Дальнейшее было как в тумане: и путь обратно в каменный город, и то, как унесли Фейнриэля. Лишь некоторое время спустя Фералон вновь смог воспринимать действительность и сообразил: он там, куда прежде так боялся попасть. Казематы, место, где прежде держали рабов, а сейчас держат его собратьев по дару.

Рывок был беспощадно прерван на середине: Грейс, бешено сверкнув глазами, приложила к губам левую руку и что-то пробормотала. Невидимой волной Фералона отшвырнуло в сторону, и он ударился спиной и затылком о стену пещеры. Сверху осыпалось несколько камней, по счастью, не крупных; следом всё же сорвался вниз камень размером с небольшую псину. Упав на землю, он оставил внушительную вмятину, и Фералон, зрение которого постепенно прояснялось после удара, передёрнулся: представил, что было бы, если бы этот камень упал чуть левее, ему на голову.

Костёр, не поддерживаемый больше магией Грейс, быстро погас. В пещеру вползал невесть откуда идущий холод, от которого по спине бежали мурашки. Фералон поёжился, пытаясь понять, что именно так отвлекло магессу. Быть может, что-то действительно важное?

Ответный удар не заставил себя ждать, и Фералон, ещё чувствующий прежнюю слабость, не успел принять его на себя. В следующий миг мальчишка упал на пол пещеры, не удержавшись на ногах: всё-таки посохом удар явно ощутимее, чем ладонью.

ем ближе они подходили, тем сильнее становилось недоумение юноши. Облачённые в одинаковые мантии, они, несомненно, являлись членами Круга. Но как столь большая группа магов оказалась за пределами Казематов и остальных мест их содержания в одиночестве, без сопровождения храмовников?..

За их спинами бесновалась одержимая, и становилось ясно: она движется намного быстрее, чем они. Пока что одержимая тварь не бросилась в погоню, но как только она завершит чудовищное преображение и сообразит, что Фералон и остальные рядом, она мигом их нагонит.

Эти слова звучали красиво, но, проклятье, сколько бы он отдал, чтобы в реальности всё было так же просто, как на словах! Среди них есть лишь один маг, которого учили самоконтролю – и это Мерриль. Фейнриэль, того и гляди, превратится в одержимого. Голоса в его голове – явный признак повышенного интереса демонов к этому мальчугану.

Голова гудела, словно куда-то под черепную коробку засунули колокол, когда Фералон наконец-то сумел разомкнуть веки. В первый миг его пронзила страшная мысль, будто он ослеп: несмотря на то, что он открыл глаза, светлее не стало. Лишь затем он различил в полумраке бледные лица окружающих и сообразил: нет, он не слепой, просто в том месте, где они оказались, нет никаких источников света, за исключением едва пробивавшегося сквозь каменные стены лучика солнца. Каменные стены, мох… пещера!

Узнать, где расположился со своими товарами антиванский торговец, не составило труда: те люди, что толпились близ его прилавка, казались во много раз состоятельнее остальных своих сограждан. Были среди них и те, кто, не имея золота на покупки, явился просто так – поглазеть на диковинки. Но меньше всего сейчас Фералона занимали разложенные на прилавке товары.

Почти с мольбой юноша смотрел на медленно ползущий по небосводу солнечный диск. Тот двигался неторопливо, словно решил, что не будет дурного в том, чтобы продлить дневную прогулку. Но всё же постепенно солнце клонилось к западу, напоследок словно веля Литейному Кварталу освещать ночной Киркуолл за него. Редели толпы прохожих; темнота медленно, но верно вступала в свои права.

В порту царило необычайное оживление, и Фералону с его спутниками это было на руку: в толпе легче спрятаться, чем когда ты в одиночестве. Слава Создателю, Дрелана быстро сообразила, что не стоит идти за своими детьми. Пока что следует переждать, хотя бы пару недель. Фералон не сказал матери, куда они направляются, и она легко приняла эту неизвестность: жизнь с отступником и его гибель от рук храмовников научили её не задавать лишних вопросов. В конце концов, вряд ли кто-то даже знает о том, что эта немолодая эльфийка – мать Фералона: в Клоаке никогда никому не было дела до посторонних.

Продолжить разговор Фералон решился лишь тогда, когда он, сын Арианни и в спешном порядке прихваченная с собой Мерриль забились в один из дальних углов Клоаки. Фейнриэль то и дело морщился с непривычки, и почему-то это вызвало у старшего юноши прилив раздражения: тоже мне, аристократ с тонким обонянием нашёлся!

На следующий день Фералон снова вернулся в эльфинаж. Немного денег он потратил на новую рубашку – прежняя окончательно пришла в негодность. Мерриль, не найдя ничего другого, чем можно было бы перевязать руку и плечо юноши, безжалостно расправилась с его старой рубахой.

