Для Дитриха наступили черные времена. Все последние трагические события: смерть нерожденного брата, убийства в замке и страшная правда об отце, наложили на душу молодого принца печать печали. Он перестал смеяться и все время проводил в одиночестве. Постоянно приходилось прокручивать диалог с Драго, который лег на сознание осадком омерзения и грязи. Надо было свыкнуться с разрушенным образом отца, в новых условиях Дитриху больше не приходилось постоянно стремиться соответствовать навязанному идеалу. Да и, по сути, идеала-то больше не было. Отец превратился в нечто неприглядное — существо, чуждое натуре Дитриха. На фоне разочарованности росла и обида за мать. Казалось, отец превращался во врага, злого и развратного тирана. И как принц себя не убеждал относиться лояльнее, но ничего поделать он не мог, против воли при упоминании об отце в его душе что-то сжималось, и словно море желчи разливалось по желудку, вызывая приливы дурноты.

Дитрих старался минимизировать общение с семьей. Когда его звали на обеды и ужины, он сказывался больным, на тренировки приходил раньше обычного и спешил в удаленные от замка места, где бы отец не смог его достать. Сам Тау проводил все время в заседаниях совета, и ему было некогда обращать внимание на выходки сына, тем более Дитрих, на удивление, стал еще более тихим и незаметным.

Дитрих же умело уходил от неприятных или случайных столкновений. В фигуре отца его бесило все: и манеры, и движения, и эфийская одежда, и длинные белые волосы. В сочетании же с поступками душа принца просто отторгала отца, и он боялся при встрече не сдержаться. Закончиться такое столкновение могло только катастрофой, поэтому принц предпочитал не высовываться.

Несколько дней после откровений Драго и убийства Лианы, Дитрих лежал пластом и чувствовал себя ни живыми, ни мертвым. Он лишь изредка общался с матерью, осведомлялся о ее здоровье и поддерживал, помогая пережить потери. А еще принц постоянно терзал старца Нару расспросами о расследовании. Однако советник был скуп на рассказы и особо не распространялся, предпочитая давать больше советы. Дитриха не устраивал подход старика, поэтому он все больше уединялся в покоях. Здесь среди тишины и южного очарования, он находил успокоение в чтении старых книг или разглядывании видов из окна. Часто в обзор попадали маги, проводящие веселые вечера на прудах, куда и выходили окна из спальни Дитриха. Но принц мог только издали завидовать развлечениям архатейской молодежи и не иметь даже слабой надежды к ним когда-нибудь присоединиться. Зато взамен рождались мечтания, и он представлял как однажды, сидя на троне, закатит самое грандиозное в истории пиршество. И каждый человек в государстве сможет найти себе место на нем.

Так было и в этот день. Дитрих сидел на пуфике возле окна и, положив локти на подоконник, любовался видом. На прудах собиралась веселая компания, шумная гурьба магов сотрясала воздух смехом, пьяные возгласы только усиливались в своей разбитной праздности.

— Опять гуляют. Вот это настоящая жизнь! — вздохнул Дитрих, поглаживая свои волосы, схваченные золотыми лентами в низкий хвост.

Случайно его взгляд привлекла пара магов, сидящая чуть поодаль от остальных. Тот, что развалился на траве, был одет в эфийский халат, точь-в-точь как носил сам Дитрих, а его спутник полоскал ноги в пруду, укутавшись в зеленый балахон.

— Ив и Драго! — сразу узнал магов Дитрих. И тут его в сердце ужалила зависть.

Ему захотелось точно также, сидя на берегу и смотря на воду, проводить время с любимым человеком. В том, что маги встречаются, Дитрих не видел ничего зазорного, наоборот относился весьма лояльно. Весь Архатей дышал вседозволенностью и хвалой плотских удовольствий. Появление моногамной пары уже являлось редкостью, так что до пола партнеров не было никакого дела. Поэтому Дитрих, в противовес отцу, полагал, что любые союзы имеют право на существование. Тау же не был столь демократичен в вопросах любви и старался не обсуждать подобных тем в присутствии семьи. Раньше Дитрих полагал, что это следствие строгого воспитания воина, но теперь он пришел к неутешительному выводу, что отец просто бесился от напоминаний о его собственных слабостях. Он словно взрывался от одного только упоминания о свободной любви, на которую сам не имел права претендовать.

Дитрих поморщился и снова взглянул на Драго.

— Такой умный, — прошептал он, — стройный. И он понравился отцу. Отец и Драго, как это возможно. Огромный папа и худенький архатеец. Оба мужчины. Да как они это вообще делают?! — смутившись своих мыслей, Дитрих потряс головой.

Но мысли предательски не отступили, а продолжали лезть в голову с завидной навязчивостью. Невольно в голове Дитриха родилась картина, как раздетый Тау сажает к себе на колени не менее раздетого Драго и, сжимая его ягодицы в руках, насаживает на себя. В фантазии принца Драго изгибается как змея и сладострастно кричит, запрокинув голову с распущенными волосами назад. Парень пластично откидывается, поэтому волосы закрывают обзор в месте соединения двух тел. Но Тау был внутри, он двигал бедра Драго все быстрее и быстрее, а тот ему помогал, опираясь руками на колени. Дитрих так явно увидел трепещущее белое тело Драго, что по нему пробежала дрожь, сродни той, которую в его воображении должен был испытывать парень.

— Хватит думать глупости, — приказал себе принц и потер уши. Обычно ему это помогало. На этот раз успех был частичным, развратная картинка улетучилось, а желание осталось. Принцу стало стыдно — он возбудился от фантазии, в которой главную роль играл его собственный отец.

— Вот бы мне тоже в кого-нибудь влюбится, — протянул Дитрих, роняя голову на руки, — хочу, чтобы меня любили. Где же найти милую добрую и незаносчивую девушку.

