В Антиве редко идёт снег. Жизнь никогда не замирает полностью. Рядом со сбросившей листву уснувшей яблоней раскинет плащ вечнозелёный лавр, а голую осину прикроет кружевной накидкой старая олива. Светлеет поредевший лес, но тут и там стволы перевивают гирлянды тёмного плюща, манит взор огоньками ягод пышный падуб, неосторожно хвалится нарядом дорогой самшит. Пустоши и поляны покрыты свежим вереском и обрамляющие их магнолии недолго отдыхают, набирая силы, чтобы весной окутаться в буйные облака роскошных лепестков.
Поля и огороды убраны, но антиванскому крестьянину зимняя скука не грозит.
Гибкие ветки апельсина ждут избавления от тяжкой ноши, чтобы вскоре сменить солнечные плоды на маленькие звёздочки новых цветов. Спящие виноградники долго пылают красными оттенками увядших листьев, а к тому времени, как их сухие лозы наскучат взору, меж грядами пробьётся молодая зелень и снова оживит пейзаж.
Иной раз мелкий дождик прибьёт пыль на просёлочной дороге, и редко-редко закружит холодный пух. Он тает, чуть коснувшись грешной тверди, а если и покроет землю белым ковром, то, верно, только для того, чтоб удивить привыкших к теплу антиванцев, навести на воспоминания: когда ж в последний раз такое было? – да от души потешить ребятишек и собак. Те и другие носятся, сходя с ума от обуявшей их необъяснимой радости, как будто чувствуют недолговечность праздника, подаренного им Создателем.
Проклятие холодных стран не грозит голодом и гибелью детям Антивы, потому и встречается ими с тем же энтузиазмом, как всякая добрая шутка.

