Солнце в зените. Оно щедро льёт золото своих лучей на благодатную землю Антивы. Под ним сейчас, наверняка, очень красиво блестят мои светлые волосы, и я нарочно встряхиваю головой, чтоб ты заметил этот золотистый перелив. Тебя это заводит, верно, милый? И чтобы этого не обнаружить, ты меня обгоняешь. Смотритель закрывает за моей спиной ворота на площадку возле арсенала, а ты уже на другой стороне. Цепочка следов пересекла ровный прямоугольник разогретого солнцем песка, и ты стоишь на этом золотом ковре, против меня. Молча. Только твои мечи издали первую ноту моей любимой песни, и тотчас же им вторят задорным звоном два моих боевых кинжала.
«Потанцуем?» - я подмигнул тебе в надежде, что сейчас в твоей груди станет теплее.
Ты говоришь, что солнце всегда играет у меня глазах, даже в ночи. Кому, как не тебе об этом знать? Но сейчас трудно выдержать твой взгляд. Это и к лучшему. Не следует смотреть в глаза, когда фехтуешь.
Мы быстро сближаемся и невозможно различить, кто первым сделал выпад. Удар, блок, поворот. Серый Страж, мы с тобой друг друга стоим. Как бойцы. Ты не находишь?

* * *

Ты в первый раз смотрел, как я танцую с девушкой, уже в Антиве. Мы с тобой были вместе уже давно, а долгая разлука, случившаяся в Денериме вскоре после Мора, придала нашей связи, я бы сказал, иное качество. И новый колорит. Традиции моей счастливой родины и угроза Дома Воронов, что сопровождала нас повсюду – всё это было романтично и опасно. Смерть, то и дело, являла грозный свой оскал, а жизнь дарила радости.
В тот вечер я сполна потешил своих верных бойцов, устроив праздник в таверне на окраине Риалто. И вот, когда музыка и вино взбодрили кровь, я выбрал одну из танцовщиц, а тебя оставил в обществе кубка и жареной свинины. Ты помнишь, как Вороны зашумели, когда я вывел девушку на середину зала? Конечно, помнишь… Ты сам внимал зрелищу, затаив дыхание. А когда танец кончился и все зааплодировали, вдруг хлопки стихли, потому что мои парни, все как один, уставились на тебя: Палач-то что об этом думает? Ты же сидел, как статуя, и по тебе трудно было догадаться, принял ли ты новое для себя развлечение. Я, разумеется, заметил, как блестят твои глаза и как чуть вздрагивают крылья носа – ты был на взводе, но сам пытался для себя определить, насколько правильно то, чему стал свидетелем. Поэтому я подмигнул тебе и спросил первым: «Ну как, Эвлар? Умеют танцевать в Антиве?» Ты благосклонно кивнул, указывая место рядом с собой. Мои разбойнички враз оживились и некоторые принялись нахваливать таланты славного атамана.
Когда мы оказались в комнате одни, я понял, что ты всё ещё взволнован. И чем.
- Эв, это ведь не первый танец, который тебе приходилось видеть. Может быть, несколько другой, и всё-таки… В этой жаркой стране пляшут погорячее, чем в вашем стылом Ферелдене. Сознайся, что тебе понравилось!
- Это было… красиво.
- Я знаю, что ты хочешь меня спросить. Танцевал ли я с девушками, пока ты рубил порождений Тьмы в Амарантайне? Да, танцевал, когда была возможность. Мне нужно было чем-то согреть душу, кроме воспоминаний без особой надежды на продолжение.
- «Если есть свобода и нет любви, значит надо пользоваться свободой и не париться по поводу любви». Как-то так, да, Зевран?
- Это ведь только танцы, Эв!
- Танец исходит от желаний тела.
- И у долийцев?
- Желания бывают разные.
- Желание поохотиться на волка, например!
- Не злись. Я ведь тебя ни в чём не упрекаю и мне действительно понравилось смотреть как вы с этой девицей…
- Эв, дорогой, я уже не помню как она выглядит.
- Зевран, я хотел поговорить о более сложных вещах.
Тесная комнатка, что нам досталась в переполненной таверне, не позволяла даже походить из угла в угол, чтобы это выглядело впечатляюще. Мы сели рядом на кровать, в которую так не терпелось поскорей забраться, но почему-то оба смотрели на носки своих сапог. Да, обувь – эротичная часть тела, несомненно! Но лучше бы сейчас её оставить на полу вместе со всеми остальными предметами одежды, которые мешают взаимопониманию.
- О том, как мы жили в разлуке. Мне легче было бы перенести её, если бы хоть одно твоё письмо дошло по адресу. Зевран, мы так внезапно с тобой тогда расстались и… так долго были по разные стороны океана…
Демоны Тени! Я боюсь. Боюсь, что ты сейчас сознаешься в том, что… у тебя что-то было без меня. Я тебя понимаю, если это так. Ведь я тебя оставил, не дав никаких обещаний и не потребовав их от тебя. Тогда никто из нас не знал, что мы соединимся вновь, так мог ли я надеяться? Один раз это – преступление против любви – случилось. Перед последней битвой с Архидемоном. Колдунья Морриган к тебе вернулась, ворвавшись между нами, то ли спасением, то ли жестоким испытанием. И, хотя это не считается изменой, но мне бы не хотелось пережить такое снова.
- Не говори, прошу.
- Не говорить о чём?
- О том, что было или не было в твоём Амарантайне. Ты ведь решил порассуждать о низменных страстях, не так ли? Так вот, я не хочу знать ничего. С тех пор, как ты меня нашёл в Антиве, мы с тобой будем вместе, пока… пока мы оба этого хотим.
- Ты думаешь, что я…
- Нет, нет, я ничего не думаю. Сегодня уже поздно думать, давай-ка лучше спать.
- Зев, нет! Мне не в чем каяться перед тобой, если мы поняли друг друга правильно. Быть может, хватит говорить намёками?
Так это ты меня хочешь спросить? Ты всё ещё не до конца уверен, что стать нашей разлучницей способна только смерть? Свобода и любовь – их можно сочетать, когда веришь любимому. Свобода выбирать и добровольно выбрать верность.
Я бы отлично посмеялся ещё каких-то пару лет назад, если бы мне сказали, что воздерживаться можно и годами. Конечно, рано или поздно, если бы мы опять не встретились, я попытался бы заглушить настоящую любовь развратом, ничего не значащими связями, иллюзией продажных удовольствий. Вряд ли я вновь сошёлся бы с кем-нибудь так же близко, как с тобой. Но этого ведь не случилось! Есть главное – желание быть с единственным. И много способов утихомирить пыл – классная драка, например. Ну и… вполне сгодится то, что наши общие лесные предки зовут ласками Фен-Харела. Браска! О чём я? Ты ведь можешь сказать мне то же самое!
Камень с души свалился. Приятно знать, что ты ни разу не променял воспоминания о нашей любви на её гнусную подделку.
- Эвлар, смотри сюда. По буквам повторяю: это только танцы. Такой намёк тебе понятен?
Обожаю, когда ты улыбаешься. Синие звёздочки в твоих глазах теплеют, а это значит, что затянулась маленькая ранка последнего сомнения в твоей душе.
- Почему мы с тобой об этом не поговорили раньше?
- Наверное, Эвлар, это не столь важно на фоне… танцев. Кстати, есть танцы только для мужчин.
- Конечно, есть.
- Нет, не для воинов или охотников, не те, которые показывают доблесть. Есть танцы столь же чувственные…
- Знаю.
Вообще-то я имел в виду фламенко. Но я как-нибудь в другой раз об этом расскажу. И я станцую соло для тебя. Надеюсь, выйдет так же страстно, как и под тобой. Полегче, милый. Ох, как же тебе удалось до сих пор сдерживать пыл? Кажется, одиночество в Амарантайне далось тебе гораздо проще этого вечера в таверне.

