Тау засел в спальне, он расположился на мягкой софе возле окна. Рядом над кальяном колдовал немолодой слуга архатеец.

— Какой у тебя уровень? — грубо осведомился король у прислуги.

— Второй, Ваше Величество! — учтиво ответил тот.

— Сможешь это активировать? — Тау протянул фиолетовый шар из стекла, где внутри перекатывалась маленькая шаровая молния цвета рассветного неба.

— Эфийский передатчик, — задумчиво изрек мужчина, потирая подбородок. — Пожалуй, смогу, Ваше Королевское Благочестие.

— Тогда не тяни.

Архатеец установил шар напротив Тау и прикоснулся к хрустальной глади морщинистыми руками. Шар начал просыпаться. Он озарил комнату сначала слабым сиреневым светом, но потом молния в нем дернулась, ее разряды прорвались, как щупальца, и стекло вспыхнуло сиянием звезд. Противоположная стена расплылась, в облаке стали улавливаться очертания тронного зала эфийского дворца.

— Надо бы позвать, кого видеть хотите, — робко пояснил маг. — Шар настроен на зал, но пусто. Ваше Величество, позовите собеседника, шар отыщет.

— Сигизмунд, — твердо произнес Тау, откидывая за спину свои белоснежные волосы.

— Хорошо, сейчас отыщет.

— Пошел прочь, раз наладил контакт, — презрительно бросит король.

— Да, да, простите! — слуга принялся кланяться. — Не мешаю, не мешаю. Как закончите, он сам того — погаснет.

— Я знаю. Вон!

— Простите, простите, — слуга исчез за дверью.

Шар качнул изображение, и перед Тау предстало помещение королевской библиотеки, где за столом в окружении книг сидел Сигизмунд.

— Брат мой, — выпалил Тау, его лицо сразу расслабилось и сделалось приветливым.

— Тау! — удивленно воскликнул тот, отстраняя книгу. — Что стряслось? Все нормально?

— Да, естественно.

— Фух! Просто вызвал меня в неурочное время, сейчас же ночь глухая. Я уже грешным делом решил, что произошла беда.

Сигизмунд пожал плечами. Он действительно выглядел слегка ошарашенным и неготовым принимать новости. Ночная рубашка и колпак подчеркивали данность. Сам Сигизмунд сильно изменился за последние одиннадцать лет: поседел, отстриг волосы и отрастил скромную аккуратно подстриженную бороду. Он отстранился от мирских дел, только изредка помогал брату советами. Большее же время проводил за чтением книг и изучением звездного неба.

— Прости, — после паузы проговорил Тау и потер лоб, — просто я не знаю, что со мной творится.

— Что такое? — обеспокоился Сигизмунд.

— Дитрих.

— Племянник болен?

— Нет же! Это я, кажется, болен! Не могу себя оправдать, как вспомню, так аж в жар бросает.

— Не пугай меня! — Сигизмунд приподнялся. — Говори немедленно!

— Я же не желаю ему зла! — выговорил Тау. — Дитрих мой сын. Но...

— Тау?

— Он чудовищно на него похож. Стоит мне взглянуть в лицо сына, как я вижу его!

— Касандер Милиотар, — протянул Сигизмунд, качая головой, — забудь, как страшный сон.

— А я не могу! — прошептал Тау. — Я пытаюсь. Каждый день борюсь с собой! Но встречаю Дитриха — и все насмарку!

— О духи предков, помогите! Я не знаю, чем облегчить тебе участь.

— Это какая-то дурная болезнь, — Тау прикрыл глаза, — наваждение. Сиг, брат, я сегодня отвратительно поступил. Не прощу себя.

— Что ты натворил?! — вскрикнул Сигизмунд и выпучил глаза. — Только не говори...

— Я не представляю, что ты имеешь ввиду, но... Я избил его, — с трудом произнес Тау.

— Дитриха?

— Да.

Сигизмунд замолчал. Он печально уставился в сторону и принялся пожевывать губу.

— Почему молчишь? — живо осведомился Тау.

— Я предполагал. Да, точно, — кивнул его брат, — предполагал, что вам не нужно ехать на знойные земли Архатея. Дитриху следовало остаться дома. Воздух того края обостряет воспоминания, все кажется реальнее и острее. Запах болот одурманивает. А Дитрих как раз вошел в тот возраст. Касандеру было столько же лет. Ну, чуть старше.

— Среди здешней роскоши, садов, тканей, запахов, он распустился подобно цветку. И... Да он вылитый Касандер, — Тау стиснул зубы. — Я же просил, твердо убеждал не надевать балахонов, не нацеплять на себя чужеродные украшения. Ну, почему он такой непослушный мальчишка? Я же не просто так сказал!

— А ты не пробовал объяснить?

— Что мне ему объяснять? — вспылил Тау. — Ты хоть подумал. Как?

— Да, действительно, лучше не надо.

— Он ведь провоцирует меня. И так сдерживаюсь, терплю, а тут Дитрих нарушает все мои приказы! Глупый! Я же ради него стараюсь. Лучше б он остался дома.