* * *

Тот год, когда Зевран принял участие в судьбе полуразрушенного Киркволла и его бывшего Защитника, не был ознаменован лютыми ураганами или заметно ранней осенью. Но непогода бушевала в сердце Стража. Сначала череда известий, заставивших Гильдмастера Антиванских Воронов лично разобраться в непорядках в чужой стране. Эвлар Махариэль, не получив никаких чётких объяснений, вынужден был смириться с его решением, надеясь выяснить всё позже. Зевран задерживался, вести были всё тревожнее. Наконец передали мятую записку на долийском, с кучей ошибок и стишком, полным тоски – понятно, чтобы никто не мог прочесть слов, предназначенных только Эвлару. Пусть знает, что он жив, по крайней мере. Пускай и с опозданием, но он прибыл на родину и вскоре сообщил об этом. Правда, какие-то дела до поздней осени гоняли Аранная по столице. Он часто, одеваясь оборванцем, шастал ночами неизвестно где, не посвящая в тонкости Махариэля. А тот, чувствуя себя лишним в очередной затее, метался по Антиве, то выхватывая своего любимого из бесконечного круговорота дел, то снова покидая ради тех непонятных игр, в которых сыну леса места не было. В конце концов, жертвами ярости долийца пали ривейнские контрабандисты, перевозившие в трюме канабис, а также, на другом конце страны, была изрублена компания угонщиков скота. Молва упорно уверяла: то и другое совершил Палач, а заодно добавила в его послужной список немало нераскрытых преступлений. Утихомирили его кровавые деяния, или же милый друг сумел утешить его гнев, но первая снежинка растаяла в ладони Стража, когда он, зимним утром, стоял на крыльце дома в поместье «Рагнатела», далеко от Антива-Сити и намёков на политику.
- Скучаешь? – Зевран приблизился к нему, встал рядом и скользнул рукой по его талии.
- По снегу? Нет. Мне его с головой хватило прошлой зимой, в моей долгой поездке.
- Тогда ликуй: возможно эти несколько снежинок – единственный за зиму снегопад.
- И хватит. Лучше радоваться снегу, чем проклинать его.
Глаза Эвлара устремлены вдаль. Сейчас суровый Ферелден засыпан снегом. Те родичи, что бродят по лесам, пробили себе тропы в белых сугробах. А те, кто получил земельные наделы, сидят у очага, прячась от холода и думая: хорошо ли было сменить голодное, но вольное кочевье на крышу, стены и шемленскую кормёжку? Наверное, Ашалле занимает вечера долийским рукоделием... А Маретари умерла... Зевран сказал. Зевран привёз плохие новости. Год назад он и сам почувствовал, что-то недоброе. Ужасное событие под Киркволлом едва не погубило эльфов, что решились пуститься в Арлатан, да так надолго и застряли у Расколотой Горы... Но почему долийцы не хотели помощи и даже не расспрашивали Аранная о своём брате? Причина ли тому – грешная связь их, не принятая в кланах? Нет, видно, дело в страхе перед скверной. С тех пор, как лучший воин ушёл из племени, чтобы стать Серым Стражем, о нём говорят, как о мёртвом. Как о несчастном Тамлене. Как будто оба друга погибли в один день. Только что по Эвлару прощальных песен у костра не пели. Попытки что-либо вернуть, редкие встречи с соплеменниками, натянутые разговоры, лишь доказали: та жизнь кончена. Ты жив, но ты для них – лишь призрак прошлого. Им странно, что ты жив, что ты такой... чужой. И никогда не будешь прежним. Они будто не узнают тебя. Но сожаления растворялись в уже не ранящих сердце воспоминаниях, в наполненной любовью жизни здесь. В Антиве.
- Эв, ты не выспался или замёрз?
В ответ он быстро повернулся, сгрёб в объятия Зеврана, тот с удовольствием ответил и они от души потискали друг друга, нашёптывая милые сердцу глупости и хихикая от удовольствия. Впрочем, их баловство мигом закончилось, как только оба услыхали приближение Эллеана. Мальчик выскочил на крыльцо и тотчас же, не уделяя внимания ни подозрительной хитринке в глазах отца, ни разрумянившимся скулам его любовника, принялся ловить звёздочки, летящие с небес.
- Я обожаю снег! Хоть бы в этом году насыпало целую гору!
- Не могу обещать, - ответил Араннай, - но постараюсь.
- Эй, ты же не Создатель!
- Он лучше, - тихо произнёс долиец. Холодно-синие глаза встретились с ярко-золотыми. Зевран почувствовал, как будто искры пробежали по всему телу. Но тут же овладел собой.
- Эвлар, не заводи меня сейчас, - попросил он, оглядываясь. Но мальчик уже убежал к деревьям, ветки которых удерживали пушистое белое чудо немного дольше, чем тёмная земля.
- Эв, мы же договаривались: ребёнку лишний раз не намекать. Да, да, он в курсе, что мы с тобою не только друзья. Но несмотря на всё, чего он понабрался в той учебке, Эллеан всё-таки – невинное создание. И пусть им остаётся, сколько надо.
- Зев, я же сразу тебя отпустил... Надо заставить его надеть куртку.
- Брось, его радость стоит того, чтобы чуть-чуть помёрзнуть. К тому же то, что мы тут называем снегом, уже растаяло.
- Кстати, как ты собрался обеспечить гору снега? – прищурился Эвлар.
- Надеюсь на удачу, - засмеялся Араннай.

* * *

Первый день Аннума, конечно, полагалось праздновать. И всё-таки, это не Карнавалы Сатинальи, а более домашнее занятие. Аннум надо встречать с семьёй. Ну, а поскольку семью Аранная составляли только сын и милый друг, их узкий круг и так частенько собирался на семейный ужин, иной раз принимая в него воспитательницу монну Виту или кого-нибудь из приближённых Воронов. Но в «Рагнателе» обитала вся «личная гвардия» Зеврана. Более трёх десятков лучших бойцов Антивы, готовых в любой миг принять приказ Гильдмастера и умереть за него, если вдруг придётся. Это были проверенные люди, надёжные, как камни мостовой, и их иногда надлежало поощрять за верность, тем более, что почти никому из них судьба личного счастья не дала. Поэтому Зевран иногда собирал на своей половине дома не только командиров, но и рядовых. В этот раз он решил, что «семья» будет полной, и даже тем, кто должен находиться в карауле, велел потом зайти на кухню. Слуги, конечно, получили премии, а горничные – по два золотых. Итак, купаясь в обожании подчинённых, Гильдмастер Антиванских Воронов, ходил по дому, задрав нос, делая вид, что очень занят приготовлениями к празднику и явно наслаждался такой ролью.