* * *
- Ах!
Меч касается бедра, чуть ниже края килта.
- Пауза!
Обратив кинжалы рукоятями вперёд, я отступаю. Твой взгляд пересекается с моим и оба разом опускаются к следу меча. Царапины не видно, только покрасневшая полоска. Плашмя ударил, нарочно, чтобы показать, какой он ловкий! Кинжалами меч из его руки не выбить, если не применять реально боевых приёмов. Но мне тогда придётся его ранить. Хранитель арсенала это тоже понимает и осторожно вмешивается:
- Мастер Палач, велите принести учебное оружие?
- Если угодно господину Араннаю.
Ну, наконец, ты подал голос! От его звука я готов бросить свои кинжалы и защищаться голыми руками, верней, совсем не защищаться, пока твоё долийское сиятельство изволит использовать благородный металл не по прямому назначению. Но это лишь фантазии невыспавшейся совести. Ты что, затеял просто отлупить меня таким вот способом? Ха! Ну, попробуй! Наши ухмылки спорят упрямством.
- Учебное для мастеров? Не надо, Вик. Но, может быть, мастер Палач устал и хочет заменить клинки на более лёгкие?
Сознание явного преимущества в товарищеском поединке не для тебя.
- Держи. Пусть будет равное оружие.
Один из мечей достаётся мне, а ты завладеваешь кинжалом. Честный обмен.
- Готов продолжить?
И снова замечаю, что ты смотришь на свежую отметину… Немного ниже. А я-то уже размечтался, что ты жалеешь об этом ударе!
Сегодня я одет легко: доспехов почти нет, а сапоги без наколенников. Поэтому ты и увидел старый шрам. Помнишь, как это было?
Воспоминания сейчас не в тему. Сталь звенит о сталь. Мы с тобой снова кружимся в смертельном танце. Который я детально изучил со многими, ушедшими в небытиё. Теперь танцуем мы с тобой. С той разницей, что не хотим друг друга убивать.

* * *

Подумать только – всякое бывало! Иной раз в голову приходит, что мы впервые встретились врагами, и не верится. Но сколько раз потом судьба тыкала меня носом: великодушие Серого Стража – не маска! Когда я получил это проклятое ранение, мы с тобой уже были вместе. Впрочем, зная тебя, уверен: ты не оставил бы меня без помощи, даже будь мы в ссоре. Раны мне редко доставались: Араннай не какой-нибудь зелёный новобранец. Я ухитрялся уклониться и от прямых ударов, и от стрел, но даже это являлось поводом для плоских замечаний Тейрина. Я, по его словам, плохой боец! Оружие у меня несолидное и тактика ему не нравится! Конечно, с его железяками эльфу не сладить – и меч, и щит для упакованного латника. А взял бы да попробовал выйти против моих кинжалов со своим щитом! По-настоящему – слабо? Давно бы не стоял вопрос, кому быть королём, кому не быть.
Нет, я отвлёкся. В тот раз всё-таки нарвались не на кого-нибудь – на големов. И если от брошенного камня ещё можно увернуться, то от внезапно брызнувших осколков глыбы – почти нереально. Один меня и зацепил. Не мой был день. Хотя, какая разница в этих пещерах – день или ночь? Битва закончилась и мы могли бы двигаться вперёд, если бы я не оказался сидящим на земле, с ногой, перетянутой над коленом ремнём от своей собственной портупеи. Заметь, я не позвал на помощь, чтобы не отвлекать вас от приятного занятия по сокрушению врага.
Как назло, в группе, обследовавшей тейг, собрались все твои возлюбленные: я, Лелиана, Морри, Алистер…