Ответ так и не нашелся. Около окна Дитрих просидел до ночи. Он понаблюдал за магами, пока те не передислоцировались в королевские столовые, а потом погрузился в красочные истории со страниц старой книги, изредка смотря на полную плоскую, как блин, луну. Она словно желтые кошачьи глаза нагнетала тайну своим холодным свечением и, почти лежа на земле полным боком, манила в ночь, обещая опьянение коктейлем из страсти нарушать запреты и сладкого аромата наслаждений. Но Дитриху в эту ночь досталась скучная книга о подвигах воинов рода Биа-Хатерии, в чью доблесть и непогрешимость он уже давно не верил.

Утро началось ближе к трем часам дня, когда Дитрих с тяжелой головой все же решил подняться. Ему подумалось, что у большинства магов, так вчера задорно резвившихся, наверняка тоже болит голова. С одно только разницей, они мучились с похмелья после ночных буйств, а Дитрих пересыпом. Зависть вновь начала подкрадываться, но принц ее отогнал сладким зевком, благодаря которому воображение вновь нарисовало красочный пир по случаю его царствования. Дитрих с удовольствием отметил, что тогда-то он по-настоящему станет свободным!

Едва он успел нацепить на себя домашний халат, как в покои вошла неприветливая служанка и с лицом человека, делающего одолжение, проговорила:

— Ваше Высочество, Король просил передать, что ждет Вас к ужину, и настаивает на Вашем появлении. Его королевское превосходительство просил так же дословно сказать: «Хватит плевать нам с матерью в лица, и пора бы уже разделить трапезу, как это принято в добропорядочных семьях Объединенного Королевства».

— Снова за меня взялся, — зло пробормотал Дитрих, — добропорядочные семьи, как же! Давно не протирал зеркал, благородный король.

— Вы что-то сказали? — неприветливая служанка осталась неприветливой, хотя любопытство взяло над ней верх.

— Нет, вы свободны, — Дитрих кивнул на дверь. Болтать со слугами из персонального штата отца ему совершенно не хотелось.

Женщина ушла, бросив на Дитриха немой укор потухшего взгляда. Но его не волновало, что о нем думают прислужники отца, настропаленные против него дурным отношением короля. Следуя дворовой этике, все слуги Тау выказывали долю непочтения его сыну, дабы угодить хозяину, всегда недовольному своим единственным чадом. Поделать Дитрих ничего не мог, слуги подчинялись напрямую отцу, а он не стал бы наказывать людей по просьбе сына. Самое забавное, что еще обвинил бы его самого в излишней сварливости и слабохарактерности. Поэтому Дитрих не рисковал требовать к себе должного почтения и предпочитал просто не обращать внимания. Как показало время, такая тактика действовала на нервы куда лучше активного противостояния. Слуги медленно бесились оттого, что их тихие бунты и провокации остаются незамеченными, в итоге они уходили от принца с ощущением своей полной ничтожности. Личная прислуга Тау очень не любила принца, пожалуй, являясь в своем роде единственной категорией граждан Объединенного Королевства.

Поскольку ужин намечался только на шесть, и времени оставалось достаточно, Дитрих совершенно неторопливо приготовил себе одежду: белую льняную рубаху, серые штаны, зеленый длинный жилет и высокие сапоги того же оттенка, и принялся читать. Книга его угнетала ровным счетом, как и эфийский наряд, призванный усмирить гнев отца и выбранный исключительно ему в угоду. Дитриху же импонировало все архатейское, но если еще в одежде он позволял вольности, то книги приходилось читать исключительно с родины отца, так как они отражали в его понимании правильный подход к истории и к жизни в целом. Принц бы с удовольствием прикоснулся к пыльному очарованию знаний королевских библиотек, но вход туда был для него строго регламентирован. И три штатных библиотекаря тщательно следили за выбором принца. На книги южных авторов король наложил табу, без права получения «noa».

Когда пришло время и стрелки часов неумолимо приближались к часу Х, Дитрих с неохотой представлял, что ему придется вновь лицезреть отца. Конечно, совсем не общаться было несколько проблематично, но реалии не уничтожали желаний. И Дитрих отчаянно хотел больше никогда не видеть отца, мечтал сгинуть куда-нибудь подальше, даже, не отдавая себе отчета, желал родителю смерти, хотя после крамольных мыслей его допекали муки совести.

За полчаса до назначенного времени, Дитрих принялся медленно одеваться. Поскольку поторапливаться ему вовсе не хотелось, он благополучно опоздал. И предвкушая порцию словесных пистонов, спешно поплелся в трапезную. Все случилось ровно так, как он и предполагал. Тау и Ева сидели за длинным столом друг напротив друга, для Дитриха было накрыто место посередине.

— Отец, матушка, доброго здравия, — чинно поприветствовал родителей принц.

— Дорогой, наконец ты нас обрадовал своим присутствием, — пролепетала Ева. Лицо у нее еще хранило отпечаток пролитых ночью слез.

Отец недружелюбно проводил фигуру сына вплоть до самого стула, и как только парень решил присесть, строго произнес:

— Ты кое-что забыл.

— Что же? — встрепенулся Дитрих, гася внутреннюю ярость.

— Умом ты никогда не блистал, но неужто тебе совсем мозг отшибло?

— Я просто не понимаю, о чем идет речь. Разве преступление?

— Для тебя ничего не преступление. Может, еще и архатейским мразям-оппозиционерам продашься?

— Никому я не собираюсь продаваться, — тихо буркнул Дитрих. — Может, я присяду?

Он уцепился за спинку кресла.

— Конечно, садись, милый! — воскликнула Ева.

— Нет! — гаркнул Тау и стукнул кулаком по столу. Блюда подпрыгнули и отозвались тонким звоном стекла.

Дитрих удрученно посмотрел на мать, которая ответила ему скромным кивком, выражающим необходимость потерпеть выпады отца.

— Ты ему всегда потворствуешь! — Тау медленно покрывался пунцовыми пятнами. — Поэтому он вырос неблагодарным наглым мальчишкой, который может легко себе позволить опоздать на семейные ужины, пренебрегать своими родителями и делать вид, что ничего не произошло. Строит тут невинные глазки!

