Покидая гостеприимный дом Эвансов, я подумал о том, что, если бы я всю жизнь проявлял такие деловые таланты, я до сих пор был бы нищим. Только что я дал обещание, которое мне будет очень нелегко сдержать, и ничего не получил за это взамен, потому что Петунья не знала, куда именно направилась ее сестра в поисках справедливости. Я надеялся, что она направилась ко мне, но, похоже, на этот раз Эвансы все же спрятали летучий порох, а значит, Лили могла быть где угодно на огромной территории, разделявшей Хогвартс и ее дом.

Всю прошедшую неделю меня страшно мучили угрызения совести за то, что угрызения совести меня совершенно не мучили. Безо всякого смущения или чувства стыда я написал за прошедшие три дня одно любовное письмо и две любовные записки, сходил на свидание с собственной ученицей и в результате был вынужден нарушить закон и нанести травмы полицейским Ее Величества, поскольку забыл, что в маггловском мире такая разница в возрасте является уголовно наказуемой. Впрочем, реакция магического мира могла быть и более неприятной, но это меня тоже мало волновало.
Небольшое зеркало в моей комнате уверенно фиксировало седину в моей голове.

Летом Хогвартс приобретает свой настоящий вид, избавившись от галдящих студентов. Здесь тихо, пустынно и пахнет временем. Раньше я стремился остаться здесь на лето из чисто эстетических побуждений, и вот добился своего и могу наконец бродить по пустынным коридорам, сидеть в тишине библиотеки наедине с книгами и решать интересные задачи.

К моему огромному удивлению, маггловский шофер, залив произведенное мною дизельное топливо в бензобак, завелся и уехал, и я заметил про себя, что, если бы не Статут о Секретности, нефтеперерабатывающие компании всего мира уже устроили бы на меня охоту.
Проводив своего нового знакомого глазами, я снова сел на тротуар и начал решать задачу о том, сколько дизельного топлива может выдать на-гора установка мощностью в одного Темного Лорда, и что из этого можно заключить об импульсе и потенциальной энергии Темного Лорда. Но решить задачу до конца мне не удалось, потому что я почувствовал, что на меня кто-то смотрит.

Сегодня я получил учтивое старомодное письмо, в котором некто, отрекомендовавшись бакалавром черной магии, просил позволения присутствовать на моих лекциях для шестого курса в целях повышения своей квалификации. Несмотря на церемонный слог письма, я сразу заподозрил розыгрыш, потому что автор называл себя Магнус Редскин, что в переводе на человечий должно было означать Великий Краснокожий.

Дамблдор, разумеется, не собирался и думать о том, чтобы прекратить предвзято ко мне относиться и винить меня во всех бедах, в которых он сам виноват. Помню, на втором курсе в его дежурство по школе нам с Эйвери не понравилась овсянка на завтрак... Впрочем, это длинная история, а на то, чтобы появиться у меня на пороге с обвинениями, у Дамблдора ушло всего две минуты. Я с удовольствием отметил, что правая рука у него почернела и сморщилась, словно обгорела, и, видимо, мое проклятие причиняло ему серьезные неудобства.

Занятия с приготовишками поначалу было не так уж легко организовать, потому что создавать для них множество портшлюзов, да еще и в Хогвартсе, значило нарываться на неприятности и нудные разговоры с Дамблдором, на которые у меня еще со школы аллергия. А если еще прибавить к его занудству то, что он всегда все преувеличивал и был ко мне предвзят... Помню, однажды мы с Мульсибером наложили на полуметровую шутиху уменьшающее заклятие, а оно в середине урока возьми да и перестань действовать.

Я передал Флоренцу книги Эразма и Лютера, как и обещал, несмотря на то, что мне пришлось преодолеть брезгливость и воспользоваться для этого посредничеством Хагрида. Хагрид после исполнения моего поручения пришел ко мне в расстроенных чувствах и поведал, что в лесу его встретил единорог, который заговорил с ним человеческим голосом, но на непонятном языке, чудесным образом умыкнул у него книги и скрылся в лесной чащобе. Тут бы мне заподозрить неладное, но я порекомендовал Хагриду меньше пить и больше изучать магических существ, чтобы не путать кентавров и единорогов, и на том посчитал передачу книг Флоренцу совершившейся.