* * *

- Зев, хватит ржать.
- Что, снова пауза?
- Пока твоя пятиминутка не закончится.
- Скажи хотя бы, бьёмся как? До первой крови? Или пока я у тебя оружие не вышибу?
- Ты выбьешь у меня оружие? Успеешь поседеть.
- Да, кстати, утром белый волосок нашёл. Это из-за тебя!
- Это из-за твоей безмерной страсти к грязным танцам.
- Эвлар, ты же не прав! Я ничего предосудительного себе не разрешил.
- А ей?
Наверное, тебе сейчас плевать, что нас видит и слышит не только хранитель арсенала и его подмастерье, но и десятка полтора моих бойцов, из-за ограды любопытствующих. Мы с тобой часто тренируемся, но боевым оружием – не каждый день…
А тут ещё меня, не в меру, смех разобрал. Вспомнил, как Тейрина подкалывал и как сейчас в мыслях назвал его твоей любовницей. Эх, как бы взбеленился парень! Да и ты… Хватит уже изображать из себя оскорблённую невинность. Дай волю гневу, наконец!
- Эв, может быть, пойдём в столовую – тарелками покидаемся?
На это слышен звон металла: кинжал скользит о меч, а это значит, передышка кончилась.

* * *

Алистер… С этим я загнул, конечно! Только он так переживал из-за нашей с тобою связи, что я тихонько наслаждался его бешенством. Конечно, когда сам не ревновал. Такой дружбы у меня никогда не было – без притязаний, без условий, без выгоды. Просто необъяснимая симпатия, из-за которой вы готовы были голову сложить один за другого. Вороны так не дружат. В драке, когда команда на команду, конечно, всегда стремишься выручить своих. Но не за каждого полезешь на рожон.
Храмовник, когда эти камни разлетелись, тебя закрыл щитом, а сам подставился. Правда, ему не сильно досталось – латы крепкие. А я вот накануне, по закону подлости, утратил наколенник в битве с подземными дракончиками. Сюда осколок камня и попал. Боль была слишком сильной, чтобы я мог наивно полагать, что кость цела. Кровь хлестала, как из распоротого брюха гарлока, подняться и идти самостоятельно я бы не смог. Морриган сразу предложила: «Давай я тебя заморожу. И боль пройдёт, и помолчишь заодно». Стоит, как цапля, и свои зубки скалит. Они с Лели под камни не попали, поскольку находились далеко от взрыва. Но рыжая-то хоть не угорала надо мной, сразу пришла на помощь. Склонилась, чтобы наложить повязку, а груди её чуть ли не выкатываются из-под доспехов. Почему в такой неподходящий момент я обратил на это внимание? Потому что ты присел с другой стороны, и я следил, куда ты смотришь. Не каждый станет изучать разорванную плоть, когда ему показывают что-то гораздо сексуальнее. Но ты даже не глянул на прекрасный женский бюст. И не спросил, могу ли я идти. Ты просто выпрямился, снял свои мечи и передал их Алистеру.
- Эвлар, ты… его понесёшь?
- Сам хочешь?
Я наслаждаюсь твоим юмором. Кто с тобой не знаком, в жизни не догадается, насколько едко ты сейчас подковырнул храмовника. Морриган зашипела: «Какого демона, Эвлар? Мы так далеко не продвинемся! Оставь его и пусть ждёт нас или ползёт до лагеря». Ты ей не отвечаешь, помогая мне подняться, зато Лели меня опережает: «Хорошо, Морриган. Когда ранят тебя, мы так и сделаем!» Ведьма отходит в сторону, но не без слов. «Ранят меня? Ха! Не дождётесь. Я ещё буду вспоминать эти весёлые деньки лет через сто, когда вы все уйдёте в Тень». А я, тем временем, взобравшись на тебя верхом, изо всех сил пытаюсь сохранить бодрость духа. Это непросто из-за ярких точек, мелькающих перед глазами. Помню, что это всё казалось очень долго и мучительно, но меня в пути радовали, по крайней мере, два приятных обстоятельства. Во-первых, я мог вслух безнаказанно язвить весь твой заброшенный гарем, а во вторых, крепко обнимать тебя у всех на виду и даже иногда нежно покусывать за ушко. Ведьма и Алистер с ума сходили от моей дерзости, у них только дым из ноздрей не шёл, а Лелиана продолжала прикидываться лапушкой. Но я-то перестал её воспринимать после того, как наша скромница изъявила готовность быть в нашей паре третьей. Одно дело покувыркаться с нами в каюте Изабеллы, но так цепляться за мужчину – себя не уважать. А если рыжая себя не уважает, с чего мне этим париться? Она семенила рядом, как собачонка и поскуливала: «Эвлар, тебе не тяжело? Может быть надо отдохнуть? Зевран, голова кружится?» Нет, ничего плохого она мне не сделала, но я, в конце концов, не выдержал: «Красотка, все старания напрасны, тебе на этом жеребце не усидеть». Лели воскликнула: «Зевран, да как ты мог подумать!» Она заткнулась, наконец, а ехидный смешок Морриган добавил мне уверенности, что ведьме тоже прилетело рикошетом. Знаешь, я тебе благодарен, Эв, не только за подмогу, но и за то, что ты ни словом не обмолвился о моём поведении, пока меня тащил. Признай, хотелось меня сбросить, да? Но дал мне тешить себя как я только мог. Совсем шикарно было бы, если бы не разбитое колено.
Я потерял сознание уже в лагере, когда Винн растянула мою рану щипчиками, чтобы промыть её и залечить сустав магическим приёмом. Но, как только мне стало лучше, я снова принялся шутить и всех доставать, особенно старушку просьбой поплакать на её груди.
- Винн, ты даже не представляешь, как мне больно. Ну, можно, я к тебе прижмусь?
- Если ты это сделаешь, Зевран, будет ещё больнее.
- Ах, Винн! Какая ты жестокая! Быть может, я теперь никогда не смогу…
- Ходить ты сможешь.
- А танцевать, об этом ты подумала?
- Всё, я закончила.
- Винн, ты наверное потрясающе танцуешь? Потренируемся, когда моя нога…
Магесса вскрикнула: «Конские перья!» - самое сильное ругательство, какое она себе позволяла. Вверх брызнул фонтан искр, освещая своды гадкой пещеры, где мы были вынуждены разбить стоянку. Ты, командир, взялся утихомиривать старушку, и у тебя, как всегда, получилось. Разве что Винн, сказала напоследок: «Вот пусть он на твоей груди и плачет». О, милый, я бы так и сделал, с удовольствием. Но я тогда был молод и горяч и не мог проявить подобной слабости на людях. Да и перед тобой всё ещё хорохорился. Поэтому, когда ты мне помог удобнее устроиться на ложе, вместо того, чтобы принять твоё сочувствие, сказал: «Оставь меня». Лежал один, дурак, и сам собой гордился, слушая, как Стэн и Огрен, под хруст капусты, обсуждают, что Араннай – вполне так ничего, крепкий мужик, хотя и эльф. Вот только бы болтал поменьше.