— А я говорю...

— Но ведь нельзя принцу вечно отсиживаться, — перебил Тау. — Он должен в свет выходить. Я обязан его направить.

— Точно, обязан.

— Однако я себя не контролирую, когда он так поступает. Я чуть не убил сегодня сына.

— Боги!

— Да, Сиг! А знаешь, как мне тяжело от этого? Совесть душит. Прощения вовек не вымолю.

— Тау, ты ненавидишь его? — собравшись с силами, выговорил Сигизмунд.

— Ты что! — сначала возмутился Тау, но тут же осел. — Когда он сегодня появился в балахоне, я почувствовал жгучий приступ ярости. Словно я вновь прикоснулся к прошлому, к тому терпкому наслаждению и проклятому удовольствию. Мне захотелось либо испытать его вновь, либо уничтожить искус.

— М-да, — брат пожал плечами, — даже сказать нечего.

— Может, мне отослать Дитриха? Пусть живет подальше от меня, целее будет.

— Тау, это не выход. Ты ведь понимаешь, что проблема не в нем, а в тебе?

— Да, естественно. Сын просто непослушный мальчишка, своенравный и капризный. А еще слабый. Никого не напоминает?

— Нет, Тау, нет! — Сигизмунд замахал руками. — Неверная дорога. Дитриха нельзя отлучать от двора. Он вырастет непригодным наследником.

— Обучи его, а? — взмолился Тау.

— Я понимаю твое отчаяние, но помочь не могу. Ну, какой из меня воспитатель? Ни жены, ни детей, ничего. Только вот, — Сигизмунд обвел руками помещение. — Книги! Ты намного лучше воспитаешь будущего правителя.

— Да уж, если не убью ненароком в очередном приступе.

— А как ты сегодня остановился?

— Ева, — виновато произнес Тау.

— Бедняжка! — Сигизмунд всплеснул руками. — Тау! Неужели она видела?

Король кивнул головой, пряча от стыда глаза.

— Позор! Бедная Ева! — нахмурился его брат. — Ее нельзя нервировать. Четвертый месяц беременности не шутки. Ты должен беречь жену! Эх, мерзавец твой Касандер. До чего нас всех довел! Столько лет прошло, а покоя все нет.

— Он не мой, последи за речью, — вмиг обозлился Тау.

— Прости. Слушай! — глаза Сигизмунда расширились. — А ты уверен, что он тогда, ну, когда прикончил Фрею Чивори у нас в замке, снял с тебя все цепи?

— Да!

— Точно? Просто иного объяснения нет. Он мог напакостить и оставить часть заклинания, поэтому тебе сейчас нет покоя. Ведь многое объясняет, а?

— Не говори ерунды. Он уничтожил заклятие.

— Откуда ты знаешь?

— Касандер сказал.

— Тоже мне нашел, кому верить! Абсурдно!

— Он не стал бы мне врать, — вздохнул Тау. — Касандер с чистотою дитя доверял мне свое сердце. И точно не стал бы вредить. Не тогда.

— Гарантий никаких.

— Полно! Я видел его глаза, они не врали. Он открылся мне и полностью поддался. Нет, Касандер не оставил цепей.

— Не знаю. Не знаю.

— Сиг! — глаза Тау блеснули синим огнем раскаяния. — Я вот думаю. Странно чувство меня не покидает.

— Какое?

— Может, я перед ним виноват? М? Я ведь тоже поступал не по совести. Были и за мной грешки по отношению к Касандеру. Так, возможно, память меня мучает, чтобы я осознал, где был неправ?

— Виноват? Ты должно быть точно свихнулся! Тау, не пугай меня. Напомнить, что мерзкий отпрыск Милиотар убил брата Карла?

— Да, ты прав. Совсем я запутался, — Тау вздохнул, — Но от беседы с тобой мне легче.

— Хорошо, я рад. Не забудь извиниться перед Евой! Конечно, у Дитриха тоже стоит просить прощения, но на подобный жест надежды мало.

— Я извинюсь. Ева не заслуживает слез.

— Надеюсь на твое благоразумие. Держись там, брат!

— Угу. Буду! Только вот мне постоянно кажется, что Касандер где-то рядом, ходит, бродит, прислушивается. И знаешь, нет да нет, ветер доносит до меня будто слова песенки, и поет ее он. Тихо так, протяжно. Зовет меня.

— Выпей настойки ромашки, успокой нервы, — развел руками Сигизмунд. — Касандер давно сгнил в болотах.

— Твоя правда, — кивнул Тау. — Ладно, доброй ночи.

— И тебе!

Сигизмунд отключил свой приемник, и облако звезд рассеялось, как не бывало. Шар погас, комната наполнилась обычным светом. Тау вздохнул и повернул голову к окну. Полная луна багровела у самого горизонта, купая свои полные бока в темных облаках, что с самого утра висели низко над землей.

— Я не хотел, — чуть слышно прошептал Тау.