Сегодня праздник у ребят – мой курс начал занятия по аппарированию. Дамблдор, страшно шифруясь, снял с Большого Зала антиаппарационные чары, контрзаклятие от которых является секретом Полишинеля с тех пор, как Долохов на шестом курсе подломил Дамблдоров тайник и добрался до думосброса. Диппет, правда, нас тогда чуть не засек, но Долохов трансфигурировал свою фомку в тромбон и на все вопросы о взломе отвечал, что он ничего не знает и вообще он музыкант.

Я распрощался с Люциусом уже ближе к полуночи, но все же разубедил его в необходимости для «нашей организации» катехизиса революционера и февральских тезисов. Это стоило мне пространного экскурса в историю и экземпляра романа «1984», но Люциус все же осознал, что революционные пятерки по законам диалектики неизбежно эволюционируют в расстрельные тройки, которые расстреливают самих революционеров, и согласился с тем, что прежде чем воевать со вселенской несправедливостью, следует одержать победу над собственной глупостью.

Минерва все же оказалась права насчет реакции чистокровных семей: за последние три дня жалоб пришло больше, чем учеников на моем курсе. Некоторые прекраснодушные родители даже пожаловались обновленцу и гомосексуалисту Дамблдору на то, что я попираю все устои, насаждаю в школе магглофильские настроения и развращаю юношество своим аморальным поведением. Картина «магглофил Дамблдора, читающий жалобы на еще большего магглофила лорда Вольдеморта», представилась мне настолько живо и так меня рассмешила, что мне даже не было обидно, что и Дамблдор наверняка от этой сюрреалистичной ситуации получил удовольствие.

Я неоднократно заявлял, в том числе три раза на педсовете, что студенческая стенгазета – плохая идея. Сегодня, например, редколлегия газеты в лице Риты Скиттер решила привлечь рядовых читателей к ее созданию. В пустом месте в правом нижнем углу читателям предлагалось самостоятельно закончить фразу «Профессор Риддл настолько суров, что...» Разумеется, уже к обеду свободного места в этом углу почти не осталось, и все оно оказалось заполнено безграмотными изречениями.

Сегодня в Хогвартс вернулся Хогвартс-экспресс, отвозивший студентов на каникулы, и привез мне подарочек. Вернее, подарочек прибыл у Хагрида на руках, закутанный в его шубу. Я, конечно, привык считать Хагрида благодушным простаком, но, по-моему, он это нарочно. Будто не мог сам отправить ее домой или хотя бы отвести к Дамблдору.

Я уже давно заметил, что посещаемость моих лекций странным образом коррелирует с погодой – как только за окном разыграется буря и завоет ветер, все сидят и учат Защиту от Сил Зла. В этом есть рациональное зерно, конечно. Но чуть только на улице что-то замечательное – сразу половина класса дает деру. А я стой на кафедре и коси глазом в окно, на этих веселящихся раздолбаев.

Итак, господа, я хочу вам сообщить об изменении наших планов. Четыре месяца назад в волшебный мир вступил первый выпуск людей лорда Вольдеморта. Вы должны были заметить, что с Министерством работать стало намного проще. Спустя несколько лет наши молодые друзья достигнут значительных постов, и Министерство перейдет под наш контроль без всякой уголовщины. У нас теперь есть свои люди даже в аврорате. Яксли, доложите о результатах работы с нашими молодыми аврорами.

Когда я приду к власти, я не только упраздню все факультеты, из-за которых один бардак и грызня, но и отменю к чертям летние каникулы. Уже третью неделю у меня стойкое впечатление, что эти лодыри на каникулах организованно бились головой о бетон и целенаправленно выбивали оттуда все, что я им рассказывал в прошлом году. Я два раза в прошлом году выводил для шестого курса уравнение Стокса, позавчера написал его на доске, так какой-то болван спросил с задней парты, что означают все эти крючочки.

