Корабль шёл строгим курсом, пока не начались шторма. В такую бурю, вместо надёжной тверди - звонкие доски палубы. Я размышлял о хрупкости любой судьбы. Какое дело морю с небом до того, что эта щепка носит по волнам Героя Ферелдена? Но главное, что его ждёт на берегу Антивы другой эльф. И ждёт ещё сильнее, чем много лет назад, когда мы воссоединились, после Мора, в своей «неправильной» любви.
Только ступив на скользкую поверхность пирса и ощутив, что под ногами больше ничего не движется, я перевёл дыхание. И мой Зевран, вцепившись в меня так, будто это его только что вытащили из воды, шепчет: «Больше не покидай меня!»

Было уже темно, ливень хлестал нещадно. Мы не могли одолеть пару миль до городского дома, но ты об этом позаботился. Ту ночь, мы провели в номере портовой гостиницы.

Месяцы в Ферелдене, недели в замке Пик Солдата, малопонятные речи и действия Авернуса... Всё-таки старый маг не убедил меня в моей особой уникальности, доказывая, что мне не грозит последний путь в подземные пещеры, как прочим Серым Стражам. Я так и не разобрал, почему он так считает, но выполнил все его требования, участвуя в новых исследованиях. Сейчас я сам доказывал тебе, что можно жить, не вглядываясь в даль, пугающую мраком неизбежного. Наверное, тоже не очень убедительно.
- Зев, я и сам не верю в это. Но... хочется.
- Хочется – верь. Почему ты решил, что старикан не прав?
- Зев, разве я особенный? Я просто эльф. Долийский эльф, принявший скверну дважды.
- Может быть, в этом суть?
- Ну, вообще-то и Авернус... Он мне совал под нос мою кровь в склянке, а также кровь живых – не знаю уж, людей или таких же эльфов и ещё Порождений Тьмы. И уверял: «Попробуй, ты же в этом разбираешься!» Она и вправду разная, Зевран. Вообще-то, люди, заразившись скверной, не выдерживают так же долго, как и я. Их надо срочно посвящать в Серые Стражи, и лучше в тот же день, если хотят, чтоб они выжили. Но я так долго шёл за Дунканом до Остагара, и скверна не успела меня одолеть, а посвящение лишь закрепило результат: я стал сильнее и приобрёл способности, которых раньше не имел.
Зевран крепко сжимает мою руку: «Эв, ты особенный. И если кто-то сомневается – это не я». Да, мой родной, это я всё ещё сомневаюсь. Приятно думать, что тебя не ожидает участь сгинуть на Глубинных Тропах в обществе тех, с кем ты сражался во время Мора. И что ты не успеешь превратиться в одного из них, пока они тебя не убьют. Ведь гибель Стражей в подземельях до сих пор остаётся тайной. Кто знает, может быть, они не умирают, а превращаются в таких же гнусных тварей... нет, лучше смерть.
И если я от этого избавлен, это вселило бы надежду и перестало отравлять мои дни на земле. Но как так может быть? Нет, я не верю в свою уникальность. Обычный эльф, каких тысячи бродят по лесам. Если и есть под этим небом кто-то несравненный – вот он, передо мной.
От грустных мыслей меня снова отрывает взгляд, полный солнечного света. Пальцы Зеврана всё ещё сплетаются с моими, поглаживая, пожимая их. Ему приятно знать, что я вернулся. Его душа, наконец, отдыхает от волнений за меня.
- Знаешь, Эвлар, давай считать, что старикан докопался до истины. Верится или нет, а может вскоре он ещё чего-нибудь такое выдумает, что ты поверишь, наконец. И будешь счастлив, несмотря на эту маленькую неприятность в твоей судьбе.
- Но если моё тело сжилось со скверной окончательно, почему я страдаю от неё?
- А он чего ответил?
- Да много разного...
- Тогда отложим. Завтра поедем в городской дом, там и поговорим. Тем более, этот проклятый дождь всё равно не даст нам пуститься в путь в наше с тобой поместье.
Мне очень хочется там оказаться. Зевран как будто вновь читает мои мысли:
- И вот ещё, скажи: роман со мной – это достойная награда за твои страдания?
- О, Зев!
Ты знаешь, что я много лет живу ради тебя. Что только ты сумел меня вернуть к радостям жизни. И если бы не ты, я ещё долго после Мора не мог бы найти свою настоящую стезю. Мне не хотелось возвращаться в клан, в городах же я оставался «не своим» и для шемленов, и для местных эльфов. Они прекрасно ко мне относились тогда, когда от моих действий зависела судьба страны. Но люди склонны забывать. Кем бы я был теперь? Ну, Серым Стражем, в лучшем случае и Командором Башни Бдения, скорей всего. Но вольного долийца не хватило бы надолго сидеть в этих стенах. Есть только одно постоянное, непреходящее, что не наскучит никогда, что дарит радость неизменно – твоя любовь, Зевран.