Ночью я понял, что лежу между тобой и псом, и не стал гнать ни одного из вас. Забота – это было непривычно и приятно. Тем более что в темноте никто не видел моего лица.
Ты пробудился, наверное, ближе к рассвету. Не получив ответа на вопрос, нужно ли мне помочь, ты задал новый:
- Зев, ты умеешь танцевать?
- Ещё бы!
- В Антиве как танцуют? С женщинами?
- По-всякому. Вот, помнишь, мы в одной таверне видели гулянку? Примерно так, только ещё задорнее и… чувственнее.
- У нас сказали бы, что это неприлично. Во время танца мы не прикасаемся к другим.
- А это потому, что вы парами с девушками не танцуете. Да и вообще, что там у вас в лесу за девушки – тоненькие, будто лучинки. И подержаться не за что. Когда-нибудь увидишь антиванок…
- Скучаешь по черноволосым красавицам своей родины?
- Нет, Эв, я не о том.
Но ты так тяжело вздохнул, что я скорее сменил тему разговора.
Конечно, мне пришлось остаться в лагере. Целый день только что язык на узел не завязывал, чтобы не дёргать самолюбие старушки Винн. Всё-таки магия – штука хорошая. Но зелья я себе готовил сам. И к тому времени, как нужно было выбираться на поверхность, смог обойтись без помощи. А вскоре снова танцевал с кинжалами в смертельных битвах, которым не было конца. К моему счастью, хромота быстро прошла.
И всё-таки остался шрам – бледная чёрточка на внутренней стороне колена. Сегодня ты остановился взглядом на этом шраме и тоже вспомнил давнее. Или… Эвлар, только не говори, что ты просто… разглядывал меня?

* * *

- Что, сдох?
И у тебя дыхание неровное.
- Кто ещё сдох? Просто сегодня жарко.
Я махнул подмастерью, который делал вид, что точит клинки, сидя на лавочке за кортом, сам же не отрывал восторженного взгляда от нашего с тобою танца. Парень принёс воды. Я пью, нарочно проливая на себя. «Браска, да я от пота вымок больше!» Снимаю перевязь, щитки, рубашку.
- Продолжим?
- Погоди. Ты прав. Сегодня жарко.
Ты тоже сбрасываешь амуницию и тянешь через голову свою короткую тунику… Эв, ты нарочно: я с ума схожу, когда ты это делаешь! Ты не прибрал сегодня волосы, они, слегка растрёпанные, под солнцем отливают тёмно-рыжей медью и падают на твои белые, как мрамор, плечи. Ты манишь подмастерье, берёшь у него ковш и, сделав лишь глоток, выплёскиваешь остальную воду на себя. Капли искрятся, как бриллианты, стекая по рельефу напряжённых мышц. Если я не расплавлюсь от жары, то от желания наверняка.
И ещё представляю, как за оградой захлёбываются слюной девчонки из прислуги, а то и кто-нибудь из моих славных Воронов. Зрителей стало больше. На кого ставят, интересно? На Палача или Гильдмастера? Мы ведь уже успели нанести друг другу по два условных ранения в доспехи. Если не принимать во внимание, что Эв хлестнул меня по ляжке своим мечом ещё в начале поединка.

