Диван был основательный. Обтянутый кофейного оттенка буйволовой кожей, потёртой, но по-прежнему скрипучей. Тугие валики, высокая спинка, увенчанная резным переплетением листьев и короной, с подкладки выстланные конским волосом, хранили изначальную упругую крепость, придавая внушительный вид всей конструкции. Широкое сиденье, вполне годное и в качестве ложа, обычно устилалось, для удобства, покрывалом и подушками помягче. Добротный тяжёлый каркас из морёного дуба не расшатался за десятки лет: ведь мода на такую мебель бытовала в Антиве задолго до рождения Зеврана. Скорее всего, надоев старым хозяевам, диван откочевал в загородное поместье, а может и был продан по дешёвке некоему сеньору, что постарался слишком туго затянуть петлю на шее несговорчивого эльфа. Когда негодник перебрался в Тень, его усадьба стала первой военной базой Аранная и его верных Воронов; а на диване, занимавшем добрую половину одной из комнат, кто только не отдыхал, пока на его ножке не обнаружилось клеймо мастера Борсо, в своё время, обставившего мебелью загородный дворец «Tesoro». После чего диван был вытащен в столовую и демонстрировался как предмет, на коем «создали» мятежную Феррену. Эта легенда, неизвестно кем запущенная, нередко вызывала вполне определённые желания у самозванного Гильдмастера, стоило ему сесть тут рядом со своим возлюбленным. И какой демон его дёрнул переместить диван в открытый общий зал буквально за неделю до появления в Антиве Стража! Мечтал, конечно, но не очень-то надеялся с ним свидеться ещё… А тот возьми да и решись пуститься через океан ради любви. Мечты стали реальностью. Кто мог подумать?
Зевран частенько прислонялся к милому плотней, чем следовало на людях, потом, опомнившись, отодвигался. Как-то, разогрев чувства выпивкой на дружеской пирушке, Махариэль силой заставил Аранная сесть на место, когда тот собирался куда-то улизнуть, и весь вечер его рука крепко удерживала гибкую талию антиванца, не забывая погулять по ней и всему прилежащему. Это чертовски заводило, чтобы Гильдмастер умудрился сохранять достойный вид. Да, что греха таить, его ладонь тоже не раз прошлась по бёдрам и коленям Палача – так Вороны давно звали Эвлара. Слава убийцы Архидемона, вкупе с кровавым прозвищем, не защитила от домашних сплетен. Пусть подчинённые прекрасно знали об их отношениях, но демонстрация подобных нежностей в программу не входила. Одни не слишком одобряли столь сильную и долгую привязанность своего атамана, усматривая в этом слабость, других изрядно развлекала возможность потолковать на скабрезную тему, что также приглушало ореол воинственного лидера, снижая его до простого смертного. Большинство, к счастью, понимало, что Палач стоит целой ячейки Воронов, когда дело доходит до кровопролития, а держит его здесь только Зевран, поэтому – пусть держит любым способом.
Но вскоре, а верней – уже наутро после той вечеринки, чем-то рассерженный Зевран вернулся в спальню, разбудил изрядно перебравшего вчера Эвлара и протянул ему смятый листок.

