С моего бегства прошло более восьми месяцев. Вот теперь-то я понял, почему мое новое место жительства называют Дырой. Дыра она Дыра и есть.

А я еще на Рино жаловался. Нет, конечно, по Его Величеству самому большому маленькому городку в мире я совершенно не скучаю, но... Такое ощущение, будто всех наркоманов оттуда взяли и перевели сюда. А если еще и учесть один из самых крупнейших центров работорговли на Пустоши.

Но даже здесь, среди всей этой грязи и мразоты, были достойные люди. Смитти - механик со свалки, который всегда готов за определенную сумму помочь с починкой какой-нибудь ерунды, Мамочка, держащая ресторан, добрая и отзывчивая старая женщина, и Ребекка. Бекки, хозяйка бара, в который я и устроился работать.

Все мои вещи остались в Нью-Рино. Хотя по официальной версии там остался и я сам. Насколько я понял, это была вполне распространенная практика - подкинуть вместо нужного человека труп какого-нибудь бомжа, перед этим изуродовав лицо. Так и вышло в этот раз - тело отправилось на Голгофу, а я застрял в Дыре.

И хотя все, что у меня было, это одежда, которая на мне сейчас, за которую мне пришлось отдать дорогой костюм, и мой Кольт, больше всего я переживал о материалах дел, которые остались на квартире. Хотя уверен более, чем на девяносто процентов, что они либо перекочевали к Брюсу, этой продажной суке, либо были уничтожены кем-нибудь из семьи.

В Дыре я вел очень и очень странное существование. В принципе, никаких затруднений моя работа не вызывала: следить, чтобы люди Фрэнки, главного конкурента Бекки, который никаким боком не был похож на своего усопшего тезку из Нью-Рино, не пробрались в подвал, в котором находился самогонный аппарат Бекки, и шугать торчков. Торчков было много, шугались они легко, так что и второе мое предназначение не вызывало никаких проблем.

Видимо, это и было именно мое предназначение. Я теперь сам в некотором роде Избранный. Только вот избранность моя заключается в совсем другом, и подвигов мне никогда не совершить.

Я мрачно посмотрел на очень худого изнеможенного человека, одного из стоящих перед игорным столом. Чем-то он мне совершенно не нравился...

Человек разложил несколько игорных фишек на цифры, на какие именно мне видно не было, и мрачно смотрел, как шарик бежит по колесу рулетки.

Выпало какое-то число, крупье ссыпал фишки со стола в мешок...

- Да у вас шарик магнитный! - заорал тот самый не понравившийся мне человек. - Верните деньги!

- Игра ведется честно. - сухо ответил крупье. - Деньги никому не возвращаются!

Тут уже начиналась моя работа. Либо этот нарушитель спокойствия успокоится и удалится восвояси, либо в игру придется вступать мне.

- Бетти, потаскуха, верни мне мои деньги! - закричал торчок бешеным голосом,

Блеснула сталь, и я сорвался с места, снимая с пояса и раскрывая телескопическую полицейскую дубинку.

Торчок сделал было шаг вперед, но он явно был в состоянии абстиненции. Координация движения у винтовых наркоманов всегда нарушена, движения были замедлены. Именно по этой причине, когда нарк только замахнулся ножом, чтобы провести бессмысленный режущий удар, крупье уже успел отшатнуться с траектории полета ножа, а я преодолел четыре метра, разделявшие нас.

Изо всех сил хлестнув наркомана по руке дубинкой, я выбил нож, а вторым ударом, в висок отправил его в нокаут. Хорошая штука полицейская дубинка, тем более с утяжеленным свинцоввм концом.

Завалив ублюдка на стол, я обыскиваю его карманы. Все, что у него есть, это пара долларовых монет, с монетного двора НКР. Хах, привет с Родины. Монеты я прячу себе в карман. Потом подбираю с пола нож, оказавшийся добротным боевым ножом, таким же, какой я купил в НКР перед тем, как отправиться в Рино год назад. Кладу нож за пояс, и думаю, неужели это было всего год назад... А мне казалось, что целую вечность.