Голод мой утолён, но не насыщено желание быть с тобой. Мы то и дело прикасаемся друг к другу, как будто проверяя: не сон ли это? И ты, наверное, не зная, что ещё сказать мне в утешение, уверяешь: «Нет ничего на свете, что мы с тобой не одолели бы». Это к чему? Наверное, к нашей долгожданной встрече.
В последний раз мы разлучались так надолго, когда ты вынужден был ехать в Киркволл. Но вспоминая, что случилось после той поездки, ровно два года назад, вот так же, в дождь... Да, это было испытание! Ведь мы с тобой тогда едва не потеряли всё... Теперь спокойно. Я вернулся. Ты рядом. И это согревает душу. Не только душу. Плоть предвкушает удовольствие: настало время ей напомнить, что ещё было между нами.
Маленькая жаровня, накалённая в большом камине зала, поставлена на специальный ровный камень и излучает благодатное тепло. На ней, кроме того, предусмотрительно установлена медная кастрюля с кипятком. Мне остаётся вылить половину в глиняную лохань за ширмой. Разбавив кипяток, я наконец-то получаю возможность кое-как помыться. Нагреть целую ванну - сейчас не выйдет, но милый утешает меня обещаниями, что дома, в «Рагнателе», мы сможем забраться в воду хоть по шейку и отмокать весь день. И почему-то лукаво так подмигивает. «Да, под дождём на улице купанье получилось бы эффектнее!» - Зевран не устаёт болтать, поливая меня из ковша: «Но, признай, ведь я гораздо лучше тучки. Помнишь, как дождь настиг нас на равнине, и мы вымокли, как мочалки?» Голос его приобретает хитрые завлекающие нотки: «...и как потом сушились...» Его глаза пируют, без тени скромности разглядывая моё тело.
- Ты хоть бы моргал иногда, Зевран.
- Ха-ха! Твой юмор не потерян в дурацком Ферелдене! И ты ничуть не изменился, мой Серый Страж.
- Какой я тебе Страж, Зев?
- Официально – серый. Хотя, не думаю, что это действительно серый цвет, особенно после того, как ты помылся. Ну, всё, дай сюда полотенце, ты уже высох, а я за это время поморгал. Интересно, что ты там пытался скрыть от меня?
- Иди в баню.
- На баню тут воды не хватит. Эй, ты что, вздумал затеять стирку?
- У меня не осталось чистого белья.
- Зачем оно тебе? – смеётся он. – Ложись в постель. А завтра, когда рассветёт, поедем в дом на Пьяцца ди Инконтри, там что-нибудь найдётся. Давай, запрыгивай скорей, а то замёрзнешь.
Зев отгибает одеяло, взбивает для меня подушку. Сопротивляться невозможно.
- Ладно, тогда вели служанке постирать.
- Эвлар, тебе сюда.
- Я что, с утра надену грязное?
- Оно не высохнет. Там вся мебель у камина, да и печь в кухне сейчас завешана мокрыми тряпками. Думаешь, ты один такой отважный, кто не остался ночевать на корабле? В гостинице полно народу и служанкам без твоих трусов работы хватает. Поедешь так. Будем сидеть в карете рядом и думать, что на тебе ничего нет. Ты представляешь, как это заводит?
Уж представляю! Наверняка, поговорить не даст, и будем целоваться всю дорогу. А если бы до городской квартиры было долго ехать, так Зев бы ещё что-нибудь придумал. Чего у нас с ним только не бывало в той карете!
- Приедем, пообедаем, и всю сиесту проведём – угадай, где?
Нырнув под одеяло, он прижимается ко мне, и обнимает так же осторожно, как неуверенно мои мысли настраиваются на плотские утехи. Отвык. Почти полгода спал один, и если поначалу еженощно представлял жаркие ласки моего антиванца, то после, вызывая милый образ, мечтал только о встрече. Знать, что с ним всё в порядке, что он ждёт меня так же сильно, как я стремлюсь к нему. Кажется, он сейчас испытывает то же самое. Он привлекает мою голову, целует, гладит волосы, так нежно, так... невинно. Я счастлив. Мне сейчас достаточно просто быть рядом. Я засыпаю на плече Зеврана, в его объятиях, и эту ночь я буду вспоминать среди прекраснейших наших ночей.