— Мне было нехорошо, — тихо возразил Дитрих.

— Не оправдывайся, слабый ты наш, болезный, — Тау расхохотался, но в смехе его было больше презрения. — Мало того, что сын вырос хилым, так еще и гордится этим!

— Да вовсе не горжусь! — не выдержав, крикнул принц. От безысходности и бессилия его трясло. Он хотел ответить отцу, выпалить все то, что так долго копилось у него в душе, но не мог. Его останавливало воспитание, уважение к старшим и присутствие матери, которую он все-таки жалел.

— Не смей повышать на меня голос! — Тау же ничего не сдерживало. — Ты! Отброс! Досадная ошибка природы! Чумное пятно на гербе семьи!

Дитрих глубоко вздохнул. Он собрал всю волю в кулак и, как можно спокойнее, начал:

— Я? — проговорил он, сжимая кулаки. — Это я-то семью позорю? Знаешь, дорогой отец, я долго молчал. Но сейчас не могу стерпеть твоих слов. Меня называешь «чумным пятном». Что ж... а ты? Кто ты? Разве я позорил себя на всю страну сомнительной и порочной связью с мужчиной? Разве мои руки обагряет кровь человека, беззаветно мне доверяющего? Я открыто изменяю жене и пытаюсь удержать репутацию лживой добродетельности? Нет, отец, не я. Ты... Как ты можешь, как только тебе хватает сил обвинять меня в недоказанных проступках, тиранить по малейшему поводу? Тебе! Человеку, который не имеет ни единого основания быть судьей, человеку, который сам нарушил все свои принципы! Ты прав, я не уважаю тебя. Нет! Нет! — Дитрих замахал руками. — Неверное слово, — он улыбнулся. — Я презираю тебя.

— Дитрих! Замолчи сейчас же! — подскочила испуганная Ева.

— Прости, мама. Но я устал ото лжи, от масок вокруг, я больше не могу!

— Так убей себя, как твой беспутный дядя! — на удивление спокойный Тау откинулся на спинку кресла. — Я и не питал иллюзий, что Дитрих устоит против искушений оппозиционных сил. Он же слабак и его речи — лишнее тому подтверждение.

— Тау! — Ева сдвинула брови, но глаза ее молили прекратить перепалку.

— А что? Разве он не копия твоего брата? — Тау снова ударил ладонью стол, но уже не так сильно.

— Нет. Он мой... наш сын.

— А у меня уже сомнения. Может, и не мой! Смотри на него! Что в нем людского? Вылитый шакаленок Милиотар!

— Ты обвиняешь меня в неверности? — щеки Евы вспыхнули.

— Нет, но нам могли его подкинуть!

— Тау, прости, но это глупо.

— Не глупо! — взревел король, обнажая свои истинные чувства. — Это пустое место не мой сын! Он не может им быть! Я отрекаюсь!

— Вы два дорогих для меня человека, почему вы постоянно ссоритесь?

— Мама, отец меня ненавидит. Разве нет? — Дитрих проникновенно взглянул на мать.

Ева потупила голову.

— Это слишком очевидно, — продолжал принц, — но почему ты молчишь, глядя, как меня втаптывают в землю? Почему ты никогда не вступаешься? Разве не видишь несправедливости? Или не признаешь ее? Мама, скажи, впервые в жизни скажи, кто прав. Если любишь, скажи вслух все то, что не раз говорила мне наедине! Мне так это нужно!

— Дитрих! — Ева обмерла, ее глаза забегали в нерешительности. Она просто не знала, как поступить.

— Он ждет, что ты ему подотрешь филейную часть, — с неприкрытой ненавистью кинул Тау, — беспомощный, как дядька. Вся его несостоятельность передалась моему сыну. Насмешка надо мной! Как назло! Выродили ублюдка!

— Мама? — вновь с надеждой позвал Дитрих, но Ева молчала.

— Почему? — крикнул принц. — Почему, мама?

Он отступил назад, потянул на себя скатерть и обрушил тарелки с блюдами на мраморный пол. Королевские яства на зависть всем беднякам страны разлетелись по зеркальным плитам и были безнадежно испорчены.

— Прекрати! Прекрати! — заверещала Ева. — Зачем ты наговорил отцу столько гадостей?! Для чего ты все это делаешь?

— Мама... — у Дитриха прямо на глазах рушились все надежды.

— Она всегда будет со мной, — самодовольно произнес Тау, торжествующе смотря на сына.

— Ну и оставайтесь здесь! Варитесь в своем лживом болоте из кишащих змей и прочих гадин! А я не хочу! Не хочу! Мне омерзительно! Вы же жалости заслуживает... Боги! Вы же в аду живете! Ну и ладно, ваш выбор!

Дитрих развернулся и со всех ног рванул вон. Ева подалась было вперед вдогонку сыну, но властный голос мужа ее остановил:

— Да пусть бежит, жалкий трус, который не способен даже ответить за свои слова! — надменный возглас Тау гипнотически воздействовал на жену, но сына лишь еще сильнее отпугнул.

Он летел, ничего не замечая вокруг, в груди клокотала ярость, прося выхода наружу, она жаждала излиться, но принц не знал, как себе помочь, поэтому просто бежал, пока не падал. Потом он поднимался и снова бежал. Мир потерял всякий смысл, остался лишь бег. Опомнился Дитрих посреди парка, медленно плетущимся к уединенному пруду, на то самое место, где не так давно беседовал с Драго. На коленях чернел кусками грязи некогда белоснежный лен, так принц понял, что свалился в клумбы у выхода из королевской башни. Ободранные ладони щипали. Жалость к себе щемила сердце, но надо было держаться. Голова затуманилась, а сердце бешено стучало.

— Предали, предали, — шептал себе под нос Дитрих, и образ матери вставал перед глазами. Она сделала свой выбор — фактически отреклась, показав, что потворствует тирану-отцу.