Конечно, в эту пору было не до плясок под луной. Не холод, но и не жара, чтобы пировать на улице, как иногда бывало. Праздничный ужин приготовили в большой столовой. Блюда, наполненные до краёв, заняли всю поверхность сдвинутых вместе столов. Говяжья вырезка с луком и черносливом, нафаршированные яблоками каплуны, рыба, печёная с опятами и апельсинами, рыба, солёная по-ферелденски, рагу из поздних овощей, заботливо сохранённых в подвале, свежая зелень, взращённая в теплице – никаких тебе подгоревших пирогов с ливером и гусиным жиром или бобов со шкварками, чем любят потчевать хозяева свою прислугу в праздники. Тут всегда угощали вкусно и обильно. Дюжину запотевших бутылок с антиванским бренди изящно потеснили несколько графинов с лимонадом и красное вино собственной винодельни, с маркой «Il sangue e rosse», а к нему фрукты в сахаре и горький шоколад. В маленьких вазочках скромно ютились между блюд пять сортов сыра, острый соус и чёрные оливки. Вся эта роскошь была бы достойна ресторана или клуба с той разницей, что тут еды было навалом, а не как в клубе, где тебе поднесут крылышко чахлого цыплёнка с листком петрушки и лимонной долькой, и думают, что проявили чудеса гостеприимства. Запах щекотал ноздри и воображение.
На этот раз гостей не ждали, позвали только пару музыкантов, чтобы песни попеть в своей компании. Гильдмастер собрал Воронов, живущих в доме и поместье, поэтому застолье всё-таки напоминало не семейный вечер, а товарищескую пирушку с той разницей, что следовало помнить, где находишься. Скатерти и салфетки, призванные обеспечить уютную обстановку, тоже напоминали, что совсем расслабиться не выйдет.

Явление Палача до сих пор настораживало: при нём забыться считалось ещё более непозволительно, чем при Гильдмастере. До сих пор ни один Ворон не смел дружески хлопнуть долийца по плечу или как-то ещё к нему приблизиться. Но сам он с удовольствием выпил вина, постукивая пальцами, поддержал ритм разбойничьего гимна о «Славном атамане» и слушал песни, неизвестные в его дальнем краю, любуясь, разумеется, не на щедрые лакомства, а на своего драгоценного Зеврана, одно присутствие которого вселяло в окружающих надежду, что Палач пощадит Антиву, если что пойдёт не так. Компания отлично разогрелась, шутки и разговоры стали малость выходить из-под контроля, потом кто-то предложил побороться на руках, и Араннай вполне одобрил это развлечение. Сам он не принимал участия, зная, что большинство крепких, натренированных людей сильнее его в подобной схватке. Эльфы обычно состязались с эльфами, когда-то он бывал на высоте среди своих. Сейчас было забавно следить за их вознёй и как служанки в спешке собирают остатки пиршества и грязную посуду, чтоб ненароком не разбили. Джей Фич – главный охранник, легко положил руки одновременно двух соперников, а Чез Марроне, будучи левшой, сетовал, что в неравном положении с другими. Левой-то он одолевал, но вроде с форой получалось, а правой всё не выходило. Зевран подмигнул: «Эв, не хочешь его успокоить?» Долиец молча засучил рукав: «Я не левша, но может быть, попробуем?» Марроне был молод, не помнил тех времён, когда Палач, впервые вызванный на реслинг кем-то смелым или очень пьяным, внезапно оказался первым не только в своих бесподобных выходах с двумя мечами. Фич, правда, побеждал его, но было бы невероятно, если бы здесь хоть кто-то мог побороться с Фичем. Тому природа сил отмеряла на пятерых. Освободив угол стола, противники сцепили руки и новичок сразу почувствовал, что выбрал не того. Было занятно наблюдать, как его загорелую волосатую кисть обхватили тонкие пальцы, похожие на женские, и вдруг под гладкой бледной кожей надулись мускулы и жилы. Долийский Палач шевельнул уголком рта, явно уверенный в своей скорой победе, а Чез Марроне побагровел от напряжения. И тут с улицы раздалось восторженное: «Сне-ег!»
«Потом...» - поспешно вскочил неудачник, маскируя поражение. Все захотели посмотреть на снег, и зрелище того заслуживало.

