Ева полулежала на софе в окружении цветущих деревьев в резных золотых горшках. Внутренний дворик с садом, усыпанный парчовыми подушками для сидения, стал излюбленным местом королевы. Здесь она пряталась от суеты и нервозности придворного двора.

В Архатее Ева вообще себя неуютно чувствовала. Не находилось спасения от нахлынувших воспоминаний, атмосфера давила, а терпкость воздуха с эфирными маслами лишь раздражала и воскрешала давно забытые чувства беспокойства. Для Евы, сколько бы времени ни прошло, Архатей всегда напоминал брата, а о нем думать она хотела меньшего всего.

— Мама, что делаешь? — к Еве подошел высокий парень в черном архатейском балахоне.

Принц Дитрих совсем не походил на отца, в его облике не было ничего от эфийца. Кожа золотилась типичным для архатейцев загаром, а зеленые глаза не уступали по блеску самым крупным изумрудам в королевской сокровищнице. Дитриху едва исполнился двадцать один год, и жизнь наполняла каждую клетку его юного организма.

Ева оторвалась от книги и взглянула на сына.

— Что за прическа? — вздрогнула она. — Прибери волосы.

— Мне служанки сделали национальную прическу. Хотели еще косички сбоку сделать, но я не дался. Слишком мудрено. А что не так? — растерялся парень, машинально распуская высокий хвост из копны пышных длинных черных волос.

— Ничего, — поморщилась Ева.

Дитрих ей на секунду показался давно умершим братом Касандером. Сын и без того как две капли воды походил на родного дядю, а с такой прической сходство становилось пугающим.

— Мне не идет?

— Нет.

— Не злись, мам, — Дитрих обнял мать за плечи и нежно поцеловал в щеку.

— Прости, — смягчилась она, — я немного нервничаю перед балом, не люблю всех этих лживых дворян, шум, музыку. Будто все дышит интригами и обманом.

— А что за книга?

— Типичная местная мерзость, — Ева покрутила книгу в руках. — «Пророчества» от старца Року. К слову им оказался Хизу Чивори.

— А-а! — воскликнул Дитрих. — Те самые известные «Пророчества». Они очень популярны у молодежи.

— Ты читал?

— Нет. Не хочу. Оскорбления папы мне неприятны. О чем там?

— О прошлом, а оно как обычно туманно. Сейчас полно проходимцев, которые за деньги и наживу, толкуют прошлое, как им вздумается.

— Их всегда полно. А о нас там что написано?

— Зачем пересказывать гнусности!

— Я слышал разговор местных слуг, — Дитрих потупил голову, — они называли отца захватчиком и подлецом. Мол, он обманом и предательством захватил власть, и сжил со света правителя Касандера.

— Может, достаточно! — Ева вскочила и швырнула книгу на пол. — Хватит цитировать глупости черни! Люди всегда болтают! Им только дай волю, они королевскую власть во всех смертных грехах обвинят. А попробовали бы сами отвечать за целое королевство! Неблагодарные.

— Мам! Прости, я не хотел. Я не думал, что мои слова тебя так заденут. Надеюсь, ребенку не причинил вреда, моя сестренка мне очень дорога.

— Пока еще не знаю, кто будет, — королева забыла о минутном гнев и с любовью погладила живот.

— Конечно, сестра! Я буду лучшим старшим братом, — Дитрих поцеловал матери руку. — Ты меня прости, мам. Мое любопытство излишне, но оно — лишь следствие терзаний.

— Милый мой, — Ева взяла сына за плечи и всмотрелась ему в лицо, — неужели ты думаешь, я бы вышла замуж за ужасного и недостойного человека, который убил моего родного брата? Ведь Касандер был моей семьей!

— Мам... я не имел ввиду. Прости.

— Понимаешь, тогда было сложное время, запутанное. Род Милиотар тоже обвиняли в захвате власти, а теперь винят Тау, что убрал истинных правителей. Раньше Чивори интриговали против брата, а ныне Хизу Чивори пишет в «Пророчествах», что только Касандер спасет Архатей. Ну, прямо, какие-то превратности истории!

— Я хотел спросить, — Дитрих смущенно улыбнулся, — только не сердись.

— Спрашивай, конечно, милый, — мать нежно прикоснулась ладонью к щеке сына.

— Как он умер? Касандер?

— А почему ты спрашиваешь?

— Ну, так. Интересно. Говорят, мы похожи.

— Господи, — Ева всплеснула руками и закрыла ладонями глаза, — ничего общего. Сходство, как у двух архатейцев. Кто же тебе такое мог сказать? Опять слуги?

— Вообще-то, папа, — признался Дитрих.

— Час от часу не легче.

— Он рассердился на меня. Я меч толком до сих пор держать не умею, — виновато улыбнулся парень. — Куда мне с моей комплекцией?! Вот, отец и сказал, что я вылитый Касандер, такой же бесполезный и никчемный.

— Ну, папа... он не со зла. Ты же знаешь, Тау просто вспыльчивый, нервный. Ему сейчас тяжело: беспорядки, государственные дела, интриги — все наваливается на него огромным грузом ответственности и неразрешенных проблем. Не сердись, ладно?

— А я не сержусь. Просто папа меня не любит.

— Перестань, — Ева кинулась к сыну и прижала к груди, — любит, но он же мужчина, не может показывать чувств.

— Ага, что надо, он мне демонстрирует. Вечное недовольство на пару с раздражением.

— Хватит, Дитрих.

— Угу.

Послышались звучные шаги, цокающие каблуками по кафельной плитке с витиеватым орнаментом. Ева и Дитрих встрепенулись, размыкая объятия.

— Ваше Величество! — молоденькая служанка покраснела при виде королевы и протянула свиток пожелтевшей бумаги, перевязанный золотой лентой.

— Что это?

— Вы просили, уведомлять, — произнесла девушка, не поднимая глаз.

— Ты о чем?

— Новая серия «Пророчеств».

— Как? Мы же посадили Хизу!

— Я не знаю. Но вот... люди читают. Я на базаре выменяла на два кувшина с вином.

— Неужели, — растерянная Ева взяла в руки свиток.

Она развернула бумагу и быстро пробежала глазам по затейливой буквенной вязи.

— Мам? — тихо позвал Дитрих.

Ева рассмеялась и с досадой ударила свитком по руке.

— Подделка! — произнесла она сквозь смех, приобретающий истеричные нотки. — Дешевая копия: ошибки, почерк, чернила, бумага. Все из дешевых материалов, а слог упрощенный, так говорят на улицах, а не пишет мудрец.

— Так это ж хорошо, значит, настоящего мы поймали.

— Дитрих! Не понимаешь? Эта подделка, — Ева потрясла свитком, — это же... Свидетельство о небывалой популярности Року в народе. Если уже копировать начинают, дело продолжать, то представляешь, как много значат «Пророчества» для простых граждан. А значит, идеи его тоже востребованы. Как мне беспокойно... За нас, за страну, за будущее.

— Мам...

— Дитрих, я так боюсь повторения кошмара, но я чувствую, как нагнетается атмосфера, будто само зло готово ворваться в наш мир, — Ева с тревогой и любовью взглянула на сына, и по ее щеке покатилась одинокая слеза.