А утром сонное царство разворошила Ева. Дитрих только начал просыпаться, ему снился сладкий сон легкий, как облака над столицей Объединенного Королевства, по которой принц очень соскучился. Ему снился дом, где все просто и знакомо, где нет лжи и опасных интриг, грозящих чести. Дитрих расслабился и вовсе не ожидал подвоха.

Нойка больше всего на свете ненавидела ждать. А ей приходилось делать это довольно часто. Все началось в ее детстве, то есть тогда, когда Касандер впервые велел ей открыть глаза, и она из глиняной куклы превратилась в живое существо. С тех самых пор она постоянно находилась в состоянии ожидания.

Дитрих развернул свиток и прочел скачущую рябь текста, что набросал ночью в перерывах между чутким нервным сном и лихорадочным бодрствованием воспаленного мозга. В глаза ударили болезненные строчки и заставили сердце сжаться. Но Дитрих продолжал читать, желая унять боль многотысячным, набившим оскомину, повтором. Он верил, чем больше раз он прочтет, тем проще будет смириться с произошедшим, а вчерашний день потеряет свою остроту за пеленой сухих букв. Но не помогало...

Драго вальяжно раскинулся на софе, задрав ногу на спинку. Нойка давно ушла на поиски Дея Крочи, а маг заслуженно отдыхал. Его взгляд нет-нет да и касался кристальной формы из-под амулета, который он сделал для Нойки. Его смертоносность заключалась в магии льда. «Леденящая звезда» — ударное заклятие уровень семь, меняла структуру крови, превращая ее в лед и разрывая человека изнутри на сотни обмороженных кусочков.

Вообще архатейский перебежчик неплохо обосновался во вражеском лагере. Собранные сбережения открыли двери любых салонов и домов знатных господ, а обилие диковинных магических безделушек для продажи, так скрупулезно систематизированных в каталог, позволило ему мастерски создать образ заграничного купца, который не печется ни о чем, кроме прибыли. Но на самом деле всего за несколько дней Хизу развернул бурную деятельность по поддержке оппозиции.

Он старался думать о чем-нибудь противном, например представлял лицо Драго в минуты его особой злобы, но возбуждение все равно охватывало все тело. Барон не мог устоять против юного очарования принца.

Но неожиданно кто-то шикнул из-за угла стены и Тау, напуская на себя суровый вид, обернулся. Из-за каменной стены выглядывал Драго и махал ему рукой с разодранным на плече рукавом.

Нойка сидела на краю кровати и заплетала косички из волос Дитриха, скованного колдовским сном. Он стонал сквозь дремоту и пытался пошевелиться, но незримые нити мешали ему. Веки плотно прижимали волшебные сгустки энергии. Взяв кончик черной пряди, Нойка пощекотала ей под ноздрей принца, тот зашевелил носом и застонал. Девушка повторила попытку, снова ввергая Дитриха в новую серию сонных истязаний. Принц зашмыгал носом, а потом тихо чихнул. Нойка покатилась со смеху. Эту штуку она проделывала уже не первый раз.

Ив сидел за длинным дубовым столом, рассчитанным на человек двенадцать. Таких в помещении столовой было штук сто, не меньше. Несвойственную Архатейской культуре тяжелую мебель завезли из Эф, раньше маги располагались на полу на парче, ели медленно, приправляя блюда листьями жевательных растений и неторопливыми беседами. Теперь же все было поставлено на поток и время летело с бешеной скоростью, не оставляя привычной неторопливости ни единого шанса.

Для Дитриха наступили черные времена. Все последние трагические события: смерть нерожденного брата, убийства в замке и страшная правда об отце, наложили на душу молодого принца печать печали. Он перестал смеяться и все время проводил в одиночестве. Постоянно приходилось прокручивать диалог с Драго, который лег на сознание осадком омерзения и грязи.

Ив быстро разделался с делами совета и оказался свободен. Проверка замка и всех слуг, естественно, ничего не дала. Ему оставалось лишь развести руками и уверить короля Тау в тщетности поисков. Иву это превосходно удалось, все поверили. А как не поверить, если барон самозабвенно клялся честью фамилии и предлагал голову на отсечение, если он солгал королю перед лицом всего совета?! Но, в любом случае, клятвопреступление осталось в первой половине дня, и поэтому в наступающей второй можно было предаться праздному веселью с другими, не менее свободными, боевыми магами.

Прошло около двух часов после того, как Драго покинул деревню. Он миновал бесконечное поле мертвой травы и вышел за границы Кайской долины. До королевского замка оставалось дня полтора ходу, однако он вполне мог оказаться там раньше, не делая остановок и вынужденных привалов. Торопиться особо было некуда, но Драго привык к бешеной гонке со временем, и поэтому все равно по привычке шел быстро.