Утром меня будит как будто бы луч солнца. На небе оно нынче не появится, скрытое тучами, но искры света играют в любимых глазах, устремлённых на меня. Так уже много раз бывало: проснувшись первым, Зевран подолгу смотрит, как я сплю. Он улыбается, увидев моё пробуждение, и вызывает в сердце радость. Мы долго нежимся под одеялом, в расслабляющем тепле, поглаживая, обнимая. Мои пальцы находят на его рёбрах новый шрам.
- Что это?
- Бородавка.
- Одержимый тебя ранил?
Все его письма ждали меня в Денериме. На корабле мне было, чем заняться: перечитать их много-много раз. Я уже знал о некоторых событиях, произошедших без меня. О превращении в чудовище пленного мага...
- Какой там одержимый? – хихикает Зевран. – Девка одна в борделе всю спину своим маникюром исцарапала. Ох, и горячая попалась!
- Сейчас по заднице получишь.
- За что, за шутку?
- За то, что меня дразнишь.
Вместо осуществления угрозы, ловлю его руку, целую кисть, ладонь, беру в рот его пальцы, он отнимает, принимается ласкать моё лицо, но мы ни разу не встречаемся губами. Потом Зевран резко встаёт и начинает одеваться. Я наблюдаю за этим процессом чуть снисходительно. Хотя, признаться, и сам пока что не готов к более страстным действиям. Да, я скучал, я так хотел тебя, там, в Ферелдене... Мне так тебя недоставало... И вот мы вместе. Дай наглядеться на тебя, родной. Давай, пока светло, будем пересекаться взглядами, касаться рук, молчать и слушать. Давай привыкнем думать, что счастье всё-таки вернулось к нам.
Подтянув пряжку пояса, Зевран подаёт руку, безмолвно предлагая мне застегнуть перламутровые пуговки на облегающих манжетах. Вот гадство! Лёжа это трудно сделать! Но когда я приподнимаюсь, скатившееся одеяло обнажает мой торс. Один взгляд моего любовника выдаёт его страсть. Зевран садится рядом, жадно меня обхватывает, и мы целуемся, как будто спохватившись, что до сих пор не вспомнили об этом. Потом, с трудом прервав это, он изрекает:
- Разлука для меня – это не испытание на верность. Ты знаешь.
- Я в тебе не сомневаюсь, Зев.
Но тут серьёзность покидает его голос, и он опять смеётся:
- Это аперитив.
- Хочешь сказать, пора напиться?
- Сейчас пора поесть. Давай-ка, приводи себя в порядок, пока я закажу нам завтрак. Поскольку если я сейчас увижу ещё что-нибудь запретное, то мы нарушим весь регламент.
- Для тебя нет запретного, Зевран.
- Твоя улыбка, Эв – прекрасное начало дня. И обещание отсутствия запретов. Да? Так, одевайся, я скоро вернусь.

