда ты их собираешься пристроить? Зевран, я тоже этого хочу, но право, давай немного подождём. Даже если в тебе довольно страсти на двоих, я пока не готов принять тебя, не говоря о том, чтобы…
- Вот кто о чём, а ты о сексе!
- А ты о чём? – долиец подозрительно приподнял брови, а заострённое ухо так эротично шевельнулось, блеснув серьгой… Зевран, быстро освободившись от захвата, вцепился в горловину его ночной рубашки и разорвал её до талии. Смуглые руки решительно спустили обрывки ткани с мраморных плеч и жадно огладили их.
- Не бойся, моя девочка, - задорно усмехнулся Араннай. – Твоей невинности ничто не угрожает. А вот моей воле конец. Ох, как же ты мне нравишься!
- Зевран, посмотри мне в глаза.
- Ты ведь не будешь против, если я немного…
Кончики пальцев, чуть касаясь, обрисовали каждый мускул груди и живота, и снова… Эвлар почувствовал, как нега растекается по телу. Это было приятно, хотелось расслабленно лежать и предаваться ощущениям, таким необходимым после недавнего кошмара. И всё-таки он понимал, что милый друг встревожен.
- Зев, ты в порядке?
- А когда было иначе?
Проникновенный взгляд, ценою в одно счастье – за это можно было многое перетерпеть. Но он будто просвечивает мысли. Попробуй тут сочинить что-нибудь правдоподобное!
- Я рассуждал о плотской стороне нашей любви. Да, Эв, не о душе и не о дружбе, а об этом самом. Помнишь, я плёл тебе, что меня больше привлекают женщины? Не хмурься, я ж тогда ещё не знал тебя настолько близко. Если подумать, от природы именно женщины нас с тобой и должны привлекать, не так ли? Просто… просто ведь почти все мои мужчины были шемленами, как вы, долийцы, их называете. Ещё так, по учебке, парочка эльфов, но оно как-то быстро позабылось. Вот меня и осенило в одну из бессонных ночей, что ты и я… что мы с тобою идеально совпадаем: телосложение, размер… Ну, и… Может быть суть именно в том, что ты немного меньше человека, изящнее, стройнее и всё-таки не женщина. Поэтому… поэтому и манишь меня как-то по-особенному. Да?
- Зевран, вот что ты мелешь?
- Отборную бредятину?
- Примерно.
- Странно, я полагал, это научная теория.
- Давай сейчас забудем всё, что ты наговорил, и разберёмся, от чего тебя спасать.
- Ну, хорошо. Мне, огры подери, приснилось… что у тебя волосы на груди.
- Поэтому ты так орал?
- А как тебе это понравится? Мало того, я тяну руку, чтобы проверить, не оброс ли ты щетиной, и тут эта шальная сучка! Только представь, как я спросонья перепугался!
- Ты разорвал мою тунику, чтобы проверить…
На этот раз Эвлар по-настоящему смеялся. Ему пришлось сесть, чтобы отдышаться. Зевран подал ему воды и долго сидел рядом, обнимая, ласкаясь о него щекой, а после трогая губами лицо и шею. Потом милый сказал: «До света ещё далеко». Он сбросил на пол то, что осталось от рубашки, а также и последнюю деталь своей ночной одежды. Араннай назидательно заметил:
- А я всегда считал, что все эти глупые тряпочки нужны только, чтобы их снять. В смысле, чтобы их снять красиво. Да?
Его любовник грациозно вытянулся на чёрной простыне, приковывая восхищённый взгляд Гильдмастера.
- Да, продолжай, - шепнул он с придыханием.
- Если подумать… они нужны ещё и для того, чтобы доспехи не натирали кожу в некоторых местах. Показать где конкретно?
- Ну, разумеется, Зев. Я ведь прошу тебя продолжить не разговор.
- О, моя радость!
Его ладони были полны нежности, а губы горячи. Впрочем, даже сходя с ума от страсти, Ворон сумел себя остановить:
- Уверен?
- Один раз живём.
- Эта позиция мне нравится! Теперь давай выберем для…
- Нет, погоди. Открой окно.
- Жарко? Поверь, это только начало.
Эвлар без слов позволил ему вести в любовном танце, и он приложил всё своё мастерство, чтобы заставить милого стонать от вожделения и благодарно отдавать ласку в ответ. И тайный страх, терзавший сердце, отступил. Зевран всем существом предался наслаждению, он чувствовал себя счастливым и от души дарил возлюбленному доказательства этого счастья. Он ненасытно целовал разгорячённое взаимной страстью тело, внимая напряжению мышц, биению пульса, трепетному скольжению ладоней по спине…
Эвлар смотрел в ночное небо за окном. Скоро придёт рассвет, и новый день возрадуется жизни.

Серый Страж думал, что любимый никогда ему не скажет, какой кошмар он пережил сегодня ночью. Но он догадывался, потому что тоже никогда не посвящал Зеврана в некоторые подробности своих видений. Забыть о них. Пусть лучше ночь пылает огнём страсти. Пусть каждый, кому доведётся оказаться вблизи этой спальни, да что там - пускай вечная Тьма да и весь мир вокруг знает, что крик в ночи порою раздаётся не от страдания, а от любви.