Над деревней давно опустилась ночь, но из-за света множества факелов небо опалено багровым заревом. Таким, как если бы здесь был огромный пожар. Меж домов скользят грозные чёрные тени. Их цель проста: они желают убить, растоптать, уничтожить…
- Они идут сюда.
Лицо отца напряжено: он, в отличие от жены и детей, прекрасно понимает, чем ему и его семье может грозить разгоревшаяся злоба деревенских жителей. Дрелана прижимает к груди дрожащих, испуганных близняшек, и Фералон в ужасе прижимает к себе сестру. Вот бы мама могла спрятать от этих страшных людей. Но даже руки матери не могут спрятать от этого кошмара…
- Если они найдут тебя и детей, они не пощадят вас.
Дрелана плачет, и маленькая Фарая всхлипывает вслед за ней: малышке сейчас страшнее всех. Она кажется самой беззащитной, и даже её брат старается быть храбрым, чтобы не плакала эта крошка.
- Арон…
Отец нервно хмурится, услышав своё имя из уст матери, из-за чего линии татуировки на его лбу слегка искривляются:
- Уходите. Я не хочу, чтобы вы тоже погибли.
Страх сковывает всё сильнее, но вслед за страхом приходит понимание: им всем не уйти отсюда. Дрелана кричит:
- Ты должен пойти с нами!
Её губы дрожат, на щеках ещё блестят слёзы. Отец хмурится всё сильнее, после чего отрывисто приказывает:
- Беги.
И на сей раз Дрелана подчиняется, схватив в охапку малолетних дочь и сына. Она привыкла не слушать чужие просьбы, но вот приказам воспротивиться не могла никогда. Сказывались те годы её ранней юности, что она провела в качестве служанки у одной леди, орлесианки по происхождению. Даже приказы мужа она воспринимала как хозяйские, и этого в ней было не истребить…
- Мама, почему папа не идёт с нами? Мама! – кричит Фарая, но мать торопливо зажимает девочке рот рукой. Они спускаются в погреб – Фералон помнит, что из него есть ещё один выход, к самому лесу. Если поспешить, они успеют к окраине деревни…
Фералон беспомощно оглядывается – и видит сквозь щель меж досок, скрывающих вход в погреб, как к отцу приближаются две закованные в доспехи фигуры. На нагрудниках – пылающий клинок.
- Сдавайся, проклятый отступник!
Арон нервно усмехается, отвернувшись, и Фералону кажется, что он смотрит именно на них, спрятавшихся в погребе. Он прощается с женой, с детьми…
А в следующий миг улыбка окрашивается кровью – вслед за пронзённой насквозь двумя клинками разом грудью. Дрелана отдёргивает сына назад. Она бежит. Бежит как можно дальше, пока их не нашли, не убили…
Но Фералон не может ни на мгновение забыть ту улыбку на губах умирающего отца…

- Брат, не бойся! Мы должны… идти. Мы ведь не знаем, где именно находится долийский лагерь.
Фералон вздохнул, отгоняя назойливые воспоминания. Земля под ногами наконец-то не качалась – они сошли с трапа на берег совсем недавно. Но с какой радостью он бы сейчас направился прочь от города, как можно дальше! Ворота закрыты. Да и разве нужен им этот город, кажется, целиком высеченный из камня?..
Каменные лестницы и дома, стискивающие собой паутину узких улиц. Мёртвый, желтовато-коричневый камень. Земля здесь такого же цвета – то ли её выжгло солнце, то ли вытоптало множество ног. Но стоит подняться по лестнице – и этот блеклый камень сменяется серым. Казематы. Когда-то здесь держали рабов… А что, в сущности, изменилось? Теперь это дом для магов. И… и здесь слишком, слишком много этих людей в доспехах с пылающим клинком на груди.
- Ты думаешь, они станут говорить с нами? Зачем бы мы им сдались?.. – нервно проговорил Фералон, невольно усмехаясь. Иногда они с сестрой словно меняются местами. Но она и не видела, как убили отца и кто это сделал. Она боится, но пытается сейчас хоть на время стать сильной. Глупенькая маленькая девочка, вздумавшая полезть куда не следует.
- Думаю, стража тоже знает о долийцах. В конце концов, это не такое уж рядовое явление, чтобы оно осталось незамеченным.
Фарая вздохнула, придавая себе как можно более уверенный вид:
- Ладно… Я сама поговорю, только ты уж поддержи меня, если что, хорошо?
- Как будто у меня есть выбор, - попытался улыбнуться Фералон, поддерживая Дрелану. Та молчала – видимо, берегла силы. Ей, уже не молодой женщине, тяжело было провести столько времени в дороге и почти что без еды… Фералон покрепче обнял плечи матери:
- Всё хорошо, мама. Скоро мы найдём тех, о ком говорила та старуха. И тогда всё будет хорошо. Жил ведь так наш отец… Что мешает и нам жить той же жизнью?
- Твой отец… - тихо проговорила Дрелана, глядя вслед направившейся к стражнику у ворот дочери. - Твой отец когда-то сбежал от своего клана. Ему надоела жизнь в вечных скитаниях, и он мечтал, что когда-нибудь все мы сможем жить в мире и достатке. Ты думаешь, нам стоит возвращаться в тот мир, из которого он вырвался?
- Да, - спокойно ответил матери Фералон. – Ты ведь не думаешь, что сейчас нам живётся лучше? А что до скитаний… такие, как мы, не могут оставаться на одном месте, ты же знаешь, мама. Так не лучше ли скитаться вместе с теми, кто может в случае беды тебя защитить, а не в одиночестве?..
Женщина тяжело вздохнула, соглашаясь со словами сына. Тем временем Фарая, стараясь выглядеть как можно более грозно, приблизилась к стражнику. Тот лениво бросил:
- Нет в городе места. Пшла вон, остроухая, ради какой-то шлюхи мне не дозволено открывать ворота.
- Сдались мне ваши ворота с городом вместе! – парировала Фарая, и Фералон едва не засмеялся: пусть она и пыталась показаться эдакой базарной бабой, но выглядела в результате как пищащий воробей. Девушка тем временем продолжала:
- Я слышала, неподалёку от города остановились долийцы. Скажите, где именно, и обещаю: я и моя семья не будем вам докучать.
На лице стражника отразилась тяжелейшая работа мысли. С одной стороны, он не отказал бы себе в удовольствии пропустить миловидную эльфийку в город за плату натурой, а с другой – не желал лишнего беспокойства. Наконец, сморщившись, будто ему на язык попало что-то кислое, стражник бросил:
- Вроде бы они у Расколотой Горы встали, что за городом. А может, и нет. Шут их знает, может, уже убрались.
- Благодарю вас, - кивнула Фарая и, на бегу теряя прежний уверенный вид, бросилась к брату:
- А теперь можно идти. Надеюсь, нам не придётся больше возвращаться в этот город…
Фералон кинул последний взгляд на статуи измождённых рабов по обе стороны Казематов, на толпы людей, всё ещё надеющихся попасть в город…
Как хорошо, если им и впрямь не придётся больше сюда возвращаться.