Мы забавляемся, вплоть до таких невинных глупостей, что вырезаем вилками из сыра какие-то фигурки и, с настояния Зеврана, кормим ими друг друга. О, Митал! Чем я занимаюсь? Этот идиотизм не может долго продолжаться, но вскоре подают карету, спасая мой рассудок от щенячьего восторга и полной деградации.
Немало времени понадобилось, чтобы преодолеть каких-то полторы сотни асанов – по-шемленски чуть больше двух миль – до Пьяцца ди Инконтри. В хорошую погоду, по ровной мостовой, хватило бы четверти часа. Но мутная вода бурлила иногда на уровне осей колёс, и, опасаясь вымоин и мусора, что мог повредить ноги лошадей, кучер пустил их шагом, то и дело, останавливая, как только замечал плывущую в потоке ветку. Стоит ли уточнять, что мы в карете не скучали? Зевран сразу припомнил мне отсутствие белья, что меня вдруг действительно смутило. Чувствую, жар прилил к щекам, радуя моего любовника, который тотчас принялся их целовать. Мы предавались этому приятному занятию, пока не осознали, что экипаж давно остановился, но кучер не решается постучать в дверцу, решётчатый проём которой задёрнут шторкой.

Вот он – белёный двухэтажный особняк, скромность которого снаружи вполне уравновешена внутри роскошью и удобством. Зевран выпрыгивает из кареты, прямо в лужу. «Иди ко мне, моя красотка, я донесу тебя до крыльца!» Хвост Фен-Харела! Только слугам не хватало новой темы, чтоб нам с тобой икалось целый день! От всей души послав его куда подальше, в ответ слышу задорный смех и обещание вскоре непременно посетить указанное место.
Истрёпанная ферелденскими дорогами, обувь мгновенно промокает, но я упрямо помогаю Ворону-охраннику вынести мой багаж. В этом доме нам с Зевом предстоит провести время до окончания Недели Гнева. Потом отправимся в поместье – одно из лучших мест на свете, потому что оно наше.
Конюшня. Меня встречает ржанием кобыла по кличке Шёлк.
- Старушка, дождалась...
- Ну, хорошо я сделал, что взял её с собой?
Зевран так и напрашивается на комплименты. Да, хорошо. Приятно знать: «Чёрная лошадь Палача», создавшая, отчасти, мой антиванский образ, повезёт меня в «Рагнателу», как прежде. Но плохо то, что она старая и уже неспособна на тяжёлую работу. Придётся поберечь её в пути.
- Ни к чему было лишний раз гонять кобылу.
- А мы не будем торопиться, - нарочно вредным голосом парирует Зевран. – Ты вообще когда-нибудь доволен?
- Зев...
- И, между прочим, она сама говорила мне, что хочет лично тебя встретить. Скажи ему, Шёлк! Да? Ладно, после поболтаете. Пойдём лучше сменим тебе носки.
Разве же можно утаить от Аранная хоть что-нибудь? Даже такую мелочь, что у меня промокли ноги.

В прихожей, прямо на ковре, дремлет посыльный-эльф. И тотчас вскакивает, вытянувшись, как гвардеец королевы.
Несколько слов, включая тайные, какие-то записки. Эльф исчезает.
- Не жаль тебе гонять беднягу в такую мерзкую погоду? – нарочно завожу своего друга.
- Да, жаль. Представь себе: Гильдмастер – не такая уж и сволочь, как некоторые думают! Но что прикажешь делать, дорогой?
Помявшись под моим упорным взглядом, Зевран обороняется:
- Эв, ну чего ты хочешь? Парень всего лишь делает свою работу. Он сыт, он хорошо одет, у него сапоги не промокают, как у тебя.
Толкнув меня на мягкую скамейку, Гильдмастер Антиванских Воронов присаживается на корточки и стягивает мою обувь. Почему глупые, бессмысленные действия так трогательны и забавны? Мне хочется погладить его по макушке, а потом усадить к себе на колени и чуть-чуть потискать. Так внезапно и сильно этого хочется, что останавливает только явное присутствие в доме кого-то из слуг. Зевран быстро выпрямляется, уловив шаги Нерисы – экономки и, отдав ей распоряжения насчёт обеда, снова вступает в эту милую игру, и мы болтаем ни о чём, обходя комнаты, и отчего-то слегка нервничая.