* * *


Я часто приглашал танцовщиц, чтобы украсить праздники. Без праздников – никак. Вороны, что пошли за Араннаем, рискуют ещё больше, чем до раскола в Доме. Нервы у них имеются, как бы они не отрицали этого, а значит, надо эти нервы иногда лечить. Своих верных людей следует баловать, время от времени. Да и себя, любимого. Не так ли?
Мы с тобой, помнится, устроили себе небольшой отпуск: дозор остановил на тракте бродячих артистов и догадался привезти их в моё… в наше поместье. Весь вечер мы с тобою наслаждались музыкой, песнями и танцами, наш праздник удался. Правда, ты чувствовал что-то неладное, поскольку всякий раз, когда я порывался присоединиться к девушкам, ты клал мне руку на плечо и, ощущая, как твой палец поглаживает шею над воротником, я почему-то представлял, что ты хочешь схватить меня за горло.



На всякий случай, я ещё раз поинтересовался, хорошо ли проверили актёров, но мои Вороны были уверены, что танцовщицы настоящие. Тем более, их выступление кто-то недавно видел в Селени.
Я понял, о чём тревожилось твоё подсознание, когда, в конце нашего ужина, ко мне приблизился глава бродячей труппы и, согнувшись, начал нашёптывать…
«Не нужно», - процедил ты, расслышав его предложение или догадавшись о чём оно, хотя я только собирался ответить то же самое.
Ты успокоился только, когда труппа уехала. Слегка раздосадованный тем, что ты не разрешил мне станцевать, и вообще не в меру раскомандовался, я принялся тебя поддразнивать.
- Эв, что же ты не согласился? Могли бы вспомнить молодость…
- О чём ты?
- Ух, как сурово! Я ведь не предлагаю тебе разойтись по комнатам. Мы были бы все вместе: ты, я, две девушки. Вспомни, как лихо мы сплясали однажды на пиратском корабле. Ведь было здорово.
- Нет.
- Нет?
- Зев, это было отвратительно. Тебе… приятно это вспоминать?
- Просто забавно.
- А если бы мы с тобой были парой уже тогда, ты согласился бы?
- А ты?
- Я не пойму, Зев, ты нарочно меня дразнишь или действительно был бы не прочь?
Видишь ли, поначалу, когда мы с тобой сделались любовниками, но ещё не были близки так, как сейчас, конечно, я не отказался бы от приключения. Тем более что я не раз участвовал в таких делах. Не то, чтобы мне это очень нравилось, но, в некотором роде, разврат считался доблестью. Если такой-то Ворон в разговоре замечал, что провёл ночь сразу с двумя девицами или бросал небрежно: «Наша компания глаз не сомкнула до утра. Ох, что мы вытворяли!» - его похлопывали по плечу, мол, так держать. Нахваливали его бесшабашность и завидовали.
Те, кого я тогда считал своими постоянными партнёрами, значили только то, что к ним вдруг можно было завалиться в гости, спустя несколько месяцев после весёлой ночки, и, при желании, повторить. Ни угрызений совести, ни чувства привязанности. Издержки специальности, наверное. Ну, о последнем моём пассии тебе известно. Мы спали вместе иногда, но не хранили верности друг другу. Мне было удивительно узнать, что он ревнует. Думаю, это всё-таки была обида на то, что его подчинённый эльфик вдруг ослушался и захотел сам выбирать свою судьбу. Эвлар, ты будто бы читаешь мои мысли. На откровенный разговор напрашиваешься? Как ещё в Ферелдене, когда мы хорошо так разогрелись вином, и ты пристал ко мне с расспросами о моих бывших. Узнал много такого, о чём я сам не отказался бы забыть. Тебе что, легче стало?

Но ты сейчас волнуешься из-за танцовщиц: «Ах, неужели мой Зевран – настолько сволочь, что ему недостаточно меня?» Не беспокойся, не настолько. Ты придаёшь значение тому, что даже замечать следует.
- Эвлар, не надо глазами во мне дырки прожигать.
- Тогда скажи без шуток.
- Без шуток? Эээ… Пойдём, на крыше поваляемся?
- Уже темно.
- Так мы не загорать.
- Тогда к чему на крышу?
- И верно. В спальне будет куда удобнее.
- Сначала я хочу услышать твой ответ.
- Там и услышишь.
Не дав опомниться, я висну на тебе, ласкаюсь, подталкиваю к нашей комнате…
Нет, моя радость, Зевран больше не хочет никого другого, и главное, ни с кем тебя делить не станет. Высшее мастерство любви не изучить – оно от сердца. И это я танцую только с тобой.