Судя по заострённым и чрезмерно длинным ушам, тут были нарисованы два эльфа, один с клыками, а второй в виде собаки, виляющей хвостом. Кроме ушей, её прототип выдавали две характерные полоски на щеке. Парочка миловалась... на диване.
- Диван вышел особенно похоже, не находишь?
- ... над нами насмехаются? – не зная, как на это реагировать, спросил долиец. Зевран подтвердил:
- Да. Это называется «карикатура». И весьма злая. Читай, что тут написано.
- «Гильдмастер Антиванских Воронов – это постельная болонка Палача. Болонка лижет ему пятки, а он чешет ей пузико».
- Знаешь, Эв, я не против почёсывания пузика и пяток, но с этим надо что-то делать.
- А где ты это взял? Зачем это нарисовали так неприятно?
- Чтобы листовки распечатать. И разбросать по городу. Чтобы подорвать мой авторитет. Ну, и твой, разумеется. За то немногое, что ты успел сделать в Антиве, тебя уже прославила молва. Пока что эта слава играет на тебя, ну и... на меня, соответственно. Хотя не все связывают наши имена. Хорошо хоть мои бойцы перехватили эту дрянь. Надо оставить в назидание потомкам.
- Строчка – последнее, что написал художник? – предположил Махариэль.
- Мой собственный помощник - секретарь! Сбежать хотел к богатому хозяину, зараза! Вот так и узнаёшь людей...
Палач не спрашивал, что там, с предателем. На свой вкус, он бы решил дело одним взмахом меча, но вряд ли Вороны казнят за подлости так просто. С похмелья у него болела голова, и не хотелось нагружать её кровавыми подробностями. Он взял со стола графин с лимонной водой и осушил его, прямо из горлышка, до дна. Встряхнулся, собирая мысли. Что-то в листовке заставило его взглянуть внимательнее ещё раз. Поднести к свету. Потереть линии.
- Угольком нарисовано. А зубы, уши, хвост – подделаны чернилами. И буквы тоже. Будто бы два разных человека постарались. Зев, ты уверен, что наказал виновного?
- Да, его взяли на побеге, кстати, с деньгами – всю нашу выручку последнюю упёр. А ты заметил верно: рисовал не он, а этот маленький балбес-уборщик, сын прачки, что вчера тут помогал. Мамаша у меня в ногах валялась, говорит – ведь почти ребёнок, от глупости, мол, что с него возьмёшь?
«Убил его?» - спросил взгляд Палача, которому всё меньше нравилась эта история.
- Да ну! Велел ему всыпать горячих, чтоб образумился. Художник, гарлоки его дери! Действительно для развлечения нарисовал и бросил, сам не помнит где. Но секретарь каков! Сразу сообразил, как можно меня подсидеть!
- Ты не печалься так. Всё разрешилось.
Эвлар шагнул было к нему, чтобы утешить лаской, но что-то подсказало: дикарь с клыками... Сначала приведи себя в порядок, после вчерашнего, прежде чем обнимать такого элегантного красавца.
Зевран бродил по комнате, пока он оставался в умывальной. Потом нарочно отвернулся, чтобы не смотреть на одевание и лишний раз не соблазняться. С одной стороны, вычислил шпиона, благодаря своей пьяной несдержанности, с другой, всем языки на узел не завяжешь. Вон, парень сдуру нацарапал глупую картинку, значит, другие тоже «вдохновились», заметив, как атаман со своим любовником на людях руки распускают.


Зевран, конечно, понимал, что его Вороны ещё долго не примут Палача. Как к нему относиться? Будь он постельным фаворитом атамана – одно дело. Можно попридержать язык, пока парень под его покровительством, поменьше обращать внимание на него, а после и припомнить мелкие грешки, коли зазнается. Но он сам по себе. Не Ворон. Свой и чужой одновременно. Но действует-то с Араннаем заодно. И тут такое впечатление, что как бы не Гильдмастер подчиняется ему. Кто он такой вообще? Всё-таки уважая Палача за его силу, бойцы держались от него подальше. Не заговаривали без необходимости, коротко отвечали на вопросы и редко комментировали мнение долийца. Когда-нибудь разбойники привыкнут к этому альянсу, но до того пройдёт немало опасных приключений. Пока же недопонимание могло закончиться подобной выходкой, не следовало их дразнить.