Снежинки, хлопьями слепляясь в воздухе, летели плавно, осыпая всё вокруг. Свет фонарей, щедро украсивших фасад, придавал снегопаду такого волшебства, что Вороны – тёртые калачи, суровые бойцы, долго стояли, открыв рты и рассуждали: раз ли в пять лет подобное случается в Антиве или, пожалуй, в десять.

* * *

Монна Вита давно отправила воспитанника спать и теперь, выглянув в окно, жалела, что ребёнок не увидит такой красоты. Да, в Ферелдене это не в диковинку, но здесь, в прошлую зиму, она подобного не замечала. Немного постояв возле окна, магесса оделась теплее и вышла. Сжала в горсти холодный и приятный комочек снега, скатала его и швырнула в темноту. До чего трогательно и забавно! Такой снег поддаётся и ферелденские детишки, пока не грянули морозы, лепят фигуры и дома, чтобы играть, кидаются снежками. Она сама хорошо помнила, как это было, пока её не взяли в Круг...
Монна Вита ещё порадовалась снегу и решила, что ради этого следует разбудить Эллеана. Впрочем, заснул ли он, коль в доме праздник? Учительница уже не обманывалась насчёт мальчика. Он не являлся злостным хулиганом и был послушен, когда надо, но мог и вытворить что-нибудь этакое... «Андрасте непорочная...» - вскрикнула магесса, сообразив, что за сооружение возникло на её пути. Лёгкая тень метнулась от белого столбика, высотой с табурет, изображавшего... Это было трудно с чем-то спутать.
- Вы... видели... – она попятилась, заметив, что за ней следит охранник.
- Кого, малыша Аранная? – Ворон проследил путь сбежавшей тени. – Да не смущайтесь так, сеньора Вита. Побаловался парень. Сломать?
- Н-нет, - выдавила женщина. – Сам делал, сам пусть и ломает!
Ворон убрал занесённый сапог, посмотрел вслед воспитательнице, потом на снежный столбик характерной формы и усмехнулся, очевидно, вспоминая детство.

Магесса, устремилась к господскому дому и, неожиданно для себя, оказалась в толпе крепко выпивших мужчин, но к счастью, быстро отыскала мужа.
- Альдо!
- Ты здесь? Решила меня встретить? И славно. Давай пройдёмся что ли перед сном. Гляди, какая красота.
- Там...
- Что случилось?
- Нет, ничего такого... Не видел, Эллеан тут не пробегал?
Имя маленького сеньора насторожило, прежде всех, его отца. Эльфийский слух Гильдмастера всегда предупреждал того о сказанном вполголоса.
- Что, Эллеан не спит?
- Кажется... нет. Позвольте мне проверить.
- В дом он не заходил, - сказал Палач с верхней ступеньки. Чтобы не лезть в толпу, он остался поодаль и наблюдал за всем происходящим, возвышаясь возле входа в дом.
- Туда он сиганул – к конюшням, - подал голос кто-то из рядовых. Эвлар тотчас спрыгнул с крыльца, но монна Вита кинулась ему наперерез.
- Не надо, я сама с ним разберусь!
- Скорей всего, он в «аравеле».
- Ведь ты позволишь мне туда зайти?
- Конечно, если нужно – заходи. Но что произошло.
- Да говорю же – ничего особенного. Празднуйте дальше. Просто...
Не завершив мысли, явно чем-то смущённая, магесса, поторопилась в сторону конюшни.

