Гаррет смотрел стриптиз, а потому был немного занят. Душевая делилась на две части, два помещения, в одном вдоль стен тянулись вешалки для одежды, стояли шкафчики, в которых парни оставляли шампуни, всю личную ерунду, на подоконнике красовались стопки чистых полотенец, в углу – огромный короб для не таких уж чистых полотенец. Короб Патрик обычно оттаскивал в прачечную каждый вечер.

После шутливых слов Рассела о том, что он запал на качка, Ясмин и сам не раз ловил себя на том, что засматривался на огромные мышцы. Хотя, это была всего лишь здоровая, адекватная зависть, он в этом был уверен.

- Ну, что будем делать? – мисс Бишоп вздохнула, поставила локти на стол, пальцы сплела и поставила на них подбородок. Она изучала злого Нептуна внимательно, пытаясь разобраться, всерьез он третьекурснику угрожал или в шутку. Казалось, в шутку, но выражение лица было серьезное, без шуток. Взгляд вообще заверял в том, что Гаррет хотел его вышвырнуть с третьего этажа по-настоящему.

А в том, что что-то будет, даже сомневаться не приходилось, такое лицо стало у Гаррета. Он постоял, посмотрел еще, увидел, что Лайам-то отвечает, конечно… Но этот мелкий уродец изгалялся изо всех сил, он так старался, что не ответить было совершенно нереально. Гаррет не столько взревновал, сколько почувствовал, как его оскорбили. Он взъярился не из любви к Лайаму, но из чувства собственного достоинства. Если что-то принадлежит ему, пусть даже негласно, никто не смеет прикасаться к этому и предъявлять свои права. И протягивать грязные ручонки тоже не смеет.

Вот, значит, как оно все получалось. О нем знали даже старшекурсники… То есть, сначала о нем никто не знал, он вел себя тихо, думая, что Стрэтхоллан ничем не отличается от обычного приюта, где найдутся страшные, уродливые боссы на его честь или что там от нее осталось. Но потом осмелел, понял, что все совсем не так, что здесь можно делать (в плане отношений между учениками) все, что заблагорассудится, и принялся бузить. Он был очень высоким для четырнадцати лет, метр семьдесят пять там точно был. Впрочем, ему через две недели должно было исполниться пятнадцать.

С утра Рассел выслеживал эмо с упорством орнитолога. Птичка только села на ветку, и он не спеша к ней подбирался, чтобы не спугнуть. Он подошел со спины, глядя, как Ясмин наклонился к раковине, чтобы плеснуть в лицо водой и смыть пену. Он даже подождал, пока парень, не открывая глаз, возьмет полотенце, прикоснется им к лицу, потом поправит челку, начнет оборачиваться…

Гаррет в спальне никого не нашел, хотя, пока он шел по коридору, он собирался поговорить с эмо самостоятельно, объяснить все, как получится. Он не был психологом и мастером трепаться, но надеялся, что все получится само собой, он просто скажет, что у них с Трампером кое-что творится, между ними какая-то ерунда, но Ясмин тут ни при чем, его просто перепутали…

За ужином Лайам изнасилованного соседа по кровати так и не видел, он даже подумал, что что-то случилось не то, но потом решил забить. В конце концов, если что-то и не так, то это проблемы самого мазохиста, не захоти он ЭТОГО, он бы смог отбиться там, в конюшне, ему бы хватило сил, главное – разозлиться, как следует. А он не стал злиться, он просто согласился и получил удовольствие.

Магду пришлось уговаривать долго-долго, но в конечном итоге она сдалась и сказала, что постарается не разболтать никому, что целой команды не хватает, до самого ужина. А после ужина, когда увидят, что стол пустой, если и хватятся, то уже будет поздно. Толлум-Таун – приличный город, там есть, где затеряться.
Как раз этим Нептуны и занялись – терянием в городе, но, тем не менее, все вместе. Малышня клятвенно заверила, что не заблудится и шляться не будет, а потому пошли все в самый большой, набитый битком клуб, в который только можно было пролезть практически бесплатно.

С утра все было еще хуже, язык у Гаррета был в норме, он даже мог говорить, зато при каждом движении разрывался болью, поэтому парень предпочитал молчать. Молча он встал, слез с кровати, отправился в душ вместе со всеми, молча намылился, молча собрался уже уходить, как Лайам решил воспользоваться аж двумя возможностями. Ведь мазохист сам решил подыграть ему в этой веселой бредятине с голубизной, да еще и говорить теперь не мог.

Ясмин вышел на улицу просто подышать, раз уж в комнате до сих пор стоял дух скандала. Кермит, в конце концов, улегся приходить в себя после кучи нервных потрясений, мелюзга разбежалась по друзьям, красавчика и мазохиста не было… Заняться совершенно нечем, поэтому бледный и тощий эмо пошел во двор интерната. Кошки нигде не было, но потом он заглянул, как обычно, за сам интернат и увидел, что живность спит возле камушка, где и всегда. Но рядом был еще и Рассел, который ни полдня не мог прожить без никотина, как и Лайам. Он курил, оглядываясь в страхе, что появятся вредные бабы, но понял, что никого ближе к позднему вечеру не наблюдается. Кошка подвернулась очень кстати, он лениво протянул ногу и даже не пнул, а так, ткнул ее в бок. Кошка встрепенулась и забежала за камушек. Ясмин не вытерпел.

С утра новости были неутешительные, сидевшие за столом парни паниковали, что если Лайам не вернется до появления директрисы, то им влетит. Даже снятие баллов уже не радовало, хотя раньше их такие вещи ни капли не задели бы.