Кому-то может показаться нечестным то, что я отбираю имущество у "задержанного". Таким я могу сказать только одно - идите к черту. Никто не может помешать им напасть на меня, когда я дома сплю. Никто не может помешать им ударить меня камнем по голове на улице ночью.

Никто кроме меня самого. Вот я и сплю с пистолетом под подушкой и хожу, всегда сжимая его в руке и озираясь.
А также никто не может помешать мне забрать эти деньги и нож. Тем более, что таким, как он, ножей давать нельзя. Либо сам порежется, либо порежет кого-нибудь.

Наркоман, по прежнему прижатый к столу, начинает хрипеть и дергаться в руках. Успокаиваю его еще одним ударом по затылку. Не так, чтобы вырубить, а чтобы стало понятно: шутки со мной не шути, педрила.

- Сука. - говорит мне наркоман. - Сука, ты заплати...

Я снова бью его по затылку, и он пребольно ударяется лицом о стол, обитый зеленой тканью. Нос хрустит, начинает литься кровь. Пока он совсем не уделал кровью стол, валю его на пол. Он пытается встать, но я ощутимым пинком ноги лишаю его желания и возможности совершать какие-либо активные действия. Отдыхай, папаня, набирайся сил.

- Платить тебе будет Фрэнки. - говорю я, и сам поражаюсь, насколько хрипло звучит мой голос. - Он тебя послал?

- Отсоси. - отвечает мне наркоман, и я ломаю ему ребро.

- Майкл! - раздается громкий женский крик от стойки. Это моя хозяйка - Бекки. Ну правильно, не Михаилом же мне называться.

Я тут же отпускаю наркомана, который уже не визжит, а тонко стонет, и встаю в стойку смирно. Руки по швам.
- Отпусти его, все равно ты из него ничего не вытрясешь.

Я бы вытряс, но, увы, Ребекка не знает, кем я был в прошлой жизни. Поднимаю наркомана за шиворот, незаметно тыкаю ему локтем в живот, и он снова загибается. Вытаскиваю его на улицу, и проношу мимо детей-воришек, которые таскают вещи, которые удается вытащить из карманов наших клиентов, к одному из торговцев, и мягко опускаю на землю. Хочется ударить еще раз, но свое он уже получил, поэтому плюю на песок у себя под ногами, разворачиваюсь и ухожу на свое рабочее место.

Посетители сделали вид, будто ничего не было, крупье снова приступил к своим обязанностям, и только бурое пятно на ткани, которой обит стол, напоминало о неудавшемся нарушителе спокойствия.

- Майкл! - позвала меня хозяйка из-за стойки. - Иди сюда.

Госпожа говорит - к ноге. Майкл делает. Я встал со своего места и преодолел три метра разделяющие меня и стойку.

Девушка грохнула мешок на стол. Мешок жалобно звякнул стеклом.

- Возьми это, и отнеси в гильдию. - усталым голосом сказала она. Да, Майкл мало того, что избивает нарков, которые смеют нарушить покой Госпожи, так еще и работает при ней мальчиком на побегушках. Ладно хоть сексуальных услуг оказывать не приходится.

Я молча взял со стола мешок. Бекки смерила меня недовольным взглядом.

- Ты слишком жесток к ним, Майкл.

Твою мать, я защищаю твою задницу от грабителей, а ты говоришь мне, что я слишком жесток. Мало ли, что успел бы натворить этот ублюдок с ножом. Тем более, где-то же он добыл такой нож. Мне нечего сказать тебе, Госпожа, хоть я и понимаю, что все это вызвано жалостью. Но достойна ли жалости вся эта мразь, живущая тут?

Однозначно нет. Если у человека есть цель в жизни, она никогда не даст ему опуститься. По крайней мере опуститься так низко, как вся эта грязь.

Я вышел из здания бара, потрепав по немытым волосам одного из детишек, и пошел в сторону Гильдии.

По дороге я прошел мимо маленькой часовни, одним из немногих зданий, которые сохранились тут после войны.