Тем временем Вороны, озадаченные её поведением, ждали команды. Недоумение усиливалось молчанием атамана. Палач переглянулся с ним. Альдо Торнеро осторожно поинтересовался: «Гильдмастер, я пойду за ней?»
Зевран кивнул – мало ли, что там. Возможно, монне Вите, а то и Эллеану потребуется помощь, и вновь посмотрел на Эвлара. Кажется или нет: за домом что-то происходит? Кто-то смеётся, разговаривает – ничего особенного. Впрочем, первые смельчаки уже расследовали, что так всполошило бедную магессу.
Вскоре Вороны «Рагнателы» не без причины собрались у левого фасада, и шустрый конюх Рикко громко объявил: «Вот так один мальчонка с нами силой померялся! Со всеми сразу! Ну, кто на Эллеана Аранная?» Последние слова его исчезли в хохоте. На всех внезапно накатили воспоминания вроде:
- А помните, как мы лепили эти штуки из грязи против крыльца какой-нибудь сеньоры?
- Верно, из снега краше выглядит!
- Я помню такой снег!
В какой-то миг шутки и смех вновь прервались писклявым голосом ушлого эльфа: «Парни, а вместе мы могли бы сделать больше!»
И атаман мог только наблюдать, как взрослые мужчины собирают в горсти снег по всей окрестности, и как сооружение быстро растёт. Эвлар подошёл сзади:
- Зев, у вас принято такое развлечение?
- Ну... вроде того.
- Мне кажется, ты сочиняешь на ходу. Но ты расстроен.
- Нет. Просто я слегка...
- Смущён, что это вытворил наш Эллеан? Подозреваю, это неприличная забава.
- Гарлоки подери! Моё «невинное создание», надеюсь, не соображало, что творит.
- Это плохая шалость, Зев.
По выработанной с детства привычке, Зевран сразу же принял оборону:
- А кто-то мне рассказывал, как ставил пугало под окнами старушки?
- Это не я а Огрен с Андерсом.
- Ага! А ты всегда был мальчиком-цветочком. Про пестики-тычинки тебе рассказали только после посвящения в охотники!
- Нет, разумеется, но мы, долийцы, знаем меру допустимого.
- И что, вы с пацанами так не баловались?
- Из снега не лепили.
- И что ж вы делали со снегом?
Зевран занервничал, поскольку выходка Эллеана, хоть и потешила его бойцов, но это было как-то... неловко, даже стыдно. Особенно перед любимым отчего-то не хотелось выглядеть непристойно. Он – выросший в лесу, чувствует грань, переступать которую не следует. А ты, уже считающий себя сеньором, давно ли сам перестал быть распутным безобразником? В общем, нет ничего особенно ужасного в дурной забаве, устроенной ребятами. Не будь сейчас в поместье монны Виты и ребёнка, он сам похохотал бы вместе с Воронами – когда ещё увидишь их такими довольными? Но статус отца и хозяина – не шутка, и своё положение в этой истории Зевран, конечно, понимал. Гильдмастер сейчас должен просто унять не в меру расходившуюся полупьяную ораву, велеть сровнять с землёй их гнусное творение и, самое противное – испортить сыну его снежный праздник, хотя бы для порядка, отругав его за выходку, тем более, что воспитательницу угораздило нарваться на результат.
- Эв, понимаешь... он просто хотел выразить восторг и... сделал это так.
Эвлар стиснул его плечо, стараясь успокоить. Но не успел сказать: оба почувствовали, что Эллеан уже идёт сюда. Одновременно оглянувшись, эльфы убедились, что монна Вита ведёт мальчика, чтобы заставить его уничтожить следы хулиганства.

Гильдмастер свистнул. Этого было достаточно, чтобы вмиг отрезвевшая команда обратила на него внимание. Он сделал пару быстрых жестов, приказывая плотно выстроиться, закрывая от ребёнка и его наставницы гигантский снежный фаллос.