Дитрих пришел к неутешительному выводу, что мать наверняка знает об изменах и все еще прощает, она даже отдает родного ребенка в жертву своей слепой любви. Дитрих закрыл рот рукой, хотелось зарыдать, но он сдержался. Мать дала ему понять, что ничто не заставит ее пойти против Тау, и все ее слова о несправедливости были всего лишь утешением. Пищей для усмирения боли в груди жалкого существа, рожденного лишь для наследования трона. Именно так Дитрих себя теперь ощущал. Он не знал, что делать, надеялся, что переживет, но сейчас ему отчаянно хотелось найти утешение.

Словно рука помощи, протянутая самой судьбой, на глаза ему попала старая лавочка. На ней одиноко и, как обычно, потеряно восседала мрачная фигура в зеленом балахоне.

— Драго! — с неожиданной радостью крикнул принц и кинулся к старому знакомому.

— Дитрих! — тот обернулся и недружелюбно поглядел на парня. Но через секунду неприязнь улетучилась, и он приветливо улыбнулся.

— У тебя плохое настроение? — Дитрих плюхнулся рядом.

— Ха, заметил-таки. У тебя вроде тоже не сахар?

— Ага, встречаемся второй раз на одном месте и оба в печали. Видно судьба у обоих такая.

— Одновременно грустить?

— Да. Как родственники, — Дитрих растеряно пожал плечами.

— Может, и так, — усмехнулся чему-то своему Драго.

Оба замолчали. Между ними возникло странное душевное единение, когда не нужны слова, а все понятно на незримом надземном уровне. Вечер гнал облака, вода темнела вместе с небом, а ночные букашки выползали из укрытий на привычный мрачный промысел. Цикады переливались частотой выдаваемых трелей, а птицы, ощущая трепет их крыльев, готовились атаковать будущую пищу для птенцов. Теплые облака бесконечно сменяли рисунки на небе, а два архатейца неподвижно сидели на лавках, полностью отрешившись от суеты наверху.

— Мы действительно похожи, — вдруг проговорил Драго, поворачиваясь к Дитриху.

— Чем? Твое мнение! — оживился принц, мгновенно вышедший из забытья.

— Грустью, что питает наши глаза. Улавливая красоту мира, мы все равно видим печаль.

— Точно, — вздохнул принц.

— Распусти волосы... — попросил Драго и потянулся к золотым лентам, скрепляющим волосы парня.

— Зачем? — прошептал тот, отнюдь не противясь воле знакомого. Легкий ветерок разбил богатство волос и поднял тонкие черные пряди в воздух, качая их словно языки пламени.

— Так ты больше похож на меня, — безобидно произнес Драго.

— Ха-ха! Внешне мы разные.

— Не буду спорить. Почему ты никогда не ходил так на людях?

— Я крайне редко распускаю хвост. Папе не нравится, говорит, выгляжу, как девочка. А сам ходит с распущенными.

— Любишь его?

— Нет.

— Правильно. Он не достоин любви.

— А мама просто обожает.

— Она дура. Не видит очевидности и тех, кто ее по-настоящему боготворит.

— Не говори так о ней! — ревностно приказал Дитрих. Он, хоть и затаил обиду на мать, но все же немного оскорбился резким словам.

— Ха, все еще ей очарован. Бедный ребенок! Не повторяй ошибок дяди, ему слишком дорого стоило обоготворение сестры. Просветление принесло смерть.

— Да откуда ты можешь знать?..

— Забудь.

— Эх, а ведь она и вправду меня предала сегодня, — сам того не желая, признался Дитрих.

— Удивил! Ева и предательство всегда идут рука об руку.

— Драго! — вновь одернул его принц.

— Если тебе не нравится мое мнение, не делись со мной.

— Знаешь, чтобы она ни сделала, она все равно моя мама.

— И ты ее любишь, — с сарказмом продолжил мысль Драго. — Как знакомо. Обожжешься!

— Неужели меня всегда будут предавать?

— Да, такова участь принца.

— Тогда, что это за жизнь, если нельзя доверять даже родителям?

— Жизнь правителя Архатея.

— Я не хочу такой жизни, без любви, без радости, без веры, без дружбы.

— Загнул! Не жди другого! Неужто еще веришь в искренних друзей?

— Уже нет. А раньше — да, я доверял Нойке. Ты ведь слышал, да?

— О Доверии? О Нойке? О дружбе?

— Нет, о том, что она натворила.

— Да, как любовник члена совета, я получаю всю последнюю информацию.

— Вот, — Дитрих задумчиво покусал губы, — я думал мы с ней друзья, а она оказалась наглой предательницей. Ведь она могла и меня убить.

Драго тихо посмеялся.

— Не убила же, — лукаво протянул он.

— Тебе это все кажется забавным?

— Да.

— Я, конечно, знал, что ты блещешь особым эксцентричным мировоззрением, но сейчас это перебор.

— Не злись.

— И не думал. Мне обидно!

— Потому что тебя все предали и бросили одного? — Драго приподнял брови.

— Да, — тихо прошептал принц, — больно...

— Ничего, пройдет. Твоя боль не самая страшная. Вот, если бы ты отчаянно любил Нойку, а она воспользовалась тобой, выпотрошила до последней эмоции, а потом бы, уничтожив, убежала, смеясь, к другому, вот, тогда это была бы настоящая боль в натуральную силу.

— Ну и ладно, черт с ней! А мама? Как мне теперь жить с семьей под одной крышей, зная, что там я никому не нужен?

— Не знаю, — Драго равнодушно пожал плечами, — либо привыкай, либо борись.

— С чем? С нелюбовью?

— Сам видишь, что положение у тебя незавидное.

— Да! Я принц, вроде бы на моем месте хочет оказаться каждый! Но завидовать нечему, — Дитрих опустил голову, — принц, который как шпион подглядывает за весельем подданных и сгорает от зависти, достоин жалости.