- Не знаю, что с этим диваном, - продолжил Араннай, когда причёска его друга приобрела приличный вид. - Может быть, дело в нас с тобой, а вовсе и не в нём, но когда мы садимся рядом, я сразу же хочу тебя обнять и очень трудно этому противиться. Даже когда кругом народ.
- Я понимаю, Зев, что в обществе не принято показывать свою любовь, но ведь у Воронов такие отношения, как у нас, скрывать не требуется. Разве не так?
- Дело не в этом, дорогой. Скрывать не обязательно. Вороны - не твоя долийская родня с привязками к «пути природы», и даже не моя - помешанная на договорных браках с последующим размножением нищеты, и уж подавно не церковники с их свёрнутой моралью. Но одно дело знать, другое – видеть. Мне даже рассуждать с тобой неловко, о чём мои бойцы и слуги болтают, когда нас нет поблизости.
- А делать то, о чём они болтают? – улыбнулся эльф. Другой эльф улыбнулся ещё шире:
- Нет. Делать всё это мне нравится. И тут, - он указал на всё ещё примятую кровать, затем многозначительно обвёл пальцем и взглядом всю остальную мебель. - Тут безопасно в плане полного интима. И мы с тобой свободны вытворять любые глупости. Но плохо то, что я об этом вспоминаю, иной раз, в самые неподходящие моменты. И если пьяная пирушка нас с тобой ещё кое-как оправдывает, то прочие собрания… Знаешь… придётся…
Эвлар настороженно вскинул изогнутую бровь.
- Придётся… не садиться рядом.
Долиец проскрипел: «Так и представил: два придурка расселись по углам дивана…» Затем он вышел, громко хлопнув дверью. К обеду он не соизволил появиться, и только брошенные вещи и оружие, а также вороная лошадь, оставшиеся на своих местах, давали повод полагать, что далеко он не ушёл.

* * *

«Зажги свет», - резко потребовал Зевран, услышав в темноте его движение. Щёлкнул кремень. Четыре свечки ярко осветили спальню.
- Достаточно? Или нашей неприступной сиятельной персоне мало огня?
- Иди спать, бестолочь. Но для начала – посмотри в глаза.
Он завораживал своим солнечным взглядом. А кроме того – шелковистой прядью распущенных волос, так невзначай скользнувшей с голого плеча на грудь…
Палач скрипнул зубами, отвернулся. Подошёл к перевязи, повешенной на спинку стула, достал один из двух своих верных мечей и бросил на постель, как будто рассекая мягкое уютное пространство холодным лезвием на две отдельных половины.
- Этого хватит, чтобы Вороны больше не усомнились в твоей чистоте и непорочности?
Загасив свечи, он разделся в темноте, не сняв белья, пристроился на самый край кровати. Но не успел улечься, его меч звякнул о пол со стороны Зеврана.
- Тебе не стыдно так себя вести? Я ведь переживаю.
- Правда? - фыркнул Махариэль.
- Ты даже не дал мне договорить.
- Ты всё сказал.
- Не всё.
- Спи.
- Нет, я не оставлю нас обоих до утра в таком паршивом настроении. Не хочешь меня слушать – выскажись сам. Эв? Эв, не притворяйся, ты не спишь!
Скрип тюфяка однозначно свидетельствовал о приближении любовника.
- О, Эльгархан! Оставь меня в покое! Ну, Зев… Зев, что ты делаешь, уйди! Послушай!
- Послушать? Весь внимание.
- Ну, хорошо. Я здесь, в Антиве, только потому, что здесь моя любовь. Всё, что осталось мне от прошлой жизни. Что её заменило щедро и с лихвой, придав ей новый смысл, взамен ушедшего в небытиё. Мор кончился, Герой больше не нужен Тедасу, а возвращаться в прошлое я не хочу. Ради тебя живу, Зевран. Ради того, чтоб тебя видеть, когда только возможно, чтобы дотронуться до друга и вернуться в мир, когда скверна одолевает разум, чтобы знать о твоей взаимности и помогать тебе в твоей нелёгкой миссии. Я хочу быть с тобой всегда, пока дышу.
- Я тоже, - искренне ответил антиванец, так непривычно тяжело вздохнув.
Руки сплелись. Уже не таким непреклонным голосом долиец пояснил:
- Я понимаю: мы с тобой должны вести себя на людях сдержаннее, спокойнее. И это правильно. Ни к чему впутывать в нашу с тобой историю чужие взгляды и фантазии. Но ведь не до такой степени, чтобы сесть на разные углы дивана? Ты что, не понимаешь, насколько мне обидно твоё предложение?
Зевран тихонько засмеялся:
- Ты его не дослушал. Мы будем глупо выглядеть, если внезапно перестанем обниматься, усадив меж собой моих бойцов. Представь, какую кучу сплетен это вызовет на следующий день: «Ах, что же их поссорило?» Но только не в одном прекрасном варианте.
- В каком? – растерянно спросил Палач.
- Если мы с тобой сядем за столом напротив. Кстати, это даёт новые преимущества: я буду тебя видеть. Не только твою руку с вилкой и не твою коленку под столом. Мы будем любоваться друг на друга, сколько хотим, без всякого стеснения. Передавать друг другу хлеб и наливать вино. И даже перемигиваться, если хватит наглости – ни одна сволочь не посмеет за это упрекать. И если мой сапог, так невзначай, коснётся твоего, никто этого не заметит, только ты. А чтобы не было излишних споров, кому занять диван, а кому лавку – я велел сделать в помещении полную уборку и вынести этот предмет в прихожую. Ты его там не встретил?
- Да… Зев, ты правда только это имел в виду?
- Конечно, моя радость!
- Родной… - Эвлар поднёс к своей щеке его ладонь, потёрся о неё, приятно трогая губами тонкое запястье. Наверное, долийцы преуспели в особой ласке рук и лиц – ведь эти части тела чаще всего не скрыты под одеждой, до них можно дотронуться в любой обстановке, делясь теплом, обмениваясь молчаливыми признаниями, что было очень кстати осознать ещё в походе. Во всяком случае, Зевран, до своего последнего романа, не замечал, насколько нежными могут быть столь обычные с виду прикосновения. И что не обязательно снимать одежду, чтобы поведать о желании. Впрочем, к шальной забаве это не имело отношения, поэтому он заявил своим задорным голосом:
- Эв, ты считаешь, этого достаточно, чтоб вымолить моё прощение?
- Зевран, я вёл себя как…
- Плохая, капризная девчонка.
- Всё, что угодно, только не сердись.
- И не надейся на пощаду, - победно засмеялся эльф, чувствуя, как под пальцами жаром вспыхнули скулы любовника. – Давай прикончим твои угрызения совести прямо сейчас.