* * *

Конечно, монна Вита предпочла бы не ходить сюда одна и ночью, на ощупь пробираясь вдоль прохода между стойлами. Здесь, в уголке конюшни, сразу за амуничником, был личный уголок долийца, где он хранил некоторые вещи, неуместные в комнатах дома. На стенах помещения висели шкуры оленей и волков. Эллеан часто заходил сюда, даже в отсутствие хозяина. Да и какой мальчишка откажется лишний раз поиграть оружием и разглядеть охотничьи трофеи? Сейчас он был именно здесь и прятался от монны Виты. Она зажгла в пальцах прохладную светящуюся сферу, но менее ужасным закуток не стал.
- Эллеан, вылезайте!
Он выбрался откуда-то из-под меховой занавеси.
- Здесь похоже на аравель, правда, монна Вита?
- Не знаю. Мне не приходилось бывать в аравеле.
- Эвлар обещал меня опять сводить в лес.
- Когда?
- Следующим летом.
Магесса облегчённо вздохнула. И тут же взяла себя в руки.
- Вы ловко уклоняетесь от темы. И это потому, что знаете зачем я здесь. Идём со мной.
- К отцу?
- К тому, что вы соорудили. Есть вещи, Эллеан, которые не принято показывать. А вы бессовестно выставили всем на обозрение такую гадость.
- Это не гадость, монна Вита. Ведь нам её Создатель присобачил, а не какие-нибудь олухи-магистры.
- То есть, слепив это из снега, вы думали, что вас похвалят?
- Ну... не совсем.
- Тогда в чём смысл?
- Так... посмеются.
- Мне почему-то не смешно. И вы прекрасно понимаете, что выдумали шалость, притом ужасно непристойную. Над таким баловством смеются только глупые мальчишки, нормальным людям это неприятно. Это смущает и конфузит приличных дам. Держу пари – вы это знали. Кого же вы хотели удивить своими знаниями анатомии? Уж не меня ли?
- Мне просто... я не знаю, почему я это сделал. Не говорите папе. Я не хочу его расстраивать.
- За мной. И не забудьте прихватить лопату.

Альдо Торнеро, оттолкнул от входа любопытствующего конюха: «Неси фонарь!» Но в глубине конюшни что-то уже светилось. Разбуженные лошади зафыркали. Кобыла монны Виты ухватила её за рукав. Магесса вскрикнула от неожиданности.
- Валетта!
- Альдо, всё в порядке!
Пока дежурный притащил фонарь, пока все выбрались на свежий снег, что будто освещал огромный двор, отражая луну и огни фонарей, бывалый Ворон чувствовал тревогу. Теперь он вспомнил, как это бывает, и вспоминал довольно часто. Вот так, попробуй полюбить – и ты уже не тот... Жена, кажется, не хотела его видеть. Здесь и сейчас он явно был не к месту. Но сознавать себя в неведении и лишним было не в духе Ворона. Он долго выяснял, что всё-таки произошло и разговор этих троих застопорился не только странным нежеланием магессы объяснить всё Альдо, но и его собственным положением в этой компании. Как муж, он мог потребовать подробностей, а как боец он подчинялся отцу мальчика, который, по такой причине, стоял выше него, но в свою очередь, обязан был слушаться воспитательницу.
В конце концов, чтобы не перессориться со всеми, Валетта Вита приказала Эллеану закрыть уши и, отведя супруга в сторону, стала что-то шептать ему, склонившись, поскольку разница их в росте вблизи была весьма заметной. Эльфёнок так и прыснул, глядя на эту сцену, и как недоумение на рябом лице разбойника сменяется усмешкой. Жена уставила руки в бока:
- Что, ты находишь эту выходку забавной?
- Нет, - поспешил утихомирить её Альдо. – Валетта, ладно тебе так переживать, мало ли, как мы в детстве баловались!
- Нет, нет. Он должен понимать, что за свои поступки всегда надо платить!
- Да плюнь ты, дорогая. В смысле – не обращай внимания.
- Считаешь, что Гильдмастер будет счастлив узнать об этом?
- Н-да... Араннаю будет неудобно... Если он ещё не прознал. Так что, веди ребёнка спать, а я пойду тихонько поломаю, что он там натворил.
- Ну... – она сомневалась, правильно ли будет так поступить, а конюх уже протянул злосчастную лопату.
- Что? Ворону – лопату? Пошёл отсюда! – рявкнул Альдо. Однако монна Вита фыркнула, выхватив инструмент, сунула его в руки маленького эльфа.
- Ты пальцы-то не отморозил?
- Нет, - вздохнул Эллеан, понимая, что лучше подчиниться монне Вите, чем огорчить отца и его друга. Такое настроение может перепортить весь грядущий день. Первый день года, говорят, определяет всю его дальнейшую удачу.
Альдо Торнеро, сделал вид, что не особенно знаком с этой высокой дамой и остроухим шпингалетом. Он потихоньку обогнул дом прежде них, но не успел предупредить... Такого снежного произведения Ворон ещё не видел!