— Даже у последнего свинопаса есть право на любовь, а правитель ее так и не заслужил, — торжественным голосом продекламировал Драго.

— Точно! Вот, что меня убивает! Я как изгой в своем королевстве, как чужак в своей семье!

— Ха, не ты первый. Чем ты выше, тем страшнее одиночество.

— Почему меня способен понять простой маг, а родная мать отрекается?! — отчаянно проговорил Дитрих, — Драго, ты получил мое послание?

— Естественно.

— Каков твой ответ?

— Там был вопрос? Прости, совсем забыл из-за последних событий!

— Станешь моим другом?

— В каком плане? — Драго саркастично прищурился.

Принц мгновенно покраснел.

— Просто другом, — прошептал он.

— Увы, едва ли мы поладим.

— Но почему? Ты ведь так понимаешь меня!

— Ты заблуждаешься. Мы похожи опытом. Я его уже пережил, давно, далеко в прошлом. А ты олицетворяешь будущее, и тебе только предстоит отстрадать свое. Наши судьбы срослись, как хребты сиамских близнецов. Но ты ведь знаешь, для спасения одного второй должен отдать ему все силы.

— Не понимаю, — Дитрих удивленно вытаращился на собеседника.

— Ты и не должен. Таков мой план... — Драго ухмыльнулся. — Все удары, полученные тобой от судьбы за столь недолгий срок, — результат моих тонких расчетов. Но ты должен меня благодарить, я научил тебя жизни. Показал, чего ты стоишь на самом деле, и обнажил гнилое нутро окружающего тебя общества. Если бы не я, ты никогда бы не узнал цену семейных уз. Нойка поступила омерзительно, но зато ты больше не веришь в дружбу. Чего насупился? Тебе неприятно меня слушать? О, теперь я понимаю истинное очарование этого лица, — Драго взял принца за подбородок и развернул к себе, — оно так прекрасно, когда страдает. Боль делает его неотразимым!

— Драго! Ты пугаешь меня! — воскликнул Дитрих, подскакивая и в ужасе распахивая рот.

— Прекрасно, — парень облизнул губы, — ты так прекрасен. Как я! Я был таким, а ты украл мой облик. Теперь я привязан к жалким костям, я умираю, а ты живешь. Живешь моей жизнью, — Драго захохотал. — Ты говоришь, что завидуешь мне? Какова ирония! Ведь это я сгораю от зависти к тебе.

— Что?

— Ничего, — Драго поднялся, — я даже не знаю, что к тебе чувствую, мой несчастный племянничек. Наверное, жалость, ведь мне знакома твоя боль, но и ненависть, как к полной юности жизни. Той жизни, что породили Тау и Ева, мои кровные убийцы.

— Мы не родственники! — завопил Дитрих.

— Уверен? — Драго лукаво покосился на парня.

— На что ты намекаешь, жалкий псих? Зачем пугаешь мня и играешь, словно ты злой дух?

— О, как ты прав! — в глазах Драго проснулся колдовской огонь. — Я действительно дух и я вернулся для мести.

В воздухе проснулись метановые вихри, опутывающие фигуру Драго в неистовом плясе зеленых колец.

— Смотри! Смотри же на меня! — он развел руки в стороны.

— Да, кто же ты такой? — в ужасе прокричал парень, закрывая голову руками.

— Я Касандер Милиотар! — отчеканил Драго, преисполненный величием.

— Нет! Не может быть!

— Я Касандер!

— Нет, — пробормотал принц. — Нет. Не подходи ко мне. Не смей! Не смей! Ты же мертв! Тебя не может здесь быть!

— Но я здесь. И тебе не остановить меня.

— Старец Нару... знает, точно знает, что делать, — беспомощно пробормотал Дитрих, отступая к кромке пруда.

Остывшая к вечеру вода исподтишка укусила холодом ноги принца. Сорвавшись от неожиданности на крик, он бросился бежать.

— От меня не уйти, принц, — победоносно проговорил Драго, медленно двигаясь вслед за Дитрихом.

Он прекрасно понимал, что после необдуманных откровений, так легко сорвавшихся с его языка, необходимо решать проблему с последствиями. А оно здесь одно — Дитрих, который теперь все знает и, ясное дело, не станет держать язык за зубами. И Драго понял, пока не пробил час, он обязан оставаться в тени и заставить принца во чтобы то ни стало молчать. Если бы на Драго смотрели со стороны, то показалось бы — он полон решимости, однако маг совершенно не знал, что сделает в следующий момент. Но Драго не смел отступаться от намерения подчинить Дитриха своей воле, в противном случае он поставил бы весь план под удар.

Дитрих петлял по извилистым тропинкам парка и молился встретить, кого-нибудь из стражи, а лучше из совета. В кустах сирени раздалось тихое шуршание и принц ломанулся на спасительный звук. Вылетел он на небольшую круглую полянку. Там, в кустах свежевысаженных роз с ведром земли в руках замерла молоденькая служанка. Она вытаращилась на принца и застыла с открытым от неожиданного испуга ртом. Дитрих тоже замер. Он проклял себя за необдуманный шаг, но идти назад было уже поздно — Драго наступал.

— Убегай! — только и успел шикнуть он служанке, но та не поняла и лишь растерянно повела плечом, не закрывая распахнутого ротика.

— Ну и зачем было бегать? — на поляну вплыл Драго. Он с невозмутимым видом окинул принца взглядом и надменно усмехнулся. Злорадство так и играло в каждой черточке его вмиг заострившегося лица.

— Не подходи! — Дитрих закрыл спиной девушку. Он застыл прямо напротив колдуна и с яростью смельчака посмотрел тому в глаза. Но долго не выдержал хищного и темного, как пучины болот, взгляда. Зрительное противоборство принц в который раз безоговорочно проиграл.

— И что ты мне сделаешь? — Драго скептически приподнял брови.

— Я буду сражаться до самого конца! Пока хватит сил!