В субботу даже мисс Бишоп пришла посмотреть, как проходили первые, пробные конкурсы. Дворник, который казался сначала монстром, умел, казалось, все сразу. Он, вместе с женщиной-конюхом показывал, как нужно залезать на коня, как им управлять. После его инструкций страшными на взгляд городских парней животными управляла только та самая женщина, которая водила коней по кругу, пока малолетки млели от ужаса.

В пятницу Магдалена решила, что ученикам совсем не обязательно знать об отсутствии директрисы в интернате. Мисс Бишоп предупредила ее, что вернется вечером, а сама уехала в Толлум-Таун. И молодая мисс Мэдли не знала, с какой целью она туда уехала. Она только сделала объявление во время обеда, что в конце недели, в субботу будут впервые проведены традиционные (как ни странно, опять же) конкурсы среди команд. Это, по словам мисс Бишоп и самой Магды, нужно было не только для сплочения учеников, появления у них командного духа и чувства ответственности, но и просто для развлечения. Особенно всех впечатлила новость о том, что во дворе интерната в самом деле стоит конюшня, и там живые кони. При желании можно даже научиться на них кататься, поле для скачек за интернатом тоже имелось.

Ночью не спал, казалось, только Брэд, который втихушку занимался именно тем, для чего Лайам предпочитал использовать девчонок. Брэд же за неимением девчонки или хотя бы кого-нибудь, занимался этим в гордом одиночестве. Через некоторое время и его чуть ускорившееся дыхание затихло, он собрался спать, пошуршав и успокоившись, но услышал стук. Поворачиваться не стал, потому что стук повторился.

С утра все было хуже некуда, проснуться от звонка в коридоре, означавшего, что пора вставать, оказалось еще обиднее, чем от будильника. В Стрэтхоллане невозможно было соврать, что не слышал звонка или не сработал будильник, потому что будили всех одинаково. Еще отвратительнее было то, что в комнате было холодно, отапливались с утра только классы и столовая, а выползать из постели и тащиться в ледяной душ представлялось кошмаром. Тем не менее, Лайам не выдержал, когда полка над ним заходила ходуном, Эрик кое-как сполз, вытащил какие-то шмотки из чемодана и вышел, хлопнув дверью. За ним вышел, точно так же навернув створкой о косяк, Ясмин. Он это сделал нарочно, посиневший от холода и злой. Таких Лайам обычно жалел, потому что кости, обтянутые кожей – то еще зрелище. А вот ему самому позавидовал тот же Кермит, но завистью скорее белой, чем черной, ведь сам он тоже был не из дохлых. Вот очки мешали – это факт, а в остальном все было прилично.

Спустя всего десять лет Лео, превратившийся в Леонардо Райзена – владельца сети автосалонов – сидел в компании знаменитого пловца и врача-хирурга, которого выбирали самые богатые люди Англии. Они поверить не могли, что встретились спустя целое десятилетие после выпускного в Стрэтхоллане. Малолетние умники, которые уверены были, что знают жизнь и готовы к большому миру. Все оказалось не так легко, как могло выглядеть, но и не так сложно, как могло бы быть.

Флориану с утра было не фонтан, так что на завтрак он приполз без особого желания, зато с огромными впечатлениями. Сел за стол «Венер», на Габриэля старался не смотреть.
И правильно делал, потому что капитан «Ночей» мучился сразу совестью и стыдом. Стыдно было за вчерашнее, а совестно за грядущее сегодняшнее. Ромуальд же разозлился на собственного капитана и решил показать ему, что бывает, если вовремя не делаешь нужный шаг.
Ведь ежу же понятно, что Маккавити втюрился, как дурак, но нет, он не признается ни за какие пряники! Вот и пусть получит то, чего заслуживает.

Габриэль застыл в саду, увидев белые штаны и теперь уже черную рубашку издалека. Самое главное – не попасться Марвиллу на глаза. Флориан уже нервничал, бесился и ходил из стороны в сторону. Туда-сюда по два шага и обратно. А еще он говорил сам с собой, насколько Габриэль понял.

Среда прошла в тихой ярости Габриэля, от которой массово страдала вся команда. Ромуальд с Хэйданом не лезли ни к нему, ни друг к другу. Ромуальду было достаточно и того, что Хэйдан немного злится на него за все «хорошее», а Хэйдан не мог дождаться момента, когда сможет нормально ходить и вот уж тогда он блондину…

Когда он остался в конюшне и обнаружил, что дамочка-конюх уже ушла в домик для прислуги, решил не звать ее и расседлать обоих коней сам. В конце концов, это было не сложно, а Ромуальда он нагружать не хотел.
Зато, когда вошел в спальню, понял, что хочет нагрузить парня по полной программе. Чем-нибудь тяжелым, типа чугуна. Цепью шею обмотать, к булыжнику пристегнуть и толкнуть с обрыва в море.

Вечером, после отбоя, Флориан заметил, что новичок направился в душ. Сплетник тоже решил заглянуть туда, захватив зубную щетку и сделав вид, что очень-очень озабочен белизной собственных зубов. До десяти лет он носил пластинку, так что, как бы его ни дразнили, с зубами у него все было в порядке. Он их тщательно драил, взбивая такую пену из пасты, что приходилось отплевываться каждые двадцать секунд. А сам косился на скрывшегося в темном углу новичка. Тот расслабленно стоял, подставив лицо под воду, хлещущую из душа.

В субботу с самого утра была катастрофа и паника, Хэйдан то и дело шарахался от Ромуальда, который в ярости искал, чем бы закрыть шею. Как он ни старался, а ворот рубашки «удачно» открывал бордовое пятно, над которым смеялась уже почти вся команда, за исключением Габриэля, серьезного, как всегда, скромных Гарольда и Робина. И, конечно, Арнольдо, который мрачно смотрел на Хэйдана, в конец обнаглевшего по его мнению.