Соломенная высохшая трава послушно ложилась под ноги, нагибаясь до самой земли. Она безжизненно ломалась, извергая из своих надломленных тел пыльный хруст. Скоро вся одежда путников покрылась мелкой стружкой, с лихвой заменившей дорожную пыль. Драго шел впереди. Он знал дорогу, поэтому уверенно вел компанию по зарослям через огромное поле высохшей травы, поднимающейся чуть ли не до пояса. Они прошли достаточно много, но впереди простиралось все такое же мертвенное море.

Хизу свесил ноги с деревянного прицепа и задел носками пыльное полотно земли. В воздухе остался песчаный след, вновь оседающий новым рисунком на дороге. Хизу проводил глазами блестящие песчинки и покосился на возничего абсолютно равнодушного до красоты вокруг.

Нойка заспанным, ничего не понимающим, взглядом провожала каждое метание создателя, но встать с кровати и начать действовать не решалась. Хизу напротив быстро пришел в себя, несмотря на то, что его достаточно грубо разбудил Драго. Он неспеша связывал ящик с собранными вещами, которые были представлены исключительно разноцветными кусками материи для чалмы и копиями «Пророчеств» с черновыми набросками.

Настроение Драго стремительно переменилось. Он выплеснул негатив, и теперь его переполняло чувство радости. Не находилось ни тревог, ни сомнений, ничего, что могло бы поколебать его душу. Осталась лишь сытость, такая привычная для любовников, едва покинувших свое ложе.

Драго сидел в пару придворных бань, и капельки пота скатывались с его обнаженного тела. Вода омывала щиколотки, приятно щекоча тело. Драго замер, скрестив ноги и обняв их руками. Он даже не двигался и, казалось, боялся шевельнуться. Скомканный черный балахон валялся в углу раздевалки.

Дитрих медленно шел по коридору замка, его сопровождал сам Нару, точнее сопровождали големы, тащащие платформу со спящим советником. Принц недоумевал, зачем старику понадобилось выводить его на прогулку, если не для разговора. Однако за три часа совместно проведенного времени Нару не проронил ни слова и благополучно заснул менее часа назад.

Драго самозабвенно насвистывал под нос веселый мотив и разорял королевские сады на парочку-троечку редких плодов, которые имели неосторожность там произрастать.

Тау стоял у окна и озадаченно листал потрепанную кипу бумаги. За окном луч солнца играл на площадке, то, освещая, то, наоборот, оттеняя лепестки цветов на клумбе. На стекло села ленивая муха, жирная с зеленым пузом, такие чаще посещали скотный двор, нежели королевские сады. Тау ударил по стеклу, и сонная муха камнем сорвалась вниз, на ходу вспоминая о данных природой крыльях.

В королевских покоях царило беспокойство. Разгневанный Тау ходил по комнате, и его белоснежные одежды развевались на каждом резком решительном шаге. Он вышел из себя. В воздухе висело облако с изображением Сигизмунда, спокойно дожидающегося, когда брат успокоится и вновь перейдет к изложению сухих фактов.

По залам замка катилось заунывное пение погребального хора, надрывные женские голоса протяжно тянули ноты к небу. Мужчины молчали. Всем придворным магам было велено снять с себя разноцветные пояса отличий и остаться в строгом черном облачении. Яркие цвета занавешивались темным драпом, покрывающим многообразие красок мрачной дымкой. Убавив концентрацию метана, приглушили свет в лампах.

Ив зашел в покои в надежде застать Драго, но его встречал расслабленный Хизу с кальяном в руках, вальяжно растянувшийся на топчане.

Белые цветы величиной с ладони украшали гладкий шелк черных волос Нойки. Она весело прохаживалась по бортику фонтана, напевая себе под нос песню и пританцовывая в такт незатейливой восточной мелодии. В ее фиалковых глазах отражалась вода, играя всевозможными оттенками сирени. Синий сюртук и полосатые гольфы, надетые под короткие черные капри, невообразимым образом сочетались с венком из магнолий, добавляя в образ трогательного озорства.

Всю ночь Хизу не мог уснуть. Он ворочался на принесенной слугами софе, запутываясь в простынях и укутываясь в одеяло. Но все равно звуки, доносящиеся с кровати, мешали и раздражали до безумия. От бесконечного скрипа по телу Хизу бегали нервные мурашки, а тихие стоны и тяжелое дыхание вызывали отвращение, которое безжалостно подступало к горлу.