* * *

В перчатках уже мокро. Они летят в кучу к другим снятым вещам. Эв, мы с тобою недурной стриптиз устроили, да? Готов поспорить: наши зрители расплавились не только от жары. Я представляю, как сейчас великолепно выгляжу и твой вид – зрелище не из рядовых. Вот бы сюда художника – картину написать! Я бы такую с удовольствием поместил в нашу спальню. Да, это впечатляюще!
Если бы не десятки моих Воронов, повисших на заборе с трёх сторон, я бы разделся догола. И разумеется, не только потому, что жарко. А потому что если обнажённый до пояса мужчина с оружием в руках – это красиво, то обнажённый полностью – ого! На тебя глядя, и одновременно оценивая свои чувства, я очень даже понимаю, что ты испытываешь. Хочу довести это до грани твоего терпения. Ты меня любишь! Любишь! И ты не нанесёшь мне раны, даже если я сделаю вот так.
Вывернувшись, как угорь, я проскользнул под твоим локтем, ударом рукояти стараясь выбить меч. Доля мгновения заставила тебя задержать вдох, а с ним движение руки. Какого огра, Эв? Ты думал, что я вправду кинусь под лезвие с риском для жизни? Пора уяснить, что если Араннай что-то делает, то делает как надо. Из-за того, что ты остановил свой меч, удар пришёлся ниже и кончик острия царапнул по кисти. К счастью – неглубоко. Но всё же, капли крови – твоей крови – это похуже, чем пощёчина. Родной, прости, я не нарочно… Видно, сегодня такой день, что я с утра до вечера должен перед тобою извиняться, и я готов, поверь. Я залижу эту проклятую царапину, как пёс, и не только её… Поверь, я всё сделаю, чтобы ты на меня больше не сердился.
Но ты сейчас рассержен по другому поводу: тревожный взгляд ищет след от оружия на моём теле и не находит. Тогда сквозь стиснутые зубы вырывается шипение: «Зевран, ты башкой тронулся? Я мог проткнуть тебя насквозь!» Нет, милый, ты не мог. Мы с тобой чересчур хорошие бойцы, чтобы это могло произойти случайно. Хотя, царапина…
- Видели? Меч выбить хотел!
- Ещё чуть-чуть и получилось бы!
- Да, атаман – не промах!
- Скажете тоже! У Палача меч выбить? Это ещё никому не удавалось!
- Эй, Рикко, ставлю на Гильдмастера.
- На Палача двадцатку.
- Привет. Ну что они тут? Всё ещё не выдохлись?
- Фью, разреши наш спор: я говорю, что атаман красивее долийца, а Оретта…
- По мне – оба красавчики! Ой, не могу, я щас описаюсь!
- Дуры, заткнитесь! Эльфы, знаете, как слышат?
Точно. Всё слышим. Как сладострастно мычит кто-то из служанок, когда я велю подмастерью облить меня водой. Ну, ты уже не злишься, да? Перед тобой тут такой парень татуировки демонстрирует, а ты… Давай заканчивать. Нет, ты по-прежнему готов сражаться.
- Эй, мне тоже воды!
Долго ещё ты собираешься меня гонять?

* * *

Вчера так замечательно всё начиналось! Пир, музыка, красотки. Столы вынесли прямо на двор, поскольку вся команда Аранная участвовала в празднике, включая рядовых Воронов из поместья. Поэтому и девок навезли - не только профессиональных танцовщиц, а непонять откуда. Я велел управляющему, чтоб ни одной дешёвой шлюхи не было, но всех поди проверь. Зато как зажигали! Право, если бы ты, Эвлар, дал себе труд выучить пару антиванских танцев, то не сидел бы в одиночестве. Да, понимаю, для долийского вождя, или кем ты там собирался стать, кружиться в пляске несолидно. По крайней мере, ты не возражал, чтобы я по полной оторвался и даже похвалил: «Танцуют журавли – охотник стрелы прячет. Его добыча - радость».
Немного посидев рядом с тобой, понаблюдав за веселящимися Воронами, я снова присоединился к ним. На этот раз партнёрша мне досталась не самая умелая, но молодая, страстная, от неё так и веяло огнём желаний. Это захватывает.
Ты знаешь, я не напиваюсь до беспамятства, но честно, даже не запомнил, как мы с девицей оказались в стороне от остальных. Не то чтобы я повёлся, как мальчишка, просто… просто так вышло. Близость запретного настолько меня раздразнила, что потянуло походить по краю пропасти. Эв, я клянусь, что никогда не допустил бы слишком много, это ведь только баловство. Мы продолжали танец в коридоре и хихикали - было так весело. Потом я оттолкнул девицу. Правда! Я оттолкнул её от себя, потому что мы как-то вдруг внезапно привалились к стенке, обнимаясь уже не так, как в танце, и я почувстововал, как её губы щекочут меня. Эв, я ей на поцелуи не ответил! Не веришь? Она даже обиделась, а я сказал: «Пойдём на улицу». Вспомни, я постоял немного на крыльце, потом к тебе вернулся, а ты только скользнул ледяным взором – аж душа в пятки провалилась. Поднялся, вынул у охранника длинный кинжал, проверил ногтем лезвие…
«Эвлар! Что ты задумал? Эвлар, вернись!»
На фоне музыки и пьяной болтовни никто не разобрал, что происходит. Даже короткого свиста клинка не было слышно, а только тонкий женский вой. Музыка смолкла, танцующие расступились. Моя недавняя партнёрша, без остановки, жалобно скулила: её высокий гребень и убор с цветами, а с ними длинные пряди волос, жалкими клочьями падали с головы. А ты спокойно обернулся, всадил кинжал в крышку стола и молча скрылся в доме.
Мне оставалось только указать: «Сворачиваемся» и поспешить к тебе, чтобы ты не сорвался, например, в длительную поездку по стране. Я видел, как охранник с трудом выдернул из стола своё оружие, как патронесса утешает свою подопечную, а та с ужасом смотрит на отрубленные косы, бессмысленно сжимая их в руках. Я дал этим плясуньям денег куда больше, чем намеревался, распорядился прибирать следы нашей гулянки и устремился в нашу комнату.
Отлично зная, что лучший способ обороны – нападение, я принялся стыдить тебя за лишнюю жестокость. Но ты меня, как малого ребёнка, подтащил к шкафу с зеркальной дверцей… Малиновые следы краски с губ девицы были размазаны по моей шее.
Стоит ли вспоминать, как я пытался объяснить тебе, что это просто…
- Это всего лишь танец, да, Зевран?
- При чём здесь танец, милый? Случайно занесло немного в сторону. Глупая шалость – ничего такого.
- Ладно. В следующий раз я посажу какую-нибудь гостью посимпатичнее к себе на колени и руки об неё погрею. Ты ведь не станешь возражать?
- Стану, - вздохнул я. - И всё-таки, если бы ты даже такое учудил, это ведь не серьёзно…
- Скажи, ты так всегда себя ведёшь, когда меня нет рядом?
- Эв, ну зачем? За что ты так со мной? Конечно, нет! Знаешь, давай поговорим об этом утром. Сейчас голова кружится.
- От поцелуя?
- Да я не целовал её!
Коробка, схваченная со стола, бьётся о стену и карты бабочками разлетаются по комнате. Звук слишком тихий, чтобы выразить мою душевную истерику, поэтому следом летит чашка из-под компота, косточки вишен и осколки брызжут во все стороны.
Если горничная сейчас подслушивает, она определённо счастлива. Это ей компенсация за предстоящую уборку.
А ты стягиваешь с кровати покрывало, берёшь одну подушку и оборачиваешься у двери в кабинет:
- Скажи этой своей… партнёрше, что если я её ещё когда-нибудь встречу в районе «Рагнателы», то мой клинок пройдёт на вершок ниже.
Потом слышно, как спинка стула подпирает ручку. Бессмысленно что-то тебе доказывать. Ладно, остынь. Мне тоже следует прийти в себя. Пока я тщательно смывал помаду и взбадривал себя холодным душем, комната оказалась прибрана. Ну, точно! Служанки ещё долго спать не лягут!
Из вредности отправился ночевать на чердак. Долго смотрел через окно в ночное небо, потом ёжился на продавленной кушетке и думал, что дурак: сейчас приятно было бы лежать рядом с тобой. Внимать твоему ровному дыханию, осознавая, что ты рядом. А если будет мало, то прижаться поплотнее. Это так замечательно… Дурак…