* * *

Диван остался в коридоре, обёрнутый чехлами, он всё же представлял собою ценность, и избавляться от него было бы глупо. На нём сидели гости дома, гонцы, что ожидали атамана, валялся кот и вещи посетителей. Ни Араннай, ни Серый Страж тут больше не присаживались – было всегда не по пути. Зато на виду у разбойников не появлялись в столь откровенном выражении своей привязанности. У них вошло в привычку садиться за столом напротив, «игра в гляделки» заводила иногда не хуже вольностей, но доказать это друг другу можно было только в спальне, стены которой, впрочем, не всегда были способны скрыть тайну от ушей прислуги. Вороны молча признавали увлечение Гильдмастера, тем более, едва увидевшись с любимым после частых походов и разлук, он так сиял от счастья, что было невозможно сохранять дурное настроение, глядя на него.

Диван пережил множество гостей, два нападения и пожар, пока разрушенное «Старое поместье» не было покинуто. Ядро сопротивления пошатнувшимся устоям Гильдии переместилось в «Рагнателу» - так Араннай назвал приобретённое имение, наверное, играя звучанием и происхождением собственной фамилии. Он заказал ворота в виде паучьей сети, тавро, напоминающее паутину, и сделал вид, что стал помещиком.
Покой по-прежнему нечасто баловал его, но тут - вдали от суеты, среди прекрасных рощ и виноградников на берегу большого озера, действительно хотелось только мира и блаженства.