У Минервы недавно опять случился приступ великолепных идей, и на этот раз мне выпало вести свой курс в театр. По мнению Минервы, детей следовало приобщать к прекрасному, хотя ее методы я не могу назвать ни гуманными, ни эффективными: для приобщения был выбран любительский спектакль на Диагон-аллее по пьесе какого-то местечкового драматурга. Чтение этих монологов стихий с репликами на две страницы довело меня до точки кипения за рекордные семь минут, и от моей стихийной магии книга с пьесой обуглилась, а в лаборантской завыли инферны.

Я понял жизни цель и чту ее, как цель: что мне невмоготу терпеть, что есть апрель...» - написал когда-то один гениальный маггл, о существовании которого я узнал слишком поздно, чтобы сыграть в его судьбе благословенную роль брата Евграфа. Мне, признаться, невмоготу терпеть не только апрель, но в еще большей степени и май: весеннее сумасшествие вокруг меня неуклонно прогрессирует, а экзамены все ближе.

После костровища я нашел студентов довольно быстро, хотя они сдуру пошли совсем не в ту сторону и почти дошли до гор. Сначала они тоже меня не узнали, но потом, когда я вынул палочку и показал им в сердцах Салазарову мать, попросили прощения. Патронуса я решил не посылать, потому что от Дамблдора сотоварищи все равно никакого толка, и повел студентов обратно через лес, придумывая на ходу, какую бы отработку им задать. Студенты покорно тащились сзади, и через пару миль чистокровный начал шепотом расспрашивать полукровку про мою одежду.

По-моему, я все-таки подобрал ключик к Артуру Уизли, чье обучение математике уже начало казаться мне безнадежным. Началось все с того, что Рабастан порвал половину струн во имя святого Валентина, и даже сам за ними пошел, но я все же выловил его под Шеффилдом и пообещал привезти их в следующий раз из Лондона, если я до тех пор не оторву ему башку. Так я и забрел в маггловские районы, где не удержался и завернул к букинисту, а букинист, узнав о том, что у меня есть глупо дитятко, нашел для меня биографию Блеза Паскаля с элементами математики. А сам я нашел для себя парижское издание Леконта де Лиля - кое в чем магглы все же преуспели, в силу чисто статистических закономерностей. Нельзя не заметить кстати, что в матстатистике они тоже преуспели...

Я и сам того не знал, но моя трансфигурация воздуха в щиты постепенно вошла в школьные легенды. Причем в таком виде, что меня опять терзают смутные сомнения, как этот материал поняли старшие классы, для которых эта легенда не легенда, а часть весеннего экзамена.

Треклятый Дамблдор ниспровергает устои один за другим: оказывается, что в конце года не только я ставлю оценки моим студентам, но и они мне. Заполняют какие-то анонимные анкеты и даже оценивают эффективность различных компонентов курса по семибалльной шкале. А Дамблдор потом таскает сводную статистику Попечительскому совету и рапортует о росте качества преподавания и неуклонном повышении процента жиров в масле. Радует в этом лишь то, что этот мракобес таким образом освоил начала матстата. Хотя сочетание Дамблдора со статистикой – это адская смесь. Я еще в студенчестве пустил на Слизерине афоризм «Есть ложь, гнусная ложь, статистика и проповеди Дамблдора». Как в воду глядел.

Сегодня я пришел на урок в хорошем настроении и решил поделиться им со своим курсом, пообещав пять баллов тому, кто ответит на вопрос, какое контрзаклятие блокирует Аваду. И настроение у меня резко попозло вниз, потому что ответом мне было напряженное молчание.

Вчера столкнулся в коридоре с Горацием. По-моему, он надо мной издевался: жаловался, что у его клуба появился конкурент в моем лице. Я и сам всегда недоумевал, почему на консультации приходят наиболее толковые студенты, которые меньше, чем «Выше ожиданий», все равно не получат, а балбесы, которым следовало бы просиживать на консультациях от звонка до звонка, еще и уроки прогуливают.

Итак, граждане бездельники-тунеядцы, мое мнение о ваших контрольных вы уже знаете. Я хотел их все оформить как вопиллеры, но посчитал это ниже своего достоинства. И не надо шептать друг другу, что я жестокий и бесчеловечный Темный Лорд. Я, между прочим, от ваших контрольных пережил экзистенциальный шок. Достаточно сказать, что название всех Непростительных Проклятий правильно написала только мисс Блэк.