Колдун снисходительно глянул на принца и тут же покосился на замершую в полном отупении служанку.

— Я не бросаю тебе вызова, — спокойно произнес он. — Просто пойдем со мной.

— Куда?

— Увидишь...

— Зачем же?

— Узнаешь, — хохотнул Драго.

— Обойдешься, — Дитрих сжал кулаки.

— Нехорошо дерзить старшим. Отец тебя отвратительно воспитал. Пойдем со мной, мой милый племянник, — маг протянул руку и поманил к себе.

— Ты мне не дядя! Ты возомнил себя непонятно кем и играешься в выдуманный образ! Ты безумен...

— И очень опасен. Поэтому пока прошу по-хорошему, лучше соглашайся. А то придется тебе все легенды про Касандера апробировать на собственной шкуре.

— Ты не он! Касандер мертв! А ты просто спятивший маг! — в исступлении прокричал Дитрих.

— Мне жаль, но я именно, что ни на есть, истинный Касандер Милиотар.

Драго шагнул вперед.

— Не приближайся! — Дитрих инстинктивно выставил руку вперед.

— Слабый выпад. Жаль ты не маг, так у тебя был бы хоть какой-то шанс выстоять против меня. М-да, не досталось тебе хорошего наследства от предков, некачественный попался материал.

— Можешь говорить, что хочешь! Но моя душа тебе не достанется! Так и знай! — Дитрих схватил служанку за руки и рванул резко вправо, где кусты сирени становились особенно густыми.

— Как глупо, — насмешливо хмыкнул Драго, беря курс на сирень.

Дитрих с силой тащил за собой одеревеневшую девушку, ветки хлестали по лицу, но принц пробивался вперед. Он не знал, от чего так отчаянно бежал, но Драго вогнал его в панику и вселил необъяснимый животный ужас, как на зверей приближение катастрофы. Дитрих уже без доказательств поверил в историю про ожившего Касандера, он почувствовал правду на генном уровне, благодаря крови, что связывала их с дядей. И чтобы спастись от темного порождения магии, принц бежал.

Он буквально выпал на следующую поляну, еще более маленькую, нежели прежняя. Свежие кусты роз под ногами склонились сломленными стеблями в грязь.

— Мои белые розы, — с надрывом проговорила служанка.

— Не до них сейчас! — Дитрих повернулся к девушке. — Пойми, надо бежать!

— Куда же? — веселый голос Нойки оборвал проникновенную речь принца. Она стояла позади, скрестив ноги, и поигрывала блестящим ножом с рубинами на рукояти. Ироничная улыбка подчеркивала свет лукавых глаз.

— Нойка! — принц развернулся к девушке и снова прикрыл служанку. — Без тебя тут не обошлось! Предательница! Лгунья!

— Ты просто прижат к стене, — засмеялась Нойка, игриво закусывая лезвие ножа зубами.

— Пришла мне на помощь! — на поляну подтянулся Драго. Он самодовольно улыбнулся.

— Я волновалась, ведь ты ушел на долгое время. Вот и пошла, проверить, я слышала вашу беседу от начала до конца, — Нойка подмигнула. — Мне не составило труда подловить его с тыла.

— А я был в шаге от использования магии.

— Нет, папочка, тебе вредно. Не трать силы по пустякам, Нойка всегда тебя прикроет.

— Что вам от нас надо? — заорал Дитрих, уставший от диалога своих преследователей.

— Говорил же, пойдем со мной — узнаешь, — охотно отозвался Драго.

Нойка мгновенно сделала выпад и, пока принц сконцентрировался на говорившем Драго, притянула служанку к себе, прислоняя к шее девушки нож. Бедняжка вскрикнула и с мольбой уставилась на Дитриха.

— Ее оставьте! Она-то не причем! — гневно прокричал парень, но на самом деле он был совершенно разбит.

— Моментально стала причастной, как только встретилась на твоем пути, — холодно вывел Драго. Он гордо поднял голову и со всем высокомерием, что у него хранилось в запасе, изучил состояние племянника, которое у того было написано на лице.

— Ах, вы! Аспиды! — принц уже не знал, как выругаться, слова заканчивались, уступая место удушливому возмущению.

— Ну, какие есть. Пойдем со мной, и с девушкой ничего не случится.

— Зачем она тебе?!

— Мне нет до нее дела. Жизнь несчастной в твоих руках.

— Точно! — Нойка усилила нажим на нож и на шее, дрожащей от страха девушки, проступили капли крови. Служанка тихо заскулила.

— Прекратите! Прекратите же! — Дитрих ударил себя по груди кулаками.

— Заставь нас, — Драго просиял, — зачем кричать и взывать к нашей мертвой совести? Лучше порадуй нас послушанием. Иначе девушка умрет. Нойка с радостью прирежет ее, стоит мне только приказать.

Дитрих оглянулся и поймал на себе взгляд полный девичьей надежды.

— Она так молода, — засмеялась Нойка, не опуская ножа, блестевшего камнями рубинов ярче, чем кровь на солнце.

Дитриху стало жутко, по ощущениям в нем словно переворачивался липкий страх, сводя жилы в судорогу, во рту пересохло, хотелось пить, но с другой стороны подступала тошнота, грозя вывернуть нутро наизнанку. От бесчеловечности происходящего принцу хотелось раствориться или перестать видеть, настолько он постиг обреченность ситуации, в которую втянул и себя и ни в чем неповинную служанку.

— Я... — промямлил принц, то опуская, то поднимая взгляд на Драго.

— Не слышу, — строго ответил тот, но его зеленые глаза уже ликовали.

— Я согласен, подлая ты тварь! Согласен сыграть с тобой в игру! — прорычал Дитрих, сквозь сомкнутые зубы.

— Папочка! Это пат! Мы убили еще одну фигуру из шахматной армии Тау! — Нойка чуть ли не танцевала, и наверняка бы пустилась в пляс, если бы не мешающая ей заложница.