* * *

- Диван, - сказал Зевран, оглядывая новую гостиную. – Здесь не хватает нашего огромного дивана.
- Давай перевезём его, - просто сказал Махариэль. Как истинный долиец, он был не только бережлив, но и готов в любой момент решить проблему любой сложности, чтобы она больше не напрягала мозг и не мешала жить.
Обоз из «Трапполы» тянулся десять суток, хотя это было на полпути к Антива-Сити, а до столицы всадник на хорошей лошади скакал всего три дня. Диван сломал телегу уже при погрузке, но оно того стоило: он встал против камина, сразу облагородив комнату своим величием. Другие уцелевшие в пожаре вещи тоже без дела не остались: дом «Рагнателы» был намного больше сгоревшего. И, наконец, Зевран мог чувствовать себя хозяином, не спотыкаясь поминутно о своих бойцов и слуг. Они были размещены в других постройках, а лучшие охранники заняли весь второй этаж с отдельным входом. Вечером, сев против камина, рядом с милым, и глядя на горящие поленья, Махариэль сказал: «Зачем нам столько комнат?» Гостиная, имевшая вид проходного места со множеством дверей, с появлением в ней дивана стала уютной и домашней.
- Сколько? – Араннай тотчас усмотрел причину взять долийца за руку и, загибая его пальцы, стал пересчитывать:
- Здесь можно отдохнуть, но комната открыта со всех сторон, считай, что общая. В столовой часто будут собираться гости и мои Вороны. Кабинет нужен мне для деловых бумаг и встреч, которые не предназначены для публики.
- Каких встреч?
- Не таких, как ты сразу подумал, - хихикнул антиванец.
- И ничего я не подумал, я понимаю, что… Зев, мы теперь богаты.
- Да я бы не сказал, что очень…
Считая, он поглаживал руку любимого, крутил кольцо на безымянном пальце, чтобы огонь красиво отражался в гранях тёмно-синего сапфира. Затем лизнул мизинец.
- Зевран, не место баловаться.
- Я его просто пожалел. Видишь, этому не хватило счёта. Богаты? Всё равно у нас с тобой осталась только одна комната.
- Спальня? – Эвлар, конечно, догадался по его намёкам. – И ты хочешь туда?
- Угу. Туда точно никому хода нет. Но здесь тоже весьма удобно. Хочешь, я докажу тебе, что это наша территория?
Отблески солнца озорно блеснули в полумраке. Зевран задорно подмигнул. Расслабленно откинувшись на спинку, Эвлар следил: до какой меры теперь позволено вольничать на диване. Мигом забравшись на него верхом, Зевран намеревался всласть натешиться объятиями, прежде чем приступить к самому тайному. Но бурных ласк не получилось. Эвлар даже не обхватил бёдра любовника, что было бы вполне естественной реакцией в таком интимном положении. Он ждал. А тот, чувствуя, что искра костра не разожгла, смотрел на него сверху вниз, немного склонив голову, как будто размышляя.

- Загадка века: правда ли, на этой самой мебели заделали принцессу.
- Ты это сам придумал?
- Может быть. Нет, всё-таки, наверное, это Рикко. Или вообще со стороны пришло.
- Ты знаешь, это всё равно, конечно, только мне не особенно приятно думать, что…
- Брось. Кто-нибудь да занимался грешным делом на этом диване за целый век-то! И только мы с тобой всё ещё не решились. Браска! Эв, это ведь единственная мебель в доме, которою мы ни разу не осчастливили! Пора это исправить!
- Ну, что ты говоришь, Зевран!
Он попытался мягко оттолкнуть любовника, смущённый его шуткой, но тот, почувствовав сопротивление, крепко вцепился в его плечи. Вскоре пара самозабвенно целовалась, сминая ненавистную одежду, и неизвестно чем закончился бы порыв страсти, если бы не покашливание у входа начальника охраны: «Кхм! Атаман, к тебе там делегация от Бруно. Сказать им, что ты страшно занят?»
Палач сейчас же превратился в изваяние, а Ворон, ничуть не стесняясь, сопроводил попытку Аранная быстро «поправить пёрышки», вполне резонным назиданием: «Ну, ты и безобразник, Зев! А если бы не я вошёл, а кто другой?»
Зевран на это посмеялся: «Я взял бы с него плату за просмотр!»
Но, понимая, что Фич прав, потом сказал Эвлару:
- Слушай, ты не обидишься, - он начал осторожно, припоминая давнюю историю с этим диваном - коварным соблазнителем, манящим и удобным. К счастью, Эвлар уже сообразил, о чём он, и решил:
- Надо бы нам установить определённое табу.
- Запрет? – вскинулся Араннай. – Радость моя, любой запрет меня заводит до предела и вызывает дикое желание его нарушить.
- И всё-таки, давай договоримся: диван – табу.
- Вообще?
Махариэль развёл руками.
- А что поделать?
- Верно. Но он так хорошо в гостиной смотрится.
- Вот именно: в гостиной.