* * *

А ещё лучше просто знать, что ты мне доверяешь.
Понятно, эта ссора ненадолго, но вроде как я оступился, а значит мне и примирение устраивать. Только с чего начать? Я успеваю подловить тебя за завтраком на кухне, сажусь напротив, стараясь заглянуть в глаза, поймать руку, передавая соль, которой ты и не просил. Болтаю чепуху, роняю перечницу, от чего и кошка, и собака, клянчащие под столом подачки, уморительно расчихались.
- Осталось научиться у них делать глазки, и ты не устоишь.
- Не твой стиль.
Уже лучше. По крайней мере, в молчанку больше не играем. Ты взял бутылку коньяка, вернулся.
«Родной, прошу тебя, не надо!» - кричит моя душа, а губы искривляются в ухмылке:
- Так эльфы постепенно превращаются в худеньких пьяных гномиков.
Но ты только добавил три капли в чай.
- Пойдём на озеро, поплаваем?
Соблазн велик – сегодня будет жарко. Но ты фыркнул, отставил чашку.
- Тогда прокатимся верхом на виноградники. Назад поскачем наперегонки, да?
Это не день, а пытка! Чудесная погода, времени сколько захочешь, дел неотложных не предвидится, а ты…
Что мне, бежать за тобой через двор?
Злясь на тебя и на себя немного, и на танцовщицу, остриженную боевым кинжалом – какого демона ей вздумалось втянуть меня в эту историю? – заканчиваю завтрак и бреду в свой кабинет. Настроение в самый раз, чтобы заняться документами. А ты уже в моём кресле, перебираешь ворох старых писем. С ума сойти! Присев на краешек стола, я долго и упорно наблюдаю за тобой, и тебе неуютно. Я вслух читаю перевёрнутые строки в надежде спровоцировать тебя хотя бы на агрессию. Ну, наори на меня, врежь по морде. Я сделаю вид, что готов заплакать от раскаяния, и ты примешься утешать меня. А после мы обнимемся и пойдём вон туда. Сядем на нашу подостывшую кровать… Давай попробуем?
Письма тяжёлой стопкой отправляются в шкатулку. Листок бумаги на столешнице. Ровная вязь эльфийского письма вьётся из-под вороньего пера. Я повернул оконченную запись, прочитал: «Любви не требуй за любовь – ей нет закона».

- Сам сочинил?
Едва заметный поворот головы в сторону потом обратно.
- Грустно как-то.
Тягостная тишина. Молчание.
- Сердишься?
Веки опускаются, ты чуть киваешь. Губы плотно сжаты. Ты хочешь справиться с собой, справиться с гневом, поскольку понимаешь, что глупо тянуть дальше эту ссору. Ведь ничего дурного не было, ну, кроме небольшого баловства, которое уже мне боком вылезло. Милый, я не хотел тебя обидеть, ты знаешь это, ты по-прежнему мне доверяешь. Сколько раз мы друг другу доверяли жизнь? Сколько раз тайны?
- Давай я тебя причешу, а то так и проходишь целый день с распущенными волосами.
Ты ловко вывернулся из-под рук, как только я зашёл за спинку кресла, и попытался вновь меня покинуть.
- Эв! Может пофехтуем?
Ага, попал! Остановился. До чего ты стройный… Всё тело замерло, а левый профиль с ривейнской серьгой в ухе, картинно поворачивается.
- Давай.