— Дитрих из другой партии, — Драго коснулся нижней губы кончиком указательного пальца, — но он так забавен.

— Смеешься над другими? Радуешься несчастью и страданию? Ты ничтожество, которому и руку-то стыдно подать, — с презрением бросил Дитрих, понимая, что некуда бежать и терять тоже больше нечего.

— А ты-то кто? — хмыкнул Драго, упирая руки в бока. — Тряпка! Бесцельно жертвуешь собой ради какой-то безродной девки. Смешно!

— Нет! Тебе не понять смысла моего поступка! Я будущий правитель и я несу за своих подданных ответственность. Если ты ее не чувствовал за собой, когда занимал мое место, то был просто глупцом, дядя!

— Признал наше родство?! Похвально, — Драго зло прищурился, — но ты, мой племянничек, не дотягиваешь до уровня правителя. Слишком трепетен. Жизнь этой девушки не стоит жертв, ведь для человечества она ничего не значит. Иногда надо пренебрегать жизнями обычных граждан ради интересов страны.

— Касандер! А с чего ты решил, что значишь что-либо? Кто ты такой и чем особенен? Чего ты достиг, кроме разрозненной империи? Кто ты?

— Я законный правитель! — ошеломленно выговорил Драго.

— Да, ты требовал у каждого любви к себе, но для нее нет ни чинов, ни званий. И то, что ты был правителем, ничего не значило, любят не за венец на голове. В том-то твоя проблема, Касандер! Ты никогда не задумывался о жизни других людей. С чего-то решил, что только тебе нельзя делать больно, а о страданиях тех, кого ты убивал страшнейшими заклинаниями даже и не думал. Ведь остальные люди для тебя ничтожества! Ими можно пренебречь! Твои слова. Так с чего ты решил, что для других ты не такой, и они должны, просто обязаны, тебя любить?

— Причем здесь любовь? Шла война, все убивали.

— Да уж! Теперь я вижу и понимаю, о чем все толкуют: ты вообще не задумывался над поступками. У тебя не было ни моральной борьбы, ни жалости. Люди для тебя не больше пыли, смахнул и все. Да, ты страдал, одинокий, несчастный мальчик, с которым судьба поступила жестоко. Но скольких таких же несчастных как ты, загубили черные заклинания под авторством Касандера Милиотар! Ты получил по заслугам за всю боль, страх и отчаяние твоих жертв.

— Неужели, — Драго криво усмехнулся, — а что же получил Тау? А? Он разил мечом и не задумывался, сколько детей Архатея осиротеют, и сколько матерей прольют слезы по мертвым сыновьям. Хорошо, я поплатился за все, как ты говоришь, злодеяния и сложил голову. Но он-то как ответил? Сидит на троне и паразитирует! Живет изо дня в день полной веселой жизнью, будто не несет ответственности за погубленные жизни детей моей земли. И это твоя справедливость?!

— Отец несчастен. Вся его успешность — грим для подчиненных. Сам знаешь, что правителям не стоит завидовать. Тау мучается сам и мучает других, он настолько погряз в беспутстве, что сам страдает. Но он запутался и уже не может не лгать. Мне жаль его, как и любого из вас, наследников великих династий.

— Невелика плата за жизни Архатейцев!

— Ты хотел сказать, за твою жизнь. Брось, ты просто проиграл войну. Махнул рукой на все из-за всеобщей несправедливости к тебе. Но это твоя слабость как человека, которая совсем не красит.

— Не тебе упрекать меня в слабости. Я мог одним мизинцем уничтожить и Еву, и Тау, и все Эфы. Мог, но не стал.

— Ты гордишься этим? Выпячиваешь свое милосердие, как будто хочешь показать, мол, вот я какой хороший, а вы бессовестные мерзавцы, меня не оценили.

— Ты ничего не понимаешь, еще молод и страшно глуп, — Драго покачал головой. Он был зол.

— И хорошо! Я согласен уступать и тебе, и отцу вместе взятым, я не хочу стать, как вы, пьяным от мнимого величия и напускной гордости. Да вы просто жалки! И мама тоже! Она живет с человеком, который ее ни во что не ставит, и давно разлюбил. Как так можно?! Жизнь во лжи отвратительна, а она ведь даже счастлива.

— Ну довольно, — Драго кивнул Нойке, — выговорился и хватит. Идем.

— Отпусти девушку! Я не ты, не стану извиваться в поисках спасительного варианта. Сдержу слово.

— Не сомневался. Нойка, подари ей истинную свободу!

Девушка заулыбалась. Ее рука резко скользнула по горлу заложницы, и крупные капли крови взмыли вверх, забрызгивая наивно-прекрасное лицо убийцы. Служанка упала на белые розы, в миг окрасившиеся алым узором.

— Ублюдок! — взревел Дитрих, он хотел отступить, но лезвие ножа уперлось ему в спину.

— Не делай резких движений, — хихикая, произнесла Нойка, — а то могу проткнуть ненароком.

— Она не шутит. Ты успел убедиться, големы чрезвычайно послушны, — подтвердил Драго, идя вперед. — Нойка, веди его за мной, не отставай.

— Нас заметят, тебе не удастся войти в замок, не минуя пост охраны, — взволнованно процедил сквозь зубы Дитрих.

— Конечно, удастся, — Драго поднял руку ладонью вверх. Сначала ничего не произошло, а потом принц заметил, как поплыло пространство рядом, словно весь мир заволокла дымка от костра, или он погрузился в мелководье. Цвета зарябили, стволы изогнулись, и пространство начало медленно раскачиваться.

— Не бойся, племянничек, — Драго обернулся и подмигнул, — мы движемся по «иллюзорному коридору», нас никто не заметит. Прошмыгнем тенями.

— Ненавижу магию, — отозвался Дитрих, понимая, что шансов на спасение у него не осталось.

— А я люблю. И магия платит мне взаимностью, пожалуй, единственная на белом свете.

— Нойка любит папочку! — встряла девушка.