* * *

Немало лет прошло, но они более ни разу не сделали попытки заняться сексом на диване, помня, что это вечно кончается не так, как бы хотелось. Жизнь постепенно изменялась. Особенно после победы в малой войне за власть. Особенно с чудесным появлением в усадьбе «Рагнатела» юного наследника: случайно узнав о своём сыне, Зевран преодолел немало трудностей, чтобы вернуть его и заслужить его доверие. Все испытания и разлуки когда-нибудь кончались. И тогда снова радости привольной жизни на время прятали заботы хозяина самой могущественной Гильдии Антивы за беззаботной ролью сельского помещика.


В прогулках теперь не было необходимости носить доспехи. Конечно же, эльфы не появлялись вовсе безоружными, но чаще выглядели не бойцами, а кавалерами. Долиец на удивление легко привык к светской одежде. Дома-то он и раньше одевался, как было принято в Антиве, но лишь когда Зевран, измучив его уговорами, заставил сшить костюм из дорогого бархата цвета индиго, внезапно согласился, что выглядит в нём хорошо.
Он даже на пирушке Воронов так появился. Здесь были только приближённые, к тому же Зевран заявил, что нечего на празднике греметь оружием, пугая дам. К счастью, всех этих дам Палач знал хорошо. То были постоянные гости застолья – певица Стелла и её «цветник», две знаменитые разбойницы из Воронов и две танцовщицы из Селени. Эвлар не думал ревновать к этим красоткам, он с удовольствием смотрел, как милый друг по очереди перетанцевал со всеми женщинами, и даже кубок свой до дна не осушил, пьянея лишь от вида жизнерадостного антиванца.

Далеко за полночь музыка смолкла, гости разъехались, и Араннай внезапно очутился в пустой гостиной, где недавно пол гудел от стука каблуков. Диван, наново перетянутый глянцевой, тёмно-шоколадной кожей. Диван… камин… гостиная… Внезапно Зевран понял, почему это так трогает его воспоминания.
Камин в усадьбе эрла Эамона а Денериме. Портал, в который можно было бы войти, не пригибаясь. Букет лилий, размером с целый куст, пьянящим ароматом наполнявший комнату. Зевран не страдал манией к такому гигантизму. Но в этот вечер по бокам камина «Рагнателы» стояли две напольных вазы с высокими стеблями гладиолусов. Красиво, романтично… и напоминает… Когда они впервые влезли вместе в широкую постель, Эвлар спросил: «Как думаешь, в этом жилище безопасно?» А он захохотал: «Главное, командир, не заблудись!»
В надёжном каменном замке можно было раскинуться хоть поперёк кровати, такой огромной – больше той самой палатки… Мягкий тюфяк, чистые простыни, упругие подушки – раньше всё было примитивнее, грубее, проще, а тут повеяло уютом и покоем. Отличный отдых там сменялся замечательными эпизодами, славно щекочущими память.
Потом ещё огонь в камине дорогой гостиницы, после победы. Живой огонь, напоминающий костёр… костёр в Брессилиане у реки… приподнятый в лагере край палатки…


Гильдмастер Антиванских Воронов присел на корточки, поворошил угли, подкинул дров. Протопленный камин наполнил комнату теплом. Пламя охотно перекинулось на свежую порцию поленьев. Осветило. Эвлар Махариэль, неслышно стоя в затенённой части зала, с улыбкой наблюдал счастливое лицо, озарённое более приятными раздумьями, чем отблеском огня. Он ждал, когда Зевран почувствует его присутствие. Взгляды пересеклись.

Сбросив камзол и обувь, Зевран прилёг, откинувшись на валик, и поманил возлюбленного. Тот сел рядом, пока не обнаруживая никаких намерений. Но антиванец повалил его спиной на себя, как на подушку, крепко прижал и, целуя в ухо, зашептал: «Давай полежим так. Отдохни».