По лицу полилась холодная, пахнущая чем-то неприятным вода, и Фералон открыл глаза. Кажется, прошло не так много времени: по крайней мере, он всё так же сидит у стены дома в эльфинаже, кругом – ночная темнота, и над ним всё так же склонилась взволнованная обитательница этих мест, чьё лицо почему-то украшают долийские татуировки.

В Нижнем городе по ночам всегда царила на удивление мрачная атмосфера, несмотря на то, что абсолютной темноты там не было никогда. Всегда можно было разглядеть огонь и дым, исходящий со стороны Литейного Квартала: тамошние работники, сменяя друг друга, трудились днями и ночами, и потому над домами в отдалении всегда полыхало золотисто-красное зарево, перечёркнутое затейливыми кольцами чёрного дыма.

Варрик кивал в такт словам эльфа. Постепенно вокруг дубового стола, за которым они устроились, собиралась толпа посетителей: всем охота была послушаться про драконов на шахте. Фералон к тому же чувствовал какое-то горькое удовлетворение: пусть Хьюберт выгнал его, не заплатив и гроша за отработанные полмесяца, есть возможность ему отомстить.

Делая вид, что он просто прогуливается, Фералон неторопливо шёл по улице, то и дело косясь на дом Арианни. Естественно, сейчас в открытую сидеть у дверей не представлялось возможным: как раз рядом с дверью расположилось небольшое окно, выглянув в которое, легко можно было заметить подслушивающего эльфа.

Плечо онемело настолько, что, казалось, у него вовсе не осталось не только руки, но и половины тела. Лишь когда безвольно повисшая, окровавленная конечность слабо билась при ходьбе о бедро, Фералон мог понять, что рука всё-таки осталась на месте, а не в зубах одной из этих тварей. В висках стучала кровь, а сердце от быстрого бега колотилось, как бешеное; мир в глазах раскачивался из стороны в сторону, норовя завалиться набок.

Монотонное постукивание кирки о камень, ставшее столь привычным за последние полгода, сегодня отчего-то раздражало Фералона. Он успел привыкнуть за это время к вечно стёртым в кровь ладоням, к готовой сломаться от тяжести подталкиваемых вагонеток спине, в общем – ко всему тому, что составляло будни десятков таких же работавших в шахте у Костяной Ямы бедолаг.

В Киркуолльской Клоаке невозможно было понять, день снаружи или ночь: в большинство местных коридоров никогда не заглядывал солнечный свет. Под стать были и жители – в большинстве своём голодающие, больные. Казалось, даже обитатели эльфинажей живут лучше, чем те, кому не посчастливилось оказаться в Клоаке. В воздухе постоянно пахло грязью и гноем: жители Клоаки словно гнили заживо, оставив надежду снова выбраться под солнце.

Вдалеке, на невысокой горе, уже можно было разглядеть величественный город, словно высеченный целиком из той каменной породы, что являла собой эта гора. Издалека он казался лишь частью окружающей природы, как сама гора, как небо, как кромка моря за каменистой бухтой…

Танцевали, переплетаясь, языки пламени. Их отсветы мерцали на бледном, непривычно хмуром лице Хранительницы Маретари. Она молчала, и от этого становилось всё страшнее.

Черноволосая эльфийка бережно провела ладонью по поверхности разбитого зеркала. В какой-то миг стекло легко ободрало кожу, и по поверхности элювиана потекла кровь. Мерриль сосредоточенно нахмурилась, так, что линии татуировки на её лице слегка исказились, и что-то пробормотала. Кровь, на мгновение застыв на стекле, неожиданно поползла не вниз, а вверх, повинуясь шёпоту эльфийки. Фарая в ужасе закрыла рот рукой.

Девушка даже не оглядывалась: казалось, она была целиком и полностью уверена в том, что её не станут преследовать. Фералон не собирался попадаться на глаза Первой: конечно, она частенько ведёт себя как ребёнок, но что, если она пожелает очернить его семью в глазах Хранительницы? Пусть пожилая эльфийка не глупа, но кому она поверит: своей ученице или же тем, кто совсем недавно присоединился к её клану и даже ещё не несёт на своей коже следов письма на крови?

Стройная, чрезмерно бледная эльфийка с коротко подстриженными чёрными волосами, украшенными деревянными бусинами, была хорошо знакома многим обитателям лагеря. Мерриль, ученица Хранительницы, была единственным магом их клана. Именно она, как пообещала Маретари, поможет Фарае и Фералону научиться управлять своим даром – но позднее, когда не будет так занята. Чем именно занималась ученица Хранительницы, Фарая не знала: видимо, женщина не до конца доверяла явившимся к ним «плоскоухим».