* * *

Кинжальщица Фьяметта – единственная девушка в компании (впрочем, её давно считали «своим парнем», отчасти потому, что она не спала ни с кем из Воронов), по-деловому обходила статую.
- Сюда потолще надо. Наскребите ещё снега.
- А мы-то думали, что ты не знаешь, как он выглядит!
- Теперь мне этого до смерти не забыть!
Вороны хохотали – кто бы мог подумать, что подобное творение доставит им столько наивной радости, которой не хватало в жизни? Но всё должно было когда-нибудь окончиться. Короткий резкий свист Зеврана остановил веселье.
Он встал впереди своей славной гвардии, загородившей собою похабный «шедевр».
- Эв, уведи отсюда Эллеана, а мы пока по-быстрому...
- Постой.
- Что?
- Ты спросил, что мы, долийцы, делали из снега в Ферелдене?
- И? - заинтересованно склонил голову набок Гильдмастер Антиванских Воронов. Он никогда не сомневался в своём Страже. Махариэль достал кинжалы. Живая стенка расступилась перед ним, как будто опасаясь до него дотронуться и сразу же за ним сомкнулась.
- Не подходить! – Зевран вскинул ладонь, решительно остановив магессу и ребёнка, а сам, обогнул плотный строй. Из-под пары кинжалов летели комья снега, неумолимо обращая сглаженный цилиндр во что-то вроде ступенчатого конуса. Кто-то из толпы громко охнул, когда творение пьяных разбойников лишилось набалдашника, а на его месте образовался заострённый шпиль.
- Что это?
- Башня?
- Крыша?
- Дерево?
Словами, жестами или молчанием все выражали удивление. Магесса, и маленький эльф едва ли не подпрыгивали в нетерпении узнать: что же там происходит.
- Я понял! – подхватил Гильдмастер. – Это ель!
Эвлар кивнул. Ещё несколько взмахов острого металла обозначили свисающие ветви, называемые лапами. Теперь было понятно, что гора снега превратилась в странное и, в общем-то, красивое растение, которого здесь никогда никто не видел. Эллеана и монну Виту подпустили ближе, поскольку прятать от них больше было нечего.

Эвлар Махариэль увлёкся, вспоминая, как в детстве, с друзьями, вырезал снежные фигуры из сугробов. Именно так – ножом, который есть в клане у каждого ребёнка. Может быть, чтобы руки не студить и не портить перчаток, о чём не думают шемленские ребята: они в любой момент могут пойти домой, согреться у огня, чего бывают лишены долийцы в долгих кочевьях... Глядя, как из-под лезвия летят снежные брызги, он вспомнил, первый поход в Орзаммар. И как Зевран впервые удивлялся снегу, застилающему столь огромные пространства леса и гор, как непривычно мёрз и сыпал шутками, упоминая в них «самый надёжный способ согревания»... Они в те дни ещё не были вместе, но что-то уже назревало. Эвлар тогда, как будто бы из опасения за здоровье сопартийца, но если честно, просто так – внезапно захотелось, купил Зеврану шапку – долийский капюшон с длинными лямками, которые можно завязывать, как шарф. Сейчас он живо вспомнил смеющееся лицо в обрамлении пышного меха: «Ты бесподобен, командир! Кончики моих ушей в безопасности и каждый выражает тебе преданность. Ещё бы гульфик с вышивкой – и я весь твой!»
Кинжалы, с лёгким звоном, отсекают лишнее, быстро, привычно. Куда как более приятная работа, чем резать плоть... Он отступил, чтобы издали оценить, что получилось.