Некоторое время они просто молчали. Было так хорошо, тепло, уютно. Мягкая полудрёма охватила сознание, расслабленные мышцы, наконец, почувствовали накопленную за день усталость. Зевран, впрочем, никогда не мог долго бездействовать, если не спал. Он, для начала, расплёл волосы Эвлара и, поиграв с ними, спустил руку вдоль его тела. А тот, конечно, знал, что будет дальше, поэтому, расстегнул пуговицы, то ли из опасения за их целость, то ли собственного желания продолжить это баловство. Теперь, когда одна ладонь охватывала голову любовника, покоящуюся на его груди, другая же, проникнув под рубашку, отыскала там нечто интересное, жить стало ещё лучше. «Так ведь гораздо веселее, верно?» - шепнул Зевран. В ответ Махариэль погладил руку, дарящую ласку. Ткань оскорбила его чувства. Пальцы долийца обладали должной силой, но не той ловкостью, чтобы на ощупь быстро справиться с чужой манжетой. Одна из пуговиц всё-таки отскочила на пол.
- Эв, осторожнее!
- Завтра найду и пришью.
- Нет уж, горничная пришьёт. А то ты окончательно порвёшь мою рубашку!
Всё было не так страшно. Эвлар всего лишь засучил его рукав, чтобы тот не мешал сильнее ощущать прикосновение. Сейчас его пальцы так нежно двигались по кисти и выше по предплечью, что трудно было бы поверить в их привычку к воинскому делу. Так было ещё сколько-то минут, пока оба не поняли, что отдыха достаточно и плоть жаждет иной забавы.
Зевран выскользнул из-под своего партнёра и, быстро скинув облако полупрозрачного батиста через голову, отступил к свету, льющемуся от горящих дров. Яркие блики и густые тени обрисовали рельеф торса. Сложив руки крест-накрест, эльф чувственно огладил ими одна другую от самых плеч, затем красиво потянулся, незаметно коснулся затылка, развязав шнурок, скрепляющий причёску, и встряхнул волосами, представляя, как красиво играет на них отблеск пламени. И вновь провёл по телу, от груди до бёдер, нарочно зацепляя пояс и стягивая его вниз, и с удовольствием отметил, как у долийца подрагивают крылья носа. Эвлар стоял напротив, как мраморное изваяние, и свет огня усиливал теплом живой оттенок меж белых полос ткани, чуть-чуть приподнятой двумя острыми точками, так явно выдающими намерения возбуждённой плоти. Зевран шагнул к нему, раздвинул эти полосы, скользя ладонями по коже. «Я хочу здесь. Возле камина». Палач закрыл глаза, внимая ласке, что становилась всё смелее. Остановил партнёра, когда настойчивые пальцы занялись застёжками штанов, поднёс его руки к губам и покрыл поцелуями. Затем потянул за собой, в сторону спальни.
- Пойдём.
- Эв, здесь!
- Диван – табу.
- Ага: не нарушать ведь собственный запрет! Но можно у камина! Прямо на полу. Радость, возьми меня, как хочешь.
Взгляды слились в магическом, волшебном притяжении и губы приоткрылись в жажде поцелуя. Рассудок уступил желанию. Зевран почувствовал, как руки милого коснулись чуть выше локтей и медленно поползли вверх, усиливая страсть. Сейчас они крепко охватят плечи, привлекут... пол покачнулся под ногами, лицо любимого приблизилось...
И вдруг острое ухо шевельнулось, уловив какое-то движение в комнатах. И всё в мире вернулось на свои места. Кивок в сторону коридора.
- Мы в доме не одни.
- Ребёнок давно спит, а слуги не посмеют сюда зайти, если им намекнуть...
Зевран вырвался, торопливо задёрнул шторы, отделяющие гостиную от перехода вглубь дома, но тут же сам сообразил, что этого вряд ли достаточно. Поэтому, только чтобы потешить своё упрямство, он продолжал игру: «Хочу возле камина!»
Эвлар, борясь с собой, молча, открыл дверь в комнату и жестом пригласил его туда. Но антиванец вошёл в роль:
- Помнишь, мы это делали в гостях у эрла? И в той гостинице... Чего мы только там не делали!
- В городском доме.
- Когда, Эв?
Тот пожал плечами, мол, тебе решать.
- Верно. Там тоже есть камин, диван и можно запереть выход на лестницу. И, знаешь что? Я вспомнил пару важных дел в Антива-Сити...
- Я обязательно с тобой поеду, - сквозь зубы прорычал долиец, не собираясь более терпеть, и, обхватив за талию, увлёк его на территорию любви.
...

Собачьи коготки процокали по полу. Убедившись, что все, наконец, убрались и её никто не сгонит, дворняжка запрыгнула на диван, притоптала лежанку, и вольготно развалилась по диагонали, откинув свой пушистый хвост.