Гостиная вдруг кажется мне тесной, а спальня пока не вызывает особых чувств. Здесь ничего не изменилось, зато в поместье меня явно ждёт сюрприз. Оно понятно, после двух за лето атак на «Рагнателу», там много чего починили наспех, и требовался основательный ремонт. Но почему Зевран так хитро щурится, делая мне намёки о чём-то сногсшибательном, что ожидает меня дома? Он хочет меня удивить и еле сдерживается, чтобы не выпалить всё сразу, поэтому резко замолкает на полуслове. Маленький кабинет, где он поспешно рвёт какие-то бумаги, другие складывает в кожаную папку.
Я знаю, с чего мы начнём. Это письмо, которое ты написал мне много лет назад, я взял его в Амарантайне у Алистера Тейрина. Ты помнишь, как писал это...
Пальцы Зеврана аккуратно расправляют жёлтый листок, и к радости примешивается что-то щемящее.
- Вот, - произносит он, чуть слышно. – Я же писал это тебе.
- Я знаю.
Несколько тихих и проникновенных минут полного понимания. И разговор наш продолжается об Эллеане, что остался там, в поместье. Мне хочется скорей увидеть мальчика, к которому я привязался, как бы к родному сыну, и мне приятно знать, что он обо мне часто спрашивает. Беседа всё живей и увлекательней. Я узнаю о доме, о знакомых и о делах в поместье, о новой учебке Воронов, устроенной Зевраном. О разных «мелочах», вроде «глупого нападения фанатиков», очередного покушения наёмника и «заварушки» на Восточном тракте. Сам я рассказываю мало. О чём? О долгих переходах, ночёвках под открытым небом? Стычках с разбойниками? Зевран и так об этом знает. А о деталях путешествия поведаю, когда наговоримся о самом главном.
Несколько раз мы вдруг внезапно замолкаем и то грустим, то улыбаемся новым известиям. Так хорошо. Мы не заметили, как пролетело время, пока запах варёной рыбы не проник в открытую дверь кабинета.

Обед без лишних изысков. Дождь хлещет день и ночь, рынки пусты. Но в городе у моря всегда найдётся что-нибудь доступное из местной кухни, а грядки экономки, устроенные в конце сада, нередко выручают, когда приходится срочно что-то готовить.
После гостиничной кормёжки, а для меня ещё и грубого однообразного пайка на корабле, побеги спаржи в соусе – просто мечта. Уху из глубокой тарелки я просто выпью через край, пока Зевран смакует её понемногу.
- Нет, дикое чудовище! Ну, кто так ест?
- Сам же сказал.
- Эвлар, так же невкусно!
- А ты попробуй.
- Десять лет ему впариваю, как пользоваться ложкой...
- Зев, что ты врёшь? Долийцы тоже пользуются ложками, но это скучно. Варево для детей, больных и стариков.
- О, значит, я достаточно состарился, чтобы хлебать уху!
- Да. Постарел. Заметно.
В какой-то миг он даже опешил: как это так? Но тут же погрозил мне на эту подковырку: «Отложим этот разговор до спальни».
Домашний белый хлеб, смазанный сливками и грушевым повидлом, прекрасно дополняет чашку кофе. Хозяин не вполне доволен, что в кухне не нашлось корицы, но быстро отвлекается на разговоры.
Признаться, я и без корицы весь дрожу от мысли, что час сиесты наступил, и ждать до вечера того, чего нам с милым очень хочется, было бы странно. Так сильно я разволновался разве что в ту, далёкую, главную встречу с моим Зевраном на земле Антивы. И, может быть, в тот самый первый раз, когда решился допустить его в свою походную палатку и в свою жизнь.