- Вот, где-то так... – сказал долиец на своём древнем наречии, и это прозвучало, будто заклинание.
Зевран готов был хоть при всех расцеловать его. Он громко пояснил:
- Я видел это дерево. Наверное, единственное в снежных краях, оно зимой не сбрасывает листья, а верней – иголки.
- За это мы его и уважаем, - сказал Эвлар по-антивански. И посмотрел через толпу на монну Виту, которая была знакома с этим деревом и, разумеется, тоже его узнала в преображённом фаллосе, что, к счастью, ей не показали.
– Ель никогда не изменяется, - продолжил долиец. - Она кормит зверей и птиц своими семенами в самые лютые морозы. Она годится для костра и для подстилки, под ней можно укрыться в дождь, она приятно пахнет. А кроме древесины она даёт смолистый сок...
- Который входит в заживляющий бальзам, - закончила магесса. Когда названная сестра приблизилась, он ей сказал: «Ты можешь сделать это лучше?»
Она потёрла руки. «Разойдитесь». Сверкающие в свете фонарей кристаллы выросли от макушки вдоль ветвей, разбились на колючие веточки лапок, усиливая сходство с живой елью и, в то же время, придавая столь чудесный вид, что снежная статуя преобразилась в нечто сказочное. Она была выше эльфёнка, что с восхищением трогал ледяные иглы. И она явно была куда краше его собственной лепнины.
Где-то позади монна Вита терпеливо отвечала: «Пожалуй, нет. На пинию ель не совсем похожа. Но шишки на ней есть. На кипарис? Немного, да, но ветки гнутся вниз вот так, будто шатёр. Высокая, конечно, выше дома. Я рада, что вам всем понравилось!»
А как понравилось ему! Вороны не показывают чувств. Но чувства требовали выхода. Пьяные дядьки улыбались, будто дети: сегодня им явилось чудо. И радость их от буйного веселья сменилась другой радостью – спокойной, незнакомой и... волшебной.
Налюбовавшись на заказанную им в недавних пожеланиях «гору снега», Эллеан поискал глазами воспитательницу, но, судя по всему, Альдо Торнеро уже увёл её. Трудно сказать, что на него подействовало больше: оригинальная скульптура или её превращение.
Ясно было одно: чудо произошло и надо было унести в себе его крупинку. Поэтому в тот миг, когда Эвлар позвал ребёнка, тронув за плечо, тот поманил его в сторонку, как будто бы хотел поведать секрет, и крепко обхватил за шею. Долийский Палач разогнулся, придерживая мальчика, не отпустил его, так и понёс. Кто бы мог осудить его за столь уместную сентиментальность в такой день? Зевран не выразил своих эмоций в полной мере, как хотелось, но он догнал идущего к дому долийца, через плечо которого эльфёнок всё ещё смотрел на удаляющийся снежный конус, сверкающий острыми льдинками. «Браска, он любит тебя больше, чем меня!» - ревниво пошутил Зевран. И, убедившись, что никто не пялится им вслед, зацепился за пояс Эвлара, чтобы войти в дом вместе с ним.

* * *

Конечно же, утром Первого Дня снега нисколько не осталось. Но ель не таяла почти до Винтерзенда. Быть может потому, что монна Вита, проходя мимо, всякий раз трогала ледяные иглы и счастливо чему-то улыбалась.