Сейчас, насколько я знал, храм этот используется то ли как склад, то ли как притон. Так или иначе, попасть туда было невозможно - вход всегда охраняли минимум двое бычар с пистолетами и в металлической броне.

Но мне туда не было нужно. Я прошел мимо бара Фрэнки - гнусного человечишки, который, кроме всего прочего, держал еще и единственную проститутку в этом городе, идти к которой мне бы никогда не пришло в голову: мало того, что она была страшна, как моя жизнь в Нью-Рино, так еще и больна была, скорее всего, всем, что передается половым путем. И скорее всего, в вдогонку еще и тем, что не передается.

Самым ухоженным зданием в городе было здание, которое принадлежало гильдии работорговцев. По внешнему виду я бы никогда не сказал, что оно принадлежит именно им - ничего особо мрачного я не видел. Но, увы, это только снаружи, а если обойти здание, то ты увидишь, как за высоким забором, сплетенным из прочной стальной проволоки, туда-сюда ходили люди. Измученные, уставшие, с пустыми, не выражающими абсолютно ничего глазами По большей части дикари.

Я прошел мимо двух охранников в кожаной броне, толкнул дверь и вошел внутрь.

- Кто такой? - спросил меня человек, который среди всех остальных выделялся только своей жизнерадостностью. Именно с такой жизнерадостностью он меня и спросил об этом.

- От Бекки, с заказом. - ответил я, нарочно уставившись на клеймо на лбу. Работорговцы клеймят сами себя, только облегчая нам работу... Я сказал нам?

Работорговец потер клеймо, и тут же забыл о нем.

- О, заебись! - ответил он мне с жизнерадостной улыбкой. - Сегодня пацаны возвращаются с рейда, будет чем добычу отметить. Давай к главному.

Я кивнул ему и пошел дальше. По правую руку от меня были камеры для особо важных рабов, по левую - спальни. Прямо передо мной была деревянная дверь, за которой и находился глава гильдии работорговцев. Как звали нового лидера, я не знал, а прежнего убили пять лет назад, вырезав поголовно все отделение и выпустив рабов.

- Чего надо? - грубо спросил меня главный. Молодой да ранний. Я даже как-то забыл, что мне самому не так-то уж и много.

Псы в Пустошах растут очень быстро...

- От Бекки. - в тон ему ответил я. - С бухлом.

- Положи в холодильник. - кивнул он на холодильник, стоящий позади него.

Я грохнул мешок на пол.

- Сам положишь. Деньги.

- Ты, похоже, не знаешь, кто хозяин в этом городе...

- Деньги. - упрямо ответил я. Ты похоже не знаешь, с кем я дело имел. Хотя, я ли это был...

- Ей уже запла...

- Деньги. - упрямо повторил я в третий раз. Если не гнется, то сломай. Если сил хватит. Еще и под них гнуться я был не готов.

- А ты мне нравишься, парень. - сказал главарь, ухмыльнувшись и довольно цыкнув зубами. Он полез в карман и протянул мне купюру.

Портрет Танди. Этого более чем достаточно, тем более, что выпивка у Ребекки всегда была очень и очень дешева.
Из передней комнаты раздался шум. Это работорговцы вернулись с рейда, и, судя по довольному ржанию и улюлюканью, рейд был вполне удачный. Я вышел из комнаты.

Пять или шесть человек с клеймом тащили двух больших вонючих дикарей, пятерых дикарок, которые, видимо, совершенно не понимали, где находятся, и женщину, выглядящую вполне цивилизованно.

Женщина уставилась на меня. Как только увидела, она вцепилась в меня взглядом и не отпускала, пока я не покинул помещения.

И только когда я прошел мимо здания рыгаловки Фрэнки я понял, почему и мне она показалась смутно знакомой.

Привет, Сьюзи, шлюха из Нью-Рино, и кусочек старой жизни.

Надо было забыть о ней. Забыть и продолжить работать у Бекки. Пусть ее продали бы куда угодно, пусть делали бы все, что хотели. Это было бы правильно, логично, что ли.

Я поступил вразрез с логикой.