Горячая вода уже готова. Тесная умывальная, отделённая от спальни тонкой перегородкой, наполнена паром и ароматами. В большую керамическую раковину на ножках в виде львиных лап, можно забраться и вдвоём, но тут Зеврана срочно вызывают вниз. «Не жди, я после подоспею», - бросает он, пробормотав короткое ругательство. Наверное, дело важное, а быть Гильдмастером не всегда просто. Но я, признаться, даже рад, что могу привести себя в порядок без его пристального вожделенного разглядывания. Привыкать к лучшему придётся заново. Может быть, я немного тороплюсь с этим покончить, и мало успеваю насладиться ванной, зато успеваю облачиться в халат и впустить в спальню свежего воздуха с улицы. Мне отчего-то жарко.
Дождь льёт без перерыва. Как удивительно: сколько его ещё там, наверху? И чей там силуэт мелькнул в огромном зеркале? Надо хоть самому на себя посмотреть.

Из-за душистого мыла и влаги мои волосы превратились в пышную гриву. Некоторое время тщетно пытаюсь уложить их ровно, потом бросаю это: всё равно скоро от моей причёски ничего не останется. Пояс халата неуверенно скользит, и ткань сползает с плеч. Какой красивый эльф, не правда ли, Эвлар? Ты что, забыл, как выглядишь? По пальцам можно перечесть, сколько раз мне посчастливилось, за время путешествия, помыться в тёплой ванне. И рядом не было большого зеркала, чтобы со стороны себя увидеть. Действительно, забыл, что может испытывать Зевран, так откровенно раздевая меня взглядом. Судя по его боевому виду, он захочет непременно повести в танце нашей любви, и я охотно уступлю ему, не только из желания потешить его самолюбие, но и не чувствуя в себе былой уверенности.
Не знаю... Такой долгий перерыв... Несколько дней жестокой качки, тревога, дрожь в коленях, слабость... Быстро подняв халат, закутываюсь. Задёргиваю окно шторами. Сев на постель, трогаю ткань и вспоминаю...
На этом самом покрывале мы провели страшную ночь в ожидании известий о возможности спасти Эллеана, похищенного нашими врагами. Одетые, в полном вооружении, мы прилегли сюда, чтобы сберечь силы для боя, и задремали незадолго до рассвета. Следующую ночь кровать была пуста, а после я пришёл в себя, лёжа здесь под присмотром превосходного мага-целителя. Приятный холодок магического дыма затягивал кровавые отметины, а я, уткнувшись носом в ткань, тупо смотрел на странное сплетение узора и размышлял: что же это такое может быть? Боль отступала, и не приходилось уже напрягать сознание и волю, чтобы овладеть своим рассудком и внятно произносить слова. Маг основательно меня подправил, и в тот же день я был вполне способен снова действовать. Но сочетание цветовых пятен вызвало в памяти страдание и призрак страшной гибели, едва не вырвавшей меня из мира.
Невольно поискав на покрывале давно замытые следы собственной крови, я понял, что тревога не покинула меня, и, сдёрнув его на пол, запихал ногой под мебель.
Зевран застал меня как раз за этим странным делом. Не стал мучить расспросами. Может быть, понял.
- У нас темно?
- Не так уж темно, Зев.
- Ладно, мне хватит света. А ты... – Зевран берёт меня за плечи и, повернув к задёрнутому шторами окну, пытается понять. – Ты не готов? Скажи, если...
- Нет, всё в порядке.
- Эв? – Заставляет посмотреть в глаза. – Знаешь, мне иногда сдаётся, что твоя память избирает только плохое. А вот моя – хорошее. Помочь? Мы ведь здесь спали, верней, какое «спали»! - перед твоим отъездом. Вспомни лучше ту ночь!
Вряд ли мы повторим её сейчас, но я согласно хлопнул друга по плечу, подтолкнул к умывальной, а сам продолжил расправлять постель.