Целуйте меня в пятки, я собираюсь, как на торжество! Одежда и причёска – всё идеально. Нарочно выбираю не штаны, а килт, достаточно короткий, и сапоги без наколенников – изящные, как туфли барда. Перевязь и щитки – почти декоративные. Перчатки с прорезями. Бриллианты? Нет, украшения – это чересчур откровенно будет. И так служанки шепчутся: «Гильдмастер-то по пьянке чуток прижал бабёнку в коридоре, так ей Палач едва голову не срубил. Едва бедняга вывернулась, а косу начисто отсёк. Так жалко! Право, мужчины все такие сумасшедшие!» Не удивлюсь, если мои бойцы на ту же тему сплетничают.

Ты ждал меня в тени террасы, в лёгком вооружении. Мечи простые, не улучшенные рунами, но всё-таки это мечи против кинжалов. И если я тебя порезать не хочу, то чувствую, сегодня мне достанется. Но вот мы с тобой, как ни в чём не бывало, идём на корт. Разве что не болтаем беззаботно, как всегда. Ну, в смысле… в смысле, я молчу.

* * *

Солнце в зените. Оно нещадно испытывает нас на прочность. Кажется, мы уже должны не отдавать себе отчёта в том, что делаем. Солнце заставило птиц замолчать, забиться в тень. Лишь песня звонкой стали всё ещё раздаётся в знойном мареве. Блоки и выпады так же красивы, чётки, выверены. Как раскалён до блеска золотой песок, я узнаю, когда меч попадает между лезвиями твоего оружия. Рукоять выворачивается, ты успеваешь отклониться от моего кинжального приёма, а я теряю равновесие. Ты «добиваешь» меня, ощутимо хлестнув по рёбрам разогретой полосой металла. Колено и рука, не удержавшая меча, разом касаются песка. Но я вскочил ещё быстрее, чем упал – обжёгся: «Браска! Песок – что сковородка!»
Ты фыркаешь и тут же получаешь кулаком в бок.
- Не поворачивайся тылом к побеждённому.
- Иди ты в пень, Зевран. Спарринг окончен.
- Ага. Я – труп. А ты – безжалостный убийца. Тебе совсем не жалко свою жертву? Совсем-совсем? Ни капельки?
Попытка поиграть с тобой в гляделки провалилась. Что, тебе мало? Давай уже помиримся, не век же дуться непонять на что. Вот погоди, какая-нибудь девка сдуру прицепится к тебе, тогда я отыграюсь! Да это и подстроить запросто, если не прекратишь испытывать моё терпение. Узнаешь тогда, как противно отвечать за то, в чём нет твоей вины. Ну… или почти нет. Ладно, мы ведь уже разобрались!
- Эвлар! Куда собрался?
Вороны потихоньку разбредаются, переговариваясь. Мне всё равно, что они видели моё падение, поскольку поединок был, что надо. Никто не устоял бы дольше. Я даже не подслушиваю, что говорят мои разбойнички: себя я, в их глазах, не уронил, а это важно. Ну, позабавились немного. Каждый из них не раз падал на этом корте и на других. Главное – не упасть во время настоящего сражения.

Но что же с нами? Ты возвращаешься к своей одежде. Опять попробовать увлечь тебя на озеро? Или велеть наполнить ванну? Это было бы здорово, но, судя по твоему виду, ты вряд ли сейчас поведёшься на купание вдвоём. Что, мне до вечера заглядывать тебе в глаза?
- Эвлар, покажи руку. Сильно порезал?
- Нет. Нормально всё.
Кровь не течёт, яда на лезвиях кинжалов не было. Впрочем, тебе яд безразличен. А я?
- Остыл немного? Вот и хорошо. А я давно тебе советую – сбрось пар. Не надо гнев держать в себе.
- Зевран, у тебя дела больше нет?
- Зачем так холодно? А, понимаю: борешься с жарой. Узкие брюки – это сексуально, а с голым торсом и подавно, только в такое пекло килт намного лучше.
Вот, правильно, смотри на меня. На мои открытые колени и на тот самый шрам… Помнишь, как снял с меня уже не нужную повязку и осторожно тронул губами зарубцевавшуюся кожу, ставшую особенно чувствительной? «Не больно?» Нежность, вместе с сочувствием к моей беде – это было так ново, так волнующе… Давай-ка, ещё покажу, где надо меня пожалеть. Вот сюда ты ударил и сюда.
- Эв, ты задумался?
- Так, ничего.
- Я говорю про килт. Куда ты свой засунул? Самое время в нём ходить. А чтобы было ещё попрохладнее – белья не надевай.
Эээ… я сказал это не слишком громко? По-моему, никто из расходящихся не обернулся. Зато твои изогнутые брови ползут вверх и наши взгляды, наконец, встречаются. Я вижу своё отражение в твоих чистых глазах и думаю: как стыдно тебе врать.
Но моя маленькая ложь не будет иметь ни малейшего значения, когда ты это выяснишь.
- Зевран, ты что… без…
- Хочешь проверить?

О, я не ожидал такого урагана! Меня вдруг отрывает от земли, кружит, несёт куда-то… Солнце внезапно гаснет. Запахи сыромятной кожи, масла и металла, запах твоего тела, твоих волос… Едва я нахожу опору под ногами, разум её теряет. Сильные мышцы перекатываются под ладонями, а губы жадно ищут поцелуя. Чувствую, танец предстоит погорячее поединка.
Последнее, что помню из реальности, оставшейся, за дверью оружейной, – смешливый голос Рикко:
- По ходу, я не тем выигрыши роздал!
И ему отвечает всегда выдержанный хранитель арсенала:
- Рикко, иди коням свои байки рассказывай. И вы, парни, ступайте. Корт закрыт.