— Да, моя милая, но ты часть магии.

— Нет, Нойка отдельная личность!

Драго засмеялся.

— Видишь, — язвительно буркнул Дитрих, — ты только и можешь, что ныть. Даже не видишь тех, кто тебя действительно любит, пренебрегаешь ими...

— Заткнись, ты меня утомляешь, — Драго хлопнул в ладоши, и принц повалился в бессознательно обмороке.

— Мне взять? — робко осведомилась Нойка, тыкая пальчиком обмякшее тело принца.

— Да, отнесем в мои покои.

— Твои?

— Наши с Ивом. Так лучше?

— Не злись, папочка! Нойка будет послушной.

— Вот и хорошо. Я растянул «коридор иллюзий» до самого входа в комнату, неси смело и ни на что не обращай внимания.

— А ты?

— А я должен найти Ива. Он часть моей игры.

— Но ты придешь? — испуганно пролепетала Нойка.

— Да. Не волнуйся, принц не очнется, пока я не позволю.

— Хорошо. Только возвращайся скорее! — хрупкая девушка взвалила на спину спящего Дитриха и, немного покачиваясь, медленно понесла его по волнующейся ряби магического коридора.

Драго вышел из иллюзии. Он проводил взглядом мутную тень подопечной и, дождавшись, когда та скроется, кинулся к входу в замок. Зайдя внутрь, он прошел вдоль каменной стены до разветвления и неожиданно замер, будто бы принимая решение, куда идти, то ли вниз к складам, то ли наверх, в столовые боевых магов из королевской охраны.

Зеленое сияние дракона сбило парня с неразрешимых сомнений.

— Ты чувствуешь ауру Ива? — тихо спросил дух, извиваясь кольцами в воздухе.

— Да, он в столовой, — Драго нервно покусывал губы.

— Чего тогда ждешь? — дух свесил морду к лицу подопечного и лукаво прищурил один глаз.

— Эмоции должны улечься. А то что-то мне нехорошо, сорвусь еще на барона, а надо ведь наоборот быть паинькой.

— Да уж, измену он навряд ли легко простит.

— Это была вынужденная мера, — легко отмахнулся парень, — вот знал бы он о Тау, другой разговор.

— Посмотрим, как ты объяснишься, — теперь дракон зажмурил глаза.

— Ты только и делаешь, что издеваешься! Зачем вообще проявился? Что б допекать меня?

— У-у-у, сколько злости! Неужели тебя Дитрих так довел?

— Да, маленький поганец решил устроить мне промывку мозгов. Рупором правды заделался! Душу мою по полкам разложил! Хах! Тот еще персонаж, достойный сын своего паршивого папаши!

— Ты бесишься, — дракон улыбнулся. — Но у тебя чувство, будто он прав.

— Заткнись!

— Ладно. Какие у тебя на него виды?

— Ты меня знаешь, я горазд на выдумки, особенно если они касаются способов мести. Пусть встанет на мое место. Уж раз Дитрих решил, что мы похожи и считает себя моим преемником, который не так жалок, как я, то пусть пройдет через все глубины боли, доставшиеся мне от жизни. И вот тогда, я послушаю, как он запоет... С удовольствием, причем послушаю!

— В тебе говорит чувство зависти.

— Боги! — Драго раздосадовано стукнул по коленям. — В Архате мода, что ли такая? Штампы ставить! Зависть у меня.

— Однако ж... — дракон выдохнул метановое кольцо и пропустил через него струю зеленого пламени.

— Даже, если я и завидую, — смирился Драго, — то я справедлив в своих чувствах. Нет? Почем Дитриху досталась такая легкая жизнь? Смотри на него, он молод, вся жизнь впереди! Он станет правителем, его ждет мир и процветание, ведь близко нет врагов и не надо воевать, нет нужды объяснять народу, почему каждый день льется кровь, не существует выбора между тягостными и неприятными решениями. Дитрих будет наслаждаться каждым днем. Такие радужные перспективы, что и позавидовать-то не грех! Мое будущее было намного мрачнее, и мечты о жизни, предстоящей Дитриху, разрушились с первым появлением принцев Эф в моем замке. Так почему же каждый норовит меня осудить?

— Я бы сказал банальную фразу о соринках в чужих глазах, но ведь тебя злит не суд над твоей многострадальной личностью.

— А что же?

— Что? А-а-а, да все просто. Дитрих открыл тебе простую истину, которая раньше и в голову не приходила. Ты воспринимал любовь к себе как само полагающийся факт, и не рассматривал иных вариантов. А какой-то зеленый мальчишка, взял и одним махом сдернул пелену с твоих глаз.

— Глупости, — Драго насупился.

— Поэтому ты сердишься?

— Хорошо, он угадал. Банально сказал наобум и попал в цель. И да... Мне это не нравится! Мне пришлось столько вынести, а какой-то недоросль будет с поразительной легкостью ставить мне диагнозы.

— Но ты ведь отомстишь? — дракон насмешливо протянул букву «Ш».

— Еще бы! Для этого мне необходим Ив! — встрепенулся парень.

— Так что же ты стоишь в нерешительности как пылкая, но невинная барышня перед брачным ложем?

— Фу! Ну и шуточки! — весело хмыкнул Драго.

— Хорошо, хорошо, не невинная барышня! — в шутку исправился дракон.

— Ладно, некогда мне тут проводить следственные эксперименты по установлению невинности. Пойду ластиться к Иву, он должен меня простить.

— Вообще-то, он тебе ничего не должен. Но у тебя же настоящий дар делать людей кабально зависимыми, поэтому — дерзай!

— Вот и похвалы дождался, — Драго сморщил нос и потряс головой, копируя манеры духа.

— Иди уже, кривляка!

Дракон взметнул ввысь под сводчатый потолок замка и растворился в пространстве, оставляя за собой шлейф из зеленых мерцающих искорок.

— Позер, — насмешливо шепнул Драго, устремляясь вверх по лестнице к столовым боевых магов.