Я жду, я знаю, как тебя заводит даже намёк на обнажённость. Долой халат и больше никаких намёков. Я тоже думаю, как ты красив, как ты мне нравишься, как я хочу ласкать тебя сначала взглядом, а после и всем телом, отдавая страсть и получая наслаждение.
И вот мы вместе согреваем это ложе.
Теперь слова и чувства, и движения подчинены желаниям.

Коснись меня лишь думой обо мне,
В иной земле твоё прикосновенье слышу
И шлю его обратно сердцем.

Нет более проникновенных любовных виршей, чем долийские. Нет объяснений горячее антиванских. От одного «amore mio», сопровождающего быстрое скольжение рук по всему телу, кровь будто закипает, а разум разгорается безумием фантазий, которые сейчас возможно воплотить.
Ладони, губы - всё пылает, впитывая ощущения, настойчиво лаская всюду, без запретов. Первая вспышка страсти будоражит, но быстро утомляет. Мы утешаем отдыхом сердца, отвыкшие от бешеного ритма, и вскоре вновь готовы предаваться безумию любви.
Одна рука проводит вдоль моего хребта, до его окончания, другая гладит голову и, нажимая, обращает лицо к лицу.
- Радость моя, ты помнишь, что истомлённого жаждой и голодом не кормят сразу до отвала?
- К чему это?
- Нашу безмерную попойку следует начать с маленькой рюмочки.
- Думаешь, нас не хватит сразу на большой бокал?
- Думаю, нет. Поэтому, чтобы не портить впечатление от застолья, я предлагаю тебе просто лечь и расслабиться. Ты ведь не против?
Впрочем, ему не требуется мой ответ, в согласии он уверен. Как и в своих способностях. Он заставляет меня повернуться на бок, нежно покусывает ухо, его язык поигрывает золотой серьгой, кружит по раковине. В это же время ловкие пальцы забавляются игрой, которой я не знал ни от кого, кроме Зеврана. Грудь его плотно прижимается к моей спине, рука скользит по животу...

Момент соития, которого жду с тайным трепетом, не причиняет мне излишней боли, тело само помнит, что нужно делать, и без сопротивления поддаётся воле моего соблазнителя. Дыхание ускоряется, сознание заполнено лишь упоением страсти. Движение в тесном слиянии плоти делает её изнутри чувствительной до дрожи, до дикого ответного желания продолжить и усилить это ощущение, достичь его вершины. Мой милый прав: надолго нас не хватит. Не смея до себя дотронуться, судорожно сминаю ткань простыни. Но моему любовнику можно довериться всецело: Зевран как будто чувствует за нас двоих, и упреждает все мои порывы, и я вдруг понимаю, что он сейчас ведёт не из честолюбивого желания быть первым, а потому что бережёт и хочет ублажить меня. Его роль требует усилий и не даёт забыться полностью, а я в такой позиции могу лишь принимать от него наслаждение. И принимаю. Объятие крепчает, вспышкой пламени блаженство растекается по телу, и громкий вздох невольно вырывается из горла. Теперь нежнее. Зевран благодарит меня, целуя плечи, а я понимаю, что засну в сладкой истоме, но это будет свинством по отношению к нему. Поэтому, одолевая накатившую расслабленность, затаскиваю милого к себе на грудь, ладонями ласкаю его спину, а губами склонённое лицо. Длинные волосы щекочут, освобождая от своего шёлкового плена. Их обладатель смотрит на меня, и я смотрел бы вечность в его сияющие светло-золотистые глаза.
- Ну, что ты скажешь? Старый Антиванский Ворон ещё в форме?
- В форме Зеврана, если я не ошибаюсь.
Смех его – моя радость. Он заставляет улыбнуться моё сердце и губы вторят:
- Зевран, ты заслужил награду.
- Я уже получил то, что хотел. Правда... это была лишь маленькая рюмочка.
- А ты способен выпить больше?
- Проверим вечером. Да?
- Да.
- И кстати, я ведь заслужил награду. Какую именно?
- Проси, что хочешь.
- Ловлю